Сергей Коковкин:

Источник: Памяти Сергея Юрского — Петербургский Театральный журнал, №1, 2019

Это было три недели назад. Я сдавал в печать свою последнюю книгу под категоричным заголовком «Занавес!». В издательстве спросили — кто напишет предисловие, и я позвонил Юрскому. Он ценил мою предыдущую книгу «Я научу вас свободу любить», как-то раз обсудив ее со мной неожиданно азартно и подробно.

И я рискнул вновь услышать его отклик.

Сережа согласился, пояснив, что отзыв бывает трех родов — как предуведомление, как заключение и как восклицание.

— Я выбираю последнее, — сказал Юрский. — Все будет готово к Крещению.

19 января я позвонил ему.

— Я написал, — бодро заявил Сережа. — Текст знатный. Но тебе я читать не буду. Пусть позвонит мне редактор.

Когда Елена Сергеевна позвонила ему, он попросил ее взять карандаш и бумагу и объявил:

— Я буду вам диктовать.

Алексеева робко спросила, нельзя ли прислать текст по электронной почте.

— Нет, — решительно ответил Сережа. — Тот Юрский, которого вы знали, не существует. Его больше нет. Он умер. Пишите…

Окончив чтение, он попросил поставить дату. Елена Сергеевна пыталась возразить, что число в тексте вовсе не обязательно, но Сергей заверил ее, что в данном случае оно для него просто необходимо. Неужели он предчувствовал, что это последнее его высказывание?

В книге «Занавес!» теперь навсегда поставлена точка. 19 января 2019 года.

СЮ о книге Сергея Коковкина: 

«Актёры как цыгане – кто в таборе родился, тому уже оттуда не выйти. Серёжа Коковкин – сын актёра и дитя театра. Впрочем, как и я. Это нас роднит. Он не просто хорошо обученный театральному делу, он впитавший его тайные законы с материнским молоком. 

СЛОВО – вот наш девиз и наш инструмент, и наш кумир. В нынешний век всюду проникающих технологий таким людям нелегко. Тем интереснее, тем важнее вслушаться, вчитаться, вглядеться в их борьбу за своё природное право творить и проповедовать СВОЙ ТЕАТР. 

Знаю Сергея Коковкина как актёра-партнёра – вместе играли в пьесе С. Алёшина «Тема с вариациями». Знаю его как взволнованный, благодарный зритель – много раз смотрел, как они вместе с Натальей Теняковой играли драму жизни супругов Толстых в пьесе самого Коковкина «Если буду жив». Знаю его как драматурга-мыслителя – много читал его и немало обсуждено в разговорах. Раз пришло желание собрать всё вместе, значит пора такая – время глянуть на долгие труды как на целое. 

Всячески рекомендую сегодняшним читателям заново пересмотреть или впервые познакомиться с творчеством одного из ярких людей времен высокой волны театра – актёра, драматурга, режиссёра и педагога Сергея Коковкина. Сергей Юрский. 19 января 2019 г.»


Текст, написанный Анной Родионовой к вечеру памяти Сергея Юрского в Центральном Доме Актера (16/03/20).

Источник

Когда думаешь о Юрском, приходит в голову такой жанр: «бегунок». Было такое понятие — при перемене места работы или жительства надо было обегать все места, где ты мог чего-то украсть или задолжать: столовую, библиотеку, местком. И с этим полным списком вырванных с большим усилием подписей человек благополучно отбывал в иное измерение. На новое своё место.

Театры, где служил Юрский, дают положительную характеристику: он никому ничего не должен. Он честен. 

Издательства горюют над тиражами, но надеются выкрутиться — книги Юрского спасают бумажную литературу.

На телевиденье большой запас передач с артистом. А передачи в места не столь отдаленные, не разрешены по цензурным соображениям. 

Кинематограф надеется на клонирование в самом ближайшем времени. Гонорары останутся государству. А сам пусть там летит.

Характеристика из МИДа: не замечен, не обнаружен, безвреден, не возражаем. Пусть его! 

Настораживает справка из жилищной конторы:

Юрский — это человек из Космоса, Человек ниоткуда…

Один моссоветовский актер, раздраженный рациональным театральным высказыванием Сергея Юрьевича, однажды сказал о нем: Это не человек, это машина.

Это действительно самая могучая человеческая матрица, созданная когда-либо Господом Богом. В нем сочетание гигантского запаса памяти, всеобъемлющего количества резервных копий, неисчислимого разнообразия поэтических строк и глубокого понимания природы поведения человека на этом свете. 

И при этом сильное человеческое сострадание к самой сути — зачем мы живем, кому мы обязаны самим сроком нашего краткого бытия в этом физическом мире, за что дано маленьким людям, запутавшимся в семейных отношениях, в политических пристрастиях, в магазинных покупках такое хилое удовлетворение в конце жизни под названием: «Мы тебя никогда не забудем». А при этом по еврейскому календарю осталось человечеству вообще ничего — несколько сот тысяч лет. Солнце тоже долго не протянет, сколько можно освещать этот дебильный мир. Кто тогда кого не забудет?

Без него стало холодно даже в нашу плюсовую зиму. Без него стало пусто в забитых пробками московских улицах, без него стало одиноко взыскующей покоя душе: 

— Нам сейчас очень плохо. Сережа, скажи, что там за горизонтом? Дай знак!

Конечно там, куда этот бегунок оформляется, много хороших людей.

Но он и там одинок. Потому что Юрский — это книга бытия. 

Сережа, мы тебя любим.