- Сергей Юрский. [Мои последние художественные впечатления] — Итоги, №43 / 437 (25.10.04)
- Сергей Юрский: В мире не говорят о России. — Конкретно.ru 2004?
- Сергей Юрский: «Большинство сериалов чудовищны». — Сергей КОЧНЕВ. Радио «Старый город», Елабуга , 2004
- Сергей Юрский: «Слово начинает приподниматься» — Анатолий Стародубец. Trud.ru (Витебск) № 144 за 04.08.2004
- Сергей Юрский: «Помню шутки, спасибо за серьезность» — Новая газета, 27.09.2004
Сергей Юрский. [Мои последние художественные впечатления] — Итоги, №43 / 437 (25.10.04)
— Мои последние художественные впечатления на редкость сильные и на удивление позитивные. Что, к слову, нынче случается весьма редко. Один вечер я провел в консерватории на концерте памяти Альфреда Шнитке. Солировали Гидон Кремер, Татьяна Гринденко и хорошо мне знакомая Лера Ауэрбах, исполнившая фортепианную партию. На мой взгляд, это потрясающее явление: сочинения Шнитке были поразительным образом сыграны талантливыми музыкантами.
Затем смотрел драматический спектакль «Три сестры» в постановке Петра Фоменко. Впервые за долгое время я увидел Чехова, который был Чеховым. Мне кажется, и режиссер и актерский ансамбль заслуживают высшего балла за постановку и игру.
Наконец, телевидение. И опять Антон Павлович. По телеканалу «Культура» показывали фильм «Чайка» в постановке Сидни Люмета. С великолепной Симоной Синьоре и Ванессой Редгрейв, с которой меня когда-то связывали замечательные отношения. И опять это был истинный Чехов, хотя и в постановке американского режиссера.
Сергей Юрский: В мире не говорят о России. — Конкретно.ru 2004(?)
– У Сергея Юрского есть персонаж, вызывающий резкую антипатию, герой, которого бы никогда не захотелось сыграть?
– Забавный вопрос! Таких ненавистных нет, но есть те, которых я называю «не моими». Они просто не подходят к моему амплуа и не интересны мне. И это достаточно большой список. Например, я бы никогда не стал играть Ромео, потому что он мне не симпатичен, никогда не тянуло сыграть Гамлета… Причем справедливости ради надо сказать, что я не считаю эти роли плохими. Просто они не мои.
– Какие же тогда ваши?
– Кориолан, Меркуцио, Клавдий, если брать на примере Шекспира.
– По-вашему, актерское противостояние Петербурга и Москвы в чем выражается?
– У столицы и Санкт-Петербурга очень разные школы, в корне отличные друг от друга.
– И как вы относитесь к понятию актерской школы?
– Хорошо отношусь. Она должна быть и она есть в России, но может вскоре умереть. Потому что если подобные вопросы задаются, это показатель того, что она больна. Если зритель не ощущает актерскую школу, значит, она уже стирается. А это страшно. Я сам, несомненно, чувствую себя представителем именно ленинградской школы.
– Ваше отношение к возрасту… Вы его замечаете или не обращаете на годы внимания? Есть ли время, в которое Сергею Юрскому захотелось бы вернуться?
– Время я замечаю, к сожалению, очень сильно, и стараюсь его каким-то образом корректировать, что очень непросто… Но я человек в достаточной мере трезво оценивающий ситуацию, объективно смотрящий на реальность, поэтому времени, в котором я бы снова хотел оказаться, у меня нет и быть не может. Я понимаю, что это нереально.
– Есть ли у Сергея Юрского чувство уверенности в завтрашнем дне? Сегодняшнее руководство страны способно дать эту уверенность?
– Отношение к правительству у меня менялось много раз, поэтому не могу сказать ничего однозначного. Скорее у меня есть чувство тревоги, связанное с движением всего человечества не в ту сторону. Все, конечно, живут по-разному, но есть общий вектор, который вызывает тревогу. Меня тревожат тупики богатства и тупики бедности, идущие параллельно. Это серьезная проблема страны.
– Санкт-Петербургом руководит женщина…
– Я думаю, что нет большой разницы – женщина или мужчина. Выбор уже произведен и решено, что женщина, возможно… это даже некая свежесть. Ничего против я сказать не могу. Я не могу оценивать ни деятельность Валентины Матвиенко, ни ее личность. Я с ней не знаком, и я не живу в Питере.
– А что говорят об этом в Москве?
– В столице не говорят об этом. Как в мире не говорят о России. Не так уж это все интересно для мира. Как, впрочем, для москвичей – Петербург. Для современной жизни женщина на руководящем посту – это нормально. В России сейчас произошла некая революция, разбудившая новые ресурсы. Появившиеся деятельные женщины, так называемые «бизнес-вумен», – это показатель долго спавшей энергии. Сейчас перед ней открылись широчайшие перспективы, появились интересные варианты. И это совсем не плохо. Но, как и любое новое явление, оно имеет и отрицательные стороны. Помимо энергичных деловых женщин появились отвратительно наглые, богатые, «взлетевшие» и «нуворишеские» бабы-хозяйки. Я таких знаю. А это уже неприятно. Но в целом я вижу колоссальный подъем энергии женщин как руководителей, как хозяев жизни – вопреки мужчинам или наравне с ними. Чаще всего все же вопреки. И у многих женщин наконец-то появилась возможность проявить себя в полной мере, а не играть роли второго плана.
– Как вы относитесь к понятию «культовое кино», и существует ли оно вообще?
– Оно безусловно существует. Раньше, правда, у нас это называлось иначе – народное кино. Я неоднократно слышу: «Мы делаем культовую картину!» Такие утверждения должны быть доказаны длительным по времени вниманием зрителей. Для меня в этом понятии есть нечто фальшивое. Культ планируется заранее! Я это наблюдаю довольно часто. И людям, создающим это самое «культовое» кино, такие трюки удаются. Конечно, это зависит от того, сколько вкладывается денег, в каком темпе и в какие места. К этому кино я отношусь подозрительно. Как это так?! «Мы делаем культовую вещь, и мы привлечем внимание зрителей, и мы заставим их это сделать, потому что мы затратили столько денег и надеемся получить в пять раз больше. И поэтому мы будем говорить, что это культ, культ, культ!» Культ должен происходить естественным образом. Когда художник что-то создает, а люди к этому произведению тянутся – сами, по собственному желанию.
– Какие фильмы вы для себя можете назвать культовыми, любимыми?
– У меня очень много любимых фильмов. В свое время я часто пересматривал «8 1/2» Феллини. Из отечественных – это любимый режиссер Данелия: «Осенний марафон», «Мимино» и «Кин-дза-дза!». А еще я обожал фильм «Июльский дождь» Хуциева. Не могу не вспомнить картины Швейцера, в которых я снимался. «Золотой теленок» стал по-настоящему народным фильмом, как, впрочем, «Любовь и голуби». Являются ли они культовыми – вам судить, а то, что это народные фильмы, – точно! Не подходит словечко «культовый» к таким картинам. Культ создается определенными усилиями, идеологическими или финансовыми. «Белое солнце пустыни» – фильм, прошедший испытание временем. Он до сих пор популярен. Его можно было бы назвать культовым, но мне все-таки ближе слово «народный», потому что он любим именно народом.
————-
Сергей Юрский: «Большинство сериалов чудовищны». — Сергей КОЧНЕВ. Радио «Старый город», Елабуга , 2004
Народный артист России Сергей Юрский — актер «без параллелей»: в нашем театре и кино он — «эксклюзив», не имеющий аналогов. А потому встреча с ним — всегда событие.
— Сергей Юрьевич, почему после школы вы поступили в университет?
— Очень просто: меня не приняли в театральный институт. Но учеба на юридическом факультете для меня — счастливое время, и университет для меня — та основа, база, на которой я возрос, потому что я сперва стал актером университетского театра.
— Какое место занимал БДТ в жизни Ленинграда?
— БДТ был больше, чем городской театр, — он был театром страны. Это духовный наставник, властитель дум. Для меня было счастье работать там. Оттого, что в стране насаждались бездуховность, подчиненность, именно здесь человеческая природа играла на плюс и люди стремились к освобождению духа.
— В одном из интервью вы сказали, что актерская профессия постепенно исчезает, и виной тому во многом телесериалы…
— Нет, сериалы — это параллельная вещь. И профессия не исчезает, она подменяется. Обучение, традиции русского театра теперь подменяются простым словом «играться». Актерская профессия перестает быть пристанищем мастеров, очень много людей случайных, приспешных, и поэтому те, кто мастера, а они по-прежнему есть, незаметны, или почти уже незаметны. Театр был церковью, университетом, а сейчас это место развлечения, это ближе к другому искусству, к которому я тоже имею отношение по происхождению: я — цирковое дитя. Это ближе к цирку, но к духу не имеет отношения.
— Вам попадался когда-нибудь сценарий хорошего сериала?
— Нет, но как зритель видел хороший сериал «Идиот», видел очень подозрительный по моральному направлению, но художественно очень убедительный сериал «Бандитский Петербург». Я ценю работу ныне покойного моего товарища по сцене Николая Волкова в большом сериале, который имел очень много сильных серий, про часовщика — там все было сильно художественно и профессионально. Это бывает, но большинство сериалов чудовищны.
— Ну хотя бы «Участок» с Сергеем Безруковым вам понравился?
— Не совсем, потому что не очень правдиво показана деревенская жизнь.
Вообще собрание звезд — это плохой вариант, во всяком случае, для театра. В театре должны играть те, кто лучшим образом справится с данными ролями, а не просто люди, известные по экрану, под них подыскивать произведение — это вариант худший. В БДТ звездами были все, но установка Товстоногова была иная — он отталкивался от роли, а не от актера. Кстати, в 60-е годы я очень много снимался, но тогда серия делалась год! Поэтому за всю жизнь у меня всего 30 фильмов, а не 300, как у сегодняшних артистов.
— Для многих телезрителей вы прежде всего Остап Бендер из «Золотого теленка»…
— Я обожаю эту роль!
— Почему вы не снялись в той же роли у Леонида Гайдая или Марка Захарова в их экранизации «Двенадцати стульев»?
— Мне не предлагали. Да я бы, наверное, и не согласился. Хотя не думаю, что Бендер в исполнении Миронова относится к удачам этого выдающегося артиста. Гайдай сделал фарс, комедию положений, это возможно. А вот оперетта, мюзикл этим авторам противопоказаны, и поэтому там неверно был выбран жанр. Бендер, который поет песенки, это не Бендер!
— Кто-то из нынешних литераторов вам нравится?
— То, что мне представляется заслуживающим внимания, никак не входит в массовую читательскую сферу, а то, что входит в массовую читательскую сферу, — вещи однодневные, литература наркотического времени. В этой литературе иногда бывают очень яркие образы, как рисунки шизофреников. Болезненность как направление существует во всей мировой литературе, в том числе и нашей тоже. Говоря очень односложно — мозги сдвинулись! И меня это очень тревожит!
— И по традиции — ваши пожелания нашим слушателям и читателям?
— Я бы хотел приехать к вам, полюбить вас, потому что прибавка любви в атмосфере полезна и хороша. Чтобы мы стремились друг друга узнать, чтобы у нас не царствовало равнодушие и не царствовали эти пустые пожелания, которые похожи на мыльные пузыри.
Сергей Юрский: «Слово начинает приподниматься» Анатолий Стародубец. Trud.ru (Витебск) № 144 за 04.08.2004
Он родился в цирковой семье, учился на юриста, но увлечение театром пересилило все остальное. В постановках Георгия Товстоногова на сцене ленинградского БДТ Юрский сыграл свои самые известные театральные роли. Однако настоящая слава пришла к нему благодаря кино. Картины «Человек из ниоткуда», «Время, вперед!», «Золотой теленок», «Король-Олень», «Место встречи изменить нельзя», «Ищите женщину», «Любовь и голуби» закрепили за ним репутацию яркого характерного киноактера. Кроме того, Юрский известен как автор книг «Кто держит паузу», «В безвременье», «Жест», «Содержимое ящика»…
Мы встретились в Витебске. На фестиваль искусств «Славянский базар» Сергей Юрский попал впервые. Белорусскому зрителю он показал свой новый спектакль-монолог «Домашние радости», основанный на его собственных текстах из вышедшей недавно одноименной книги. Встреча артиста с журналистами началась с обсуждения этой работы.
-Сергей Юрьевич, в ваших «Домашних радостях» нередко встречается ненормативная лексика. Как вы себя чувствуете, когда произносите со сцены «непечатные» слова?
— Я себя чувствую «в характере», в образе. Для меня «Домашние радости» — это свободный разговор со зрителем, где есть вступление, комментарии и собственно актерская игра. Грубость или матерщина в жизни для меня не просто омерзительны, я считаю их крайне опасными. Они нарушают равновесие человеческого существования. Но вообще речь изменилась, и без некоторых слов и словечек современный человек не обходится. Как, допустим, мой персонаж в пьесе чешского драматурга Павла Когоута «Нули» в постановке МХАТа не может обходиться без грубости. Что тут скажешь — таков изображаемый автором социальный слой… Эта проблема требует серьезного анализа и отдельного разговора.
— Ваш дебют в большом кино в качестве режиссера-постановщика — психологический триллер «Чернов/Chernov», снятый по вашей же повести, — получил главный приз сочинского «Кинотавра-91». Почему вы больше не снимаете?
— В этом году я поставил по собственному рассказу комедию «Случай с доктором Лекриным», которую уже показал телеканал «Культура». Я удивился, что опять испытал позабытое удовольствие от работы с изображением, монтажом, музыкой — всем тем, что в сочетании и составляет кинематограф. Но еще раз убедился, как сильно изменились времена. Сейчас в кино нужно иметь собственную структуру, свое дело. Я с этим опоздал. У меня даже нет своей театральной труппы: с большим трудом собираю на спектакли нужных мне по замыслу актеров. Все почему-то очень заняты, о каждом движении нужно отдельно договариваться и, само собой, оплачивать. У меня на всю эту суету нет ни времени, ни сил.
— В связи со скандальными событиями на подмостках российской эстрады сейчас широко обсуждается тема: «талант и вседозволенность». Что вы думаете по этому поводу?
— Полагаю, что известный человек волен быть каким угодно. Это останется на его совести и будет большим подспорьем для литераторов, которые впоследствии напишут разоблачительные вещи: дескать, в своем искусстве он представлялся нам одним, а на самом деле был другим. Дальше можно рассказать его порочные тайны: что-то преувеличить, что-то досочинить.
Я возражаю только против одного. Если раньше говорили: кто талант, тот всегда и подлец, то теперь формулу перевернули: кто подлец, тот всегда и талант. Это опасное заблуждение становится девизом для молодых людей. В мое время в богемной среде в моде было пьянство, поскольку многие великие актеры крепко выпивали, и молодым казалось, что именно с пьянства надо начинать. Однажды к Николаю Константиновичу Симонову, который, как известно, был неравнодушен к чарке, на нетвердых ногах подошел «побрататься» один начинающий актер. Симонов справедливо урезонил его хлесткой фразой: «Не по таланту пьешь!»
Уверен, что талант — это всего лишь инструмент. Как молоток, например. А куда этот молоток прибьет гвоздь, и что на этот гвоздь повесят — это совершенно другой разговор. У тебя, может, и талант есть, но ты не ту доску и не туда прибил. И все это пойдет только во зло. А зло от таланта намного опаснее, чем зло от бездарности.
— Вы так глубоко погружены в классику, а современность вам интересна?
— Конечно. Но слишком многое из того, что меня сегодня окружает, к сожалению, мне чуждо. Например, одно из самых употребляемых сейчас слов — «терроризм». Эта мрачная туча, нависшая над человечеством, кажется мне признаком всеобщей варваризации. Люди стали позволять себе то, о чем еще полвека назад страшно было даже подумать. И здесь мы не можем пройти мимо проблемы шахидов — людей, готовых по непонятным для нас причинам разорвать себя на куски с целью лишить жизни других людей, случайно оказавшихся рядом. Ссылаясь на Бога — Аллаха, Будду, Иисуса, — люди совершают неправедные поступки, от которых на земле происходят перемены отнюдь не в лучшую сторону.
Все это мне и чуждо, и страшно, и — не могу не признаться — интересно. Так же, как нас завлекают фильмы, наполненные кровью. «Ах, как надоели эти кровавые зрелища. Сколько можно?» — говорим мы часто, но нельзя не признать, что они нас буквально гипнотизируют. Хотя я с трудом досмотрел фильм Квентина Тарантино «Убить Билла-2». По-моему, это мещанский, пошлый и сусальный фильм, который почему-то выдают за эталон мирового кинематографа. Вся его ценность в обилии сцен жестокости. К сожалению, зрители приучены к насилию. Мир наркотизирован насилием в искусстве. Оно в таких количествах загнано в нас, что без него мы уже ни читать, ни смотреть ничего не можем. Это очень серьезная и страшная проблема.
— А вы для себя какую тактику борьбы выбрали?
— Единственным спасением для меня сейчас остается ирония, насмешка. Я не нахожу в себе мощного призыва проповедовать: давайте сделаем так — и будет лучше. Я могу только предложить: давайте надсмеемся над этим совершеннейшим кавардаком, в котором все мы вольно или невольно участвуем.
— Как вы относитесь к современной российской драматургии?
— Она потрясает меня своим обилием. Недавно я был председателем жюри конкурса драматургов «Действующие лица», в котором участвовали пьесы, написанные за последний год. Нам пришлось прочесть их совершенно несусветное количество — 500 штук. Но выбрать хотя бы 10 приличных оказалось делом трудным. Уровень — крайне низок.
Недавно в одной газете встретил интервью с двумя «великими драматургами», которые «завоевали мир и переведены на все языки». Это братья Пресняковы. Я видел в постановке Кирилла Серебрянникова их пьесу «Терроризм». Мне это, прямо скажу, чуждо и как зрителю просто не интересно. Это развлечение для маргиналов, их в нашем обществе сегодня немало.
У нас есть уральская школа драматургии во главе с Николаем Колядой. Есть московская школа, связанная с несомненно интересными Михаилом Угаровым и Еленой Греминой. А молодая драматургия стала появляться, как грибы в неспокойные годы. Когда их слишком много, то народ говорит: это не к добру. У меня такое ощущение также по поводу наших телевизионных сериалов и количества юных музыкантов. Когда симфоническим оркестром дирижирует почти ребенок — само по себе это занятное, но тревожное зрелище. А не слишком ли маленький рост, чтобы управлять целым оркестром?
— В советские времена вы издали немало виниловых пластинок со своими чтецкими работами. А сейчас искусство чтеца востребовано?
— Востребованы «живые» концерты во всех городах, кроме Москвы. Столица почему-то потеряла к этому жанру былой интерес. Пять лет назад известная радиоведущая Ольга Кулешова создала маленькую фирму, которая стала издавать на компакт-дисках «звучащее слово». А то ведь слово сейчас оказалось в униженном положении. Кругом только поют и поют. Я, например, потратил четыре года на уговоры, чтобы перевести на кассеты уже сделанного и отснятого 8-серийного «Евгения Онегина». Издал с дикой натугой. С Олей Кулешовой мы выпустили работу под названием «Концерт для четырех голосов». Это занятный подбор на двух компакт-дисках произведений Маяковского, Есенина, Мандельштама и Пастернака.
На днях у меня был разговор с людьми из возрождающейся звукозаписывающей фирмы «Мелодия». К моему великому изумлению, они сумели сохранить за собой на улице Станкевича студию в верхних этажах кирхи, которая теперь возвращена Церкви. Я вижу, как слово начинает приподниматься. Это вселяет надежду.
Сергей Юрский: «Помню шутки, спасибо за серьезность» — Новая газета, 27.09.2004
26 сентября Олегу Басилашвили исполнилось 70. В этот день юбиляр был на сцене родного Большого драматического театра в главной роли – не официальных торжеств, а спектакля «Костюмер».
«Новая» поздравляет любимого актера, а Сергей Юрский – одного из самых близких друзей.
Олег Валерьянович!
Олег! Сколько тысяч раз мы с тобой вступали в диалог – на сцене и в жизни? Много тысяч! Была ли хоть одна наша встреча, которая не начиналась бы с шутки, с остроты, с анекдота? Не было такого! И в дни радости, и в тревогах мы, прежде чем спросить о здоровье и о близких, проверяли друг друга на присутствие юмора. Все оттенки пафоса были запрещены в наших отношениях. Но сегодня, в день твоего, скажем откровенно, замечательного юбилея, я не могу, у меня не получается говорить без пафоса…
Я благодарен тебе за твою серьезность в нашей странной актерской профессии. За то, что ты на сцене, на экране, на общественной трибуне был не только носителем таланта, но носителем совести. Ты всегда был просветителем. Ты сумел сострадать чужой боли. И в драме, и в комедии ты искал и находил то, что через слезу и через смех возвышает человека. Я, конечно, мог бы перечислить твои роли — но это заняло бы целую газетную страницу. Я, конечно, мог бы выделить самые любимые из них для меня. Я мог бы припомнить спектакли, которые мы сотни раз играли вместе. Но сегодня я воспринимаю тебя цельным, во всей мощи твоего человеческого и артистического дара. Прими мои самые лучшие дружеские пожелания, прими мою благодарность за годы дружбы, за то, что в откровенном общении с тобой прояснялась реальность, которая была до этого спрятана.
Олег! В тревожное время подошли мы к черте этого возраста. Я тебе желаю мужества, сохранения присущего тебе святого отношения к служению театру. Пусть радость и улыбка будут в твоей семье! Обнимаю вас всех — дорогую Галю Мшанскую, Олю и Ксюшу. Да не потеряем мы с тобой друг друга!
Олег! А ведь ты стал актером-классиком. Даже неловко выразиться так. Однако это правда. Поздравляю тебя, дорогой! Наш путь не кончен.
Твой Сергей.
27.09.2004
Сергей Юрский 