И.Шток Беспокойная жизнь профессора Полежаева. Литературная газета 17 июля 1970 года

КАК БЫ надо начать рецензию о новом спектакле по старой, очень старой пьесе? После знаменитого фильма и постановок на сотнях сцен этой широко известной пьесы Л. Рахманова я шел в театр с опаской. Что, казалось бы, нового можно обнаружить в образах профессора Полежаева, его жены, его учеников?..

Но, откровенно говоря, я так не думал. Иначе бы не пошел.

Сперва, действительно, на сцене Большого драматического театра имени Горького ничего нового я не увидел. Почти та же (за некоторыми исключениями, о которых напишу ниже) пьеса. Почти та же огромная петербургская квартира. Однако потом… Это была уже знакомая мне история профессора Полежаева, но рассказанная совсем иначе, чем в фильме «Депутат Балтики» Черкасовым, Зархи, Хейфицем, чем в постановках разных театров. Впрочем, зачем сравнивать.

Путь сравнений не самый лучший в искусстве. Главное достоинство нового спектакля БДТ в том и состоит что смотришь «Беспокойную старость» будто впервые. Это — первое чудо.

Знаешь почти наизусть монолог Полежаева, а слушаешь его так, будто никогда не слышал. Эту роль исполняет Сергей Юрский. Талант его общеизвестен и любим. На протяжении одного месяца он предстает перед публикой то пылким Чацким, то коварным Ричардом, то жуликом Остапом Бендером, то трагикомическим полицей- ским-неудачником… Галерея образов, созданных артистом в кино й театре, разнообраз

на и удивительна. А вот теперь еще этот старик-ученый со скучным скрипучим голосом, завернутый в плед, злой и нетерпимый. А в общем, старик замечательный и великий…

И это — второе чудо.

…В квартире у Полежаева идет обыск. Ищут запрятанные драгоценности и продукты. Разумеется, ничего не находят. Потоптавшись в дверях, «обыскиватели» собираются уходить. Из кабинета выскакивает Полежаев и кричит: 

-Карандаш! Кто взял мой карандаш?! Немедленно верните!

Но карандаша никто не брал. Растерянные лица солдат и матроса. Полежаев смотрит на них.  Он н сам понимает, что никто его карандаша не крал. 

— Это я так. На всякий случай.

И, резко повернувшись, уходит в свой кабинет.

И сразу — без ненужных объяснений, без лишних слов мы угадываем и вспыльчивость профессора, за которую ему тут же становится стыдно, и причину смущения матроса, и обстановку голодного города, и желание старика юмором смягчить недоразумение…

Или еше сцена. Кабинет Полежаева.

Обычно ее играют так. На столе раскрытые книги, справочники, груды бумаги. В них роется ученый. Что-то находит, быстро записывает в тетрадь, опять роется, снимает и надевает очки.

В этом спектакле он сидит на верхней ступеньке стремянки, на фоне книжных полок. Лицо совершенно спокойно. Руки на коленях. Он не двигается. Думает.

— Я занят! — кричит он, — Я работаю!

И вдруг становится понятно, что он, профессор Полежаев, сейчас сильнее всех людей на земле. Он думает. И мысли его устремлены в будущее. 

В спектакле возникает новая тема. Нет, не совсем новая, она была и в пьесе, но обычно она проходила как-то вскользь, мимоходом, как нечто само собой разумеющееся. Ведь эта тема так проста, общеизвестна! Но в спектакле она расширилась, выросла, получила действенное развитие. Когда человек увлечен, поглощен, захвачен любимой работой, она становится для него главным, целью, опорой, зашитой, смыслом существования. И человеку не страшны никакие тяготы жизни — ни холод, ни голод, ни одиночество, ни измена друзей, ни неблагодарность учеников. Человек счастлив тем, что может трудиться.

Таков Полежаев в исполнении С. Юрского, Таков этот спектакль, скромный внешне, не старающийся развлечь зрителя вставными номерами, не пользующийся модным в наше время приемом «аллюзии», тонкими намеками на толстые обстоятельства, желанием укусить, но так, чтоб к кусающему было трудно придраться… Действующие лица здесь говорят именно то, что они хотят сказать, никакого двойного, тройного и четверного

смьтсла спектакль не имеет, В этом — его целенаправленность, его строгость, его монографичность.

Противопоставление одного Полежаева большой группе ученых, не принявших в первые годы Октябрьской революции большевиков, давало повод иногда трактовать это произведение как «анти- интеллигентское». Сцена бойкота профессора всеми другими профессорами вызывала недружелюбное чувство к старым петербургским ученым в целом.

В спектакле Товстоногова этого нет. Отнюдь нет. Ошибки и заблуждения представителей старины не отождествляются с ученым миром. Наоборот! Спектакль воспринимается как гимн передовой русской интеллигенции, навеки связавшей свою судьбу с Коммунистической партией. 

Большой драматический славится своим ансамблем. И тут, в этом спектакле, все роли сыграны отлично. Деликатная, но непреклонная Мария Львовна Полежаева — Э. Попова, и преданный профессору его ученик Бочаров— О. Басилашвили, и оппортунист Воробьев — М.Волков. и простодушный матрос Куприянов — В. Кузнецов… Роли сыграны — филигранно, они запоминаются, их узнаешь.

Убедительно и впечатляюще, строго и скупо, без унылых бытоподробностей, но и без надоевшей театральной условности оформление художника Б. Локтина. Здесь только то, что помогает раскрыть главную тему, показать образ революционного, борющегося и страдающего великого города.

Для этого спектакля Л. Рахмановым и театром создан новый, отличающийся от старого вариант пьесы. Исключены дидактика и ненужные бытовые подробности, введен эпически бесстрастный голос Ведущего,(арт. Е. Копелян) Неумолимо развивается мелодия слияния человека и Революции. И, вы знаете, интересно! Очень интересно смотреть спектакль, в котором без ложной патетики, очень скромно, но весьма наглядно и убедительно рассказано, как один старик продлил свою жизнь на много десятилетий вперед.

Пьеса «Беспокойная старость» написана тридцать три года тому назад. Профессору Полежаеву, празднующему в пьесе свое 75-летие, теперь далеко за сто. А он все живет и живет. И умирать не собирается… Беспокойная старость — завидная доля.