• Артур Мехтиев. Сергей Юрский: “Исполнив роль Бендера, я сам не раз становился жертвой жуликов…” — (Витебск) 2005   
  • “Ни слова про Остапа!» Анастасия Костюкович «Белорусская деловая газета», 15/03/2005 
  • Никита Андреев. 15 минут на разговор отвел Aлeкcaндр Coлжeницын Ceргeю Юрcкoму. — «Экспресс-Новости» 18.03.2005
  • Сергей Юрский: «Зритель должен остолбенеть!» «Час» (Рига) 18.06.05
  • Сергей Юрский: «После роли Остапа Бендера в «Золотом теленке» я стал собирать игрушечных телят и коров» Лилия Музыка «Факты» (Киев). 23-Март-2005.
  • Татьяна Мигулина. Сергей Юрский: «Сталинизм — часть нашего психологического кода» — «Экономическое обозрение» (Кишинев), 4 ноября, 2005 г.

Артур Мехтиев. Сергей Юрский: “Исполнив роль Бендера, я сам не раз становился жертвой жуликов…” — (Витебск) 2005            

             Народному артисту России, лауреату Государственной премии СССР Сергею Юрскому исполнилось 70 лет. Зрителю он известен по фильмам “Человек ниоткуда”, “Не бойся, я с тобой”, “Любовь и голуби”, “Республика ШКИД”, “Место встречи изменить нельзя”, “Королева Марго”… Огромную популярность актеру принесла роль Остапа Бендера в картине “Золотой теленок”. Мало кто знает, что Юрский работал в токийском театре, где обучал системе Станиславского японских коллег. С выдающимся актером Мидзуко Судзуки он сделал два спектакля.

Юрский — автор шести книг, последняя из которых — “Кого люблю, того здесь нет”. В прошлом году он выпустил диск “Концерт для четырех голосов”, где читает произведения Есенина, Мандельштама, Маяковского и Пастернака. На последнем “Славянском базаре в Витебске” — именно там состоялась моя встреча с актером — Юрский представлял авторский проект “Домашние радости”.

— Сергей Юрьевич, вы петербуржец, живущий в Москве. Не скучаете по родному городу?

— Уже более четверти века прожил в Москве, работал в театре имени Моссовета, во МХАТе, в “Школе современной пьесы”. Конечно же, скучаю по родному городу, часто бываю там.

Петербургская актерская школа отличается от московской. Я принадлежу к петербургской — более строгой, не допускающей панибратства со зрителем, подмигиваний…

— У вас в семье три актера. Не возникает конфликтов?

— Нет. Конфликт с окружающим миром настолько серьезен, что по сравнению с ним мелкие различия между нами ничего не значат. Мы люди одного юмора, одной крови. Поэтому если смешно, то мы все трое понимаем, что это смешно…

— Как вам нынешний кинематограф?

— Я наблюдаю его падение. Мне кажется, что мировой кинематограф находится в маразме, а русский потерял то, что всегда имел: уровень профессионализма, и прежде всего — сценаристов. Не знаю почему, но зрителей увлекают фильмы, которые наполнены кровью. Мы говорим, как нам надоели эти кровавые ленты, но многих они гипнотизируют. Я с трудом посмотрел картину Тарантино “Убить Билла-2”. Она мне показалась мещанской, пошлой и сусальной. Не понимаю, почему сегодня она является эталоном мирового кинематографа.

Мы наркотизированы насилием. Оно в таких количествах загнано в нас, что мы уже без него ни читать, ни смотреть не можем. Это очень страшные времена. Я спасаюсь тем, что проповедую ушедшие ощущения, чувства и знания. Я много иронизирую. У меня квартира забита классикой, театральными программками, использованными билетами…

— В одной из ваших последних работ — в сериале “Пятый ангел” — вы лихо играете в шахматы. А в жизни вы в них играете?

— Очень люблю эту игру, но играю плохо. Кстати, Гарри Каспарова я знал мальчиком. А познакомился с ним на пляже. Как-то загорал во время отдыха, и его дядя, с которым мы играли в шахматы, показал на своего племянника: “Ты вот с кем сыграй, увидишь — чемпионом мира будет!” А сейчас мы живем по соседству, но случая сыграть не представляется. Оба мы очень занятые люди.

— Ваш герой Бендер тоже играл в шахматы. Правда, обманывал. А вам случалось быть жертвой мошенников?

— Несмотря на то, что исполнил роль самого известного мошенника, я сам не раз становился жертвой жуликов.

Однажды столкнулся с настоящим артистом. Меня обогнал молодой человек на “Мерседесе”. Вдруг он выскочил из авто и стал кричать, что я поцарапал его дорогую машину. Стал показывать царапины на ней. Трюк это известный, поэтому я понял, кто передо мной. Но говорил он очень уважительно: “Отец, дай сколько есть”. Поэтому я засомневался: может, действительно, стал хуже ездить за тридцать лет водительского стажа? В общем, дал я ему три тысячи рублей, и он тут же смылся. А я подумал, что за такой спектакль денег не жалко…

— Как вы думаете, в наше время Бендер был бы олигархом?

— У Бендера не было радости оттого, что он заработал миллион. Олигарх же, получив миллион, начинает делать из него два. А мой герой, добившись всего, сказал: “Скучно, девушки!” В наше время таких людей нет. Бендер играл на корысти, а сейчас делают упор на чувства. Корыстный человек сам не дурак, его не обманешь. На доверчивом человеке заработать гораздо проще…

— Ваш идеальный герой?

— Тот, который способен улыбнуться после разочарования или удара. Это не просто терпение, а стойкость думающего человека.

— А кто, по-вашему, идеальный актер?

— Из наших актеров таким для меня был Николай Гриценко. А из зарубежных это Аль Пачино.

— Как вы считаете, дозволено ли таланту злодейство?

— Я считаю, что зло от таланта еще опаснее, чем зло без таланта. Молодые люди теперь часто сдвигаются к хамству, как в мое время сдвигались к пьянству. Как-то Константин Симонов сказал одному актеру: “Не по таланту пьешь”. И это хорошая формула. На мой взгляд, талант есть инструмент. Допустим, молоток, которым можно забивать гвозди. А куда они вбиваются и что ими закрепляется — совсем другой разговор. Талант не цель, а всего лишь средство. Так к нему и надо относиться.

“Ни слова про Остапа!» Анастасия Костюкович «Белорусская деловая газета», 15/03/2005 

Сергей Юрский между забытым прошлым и чуждым настоящим

Трудно поверить: 16 марта великолепный Сергей Юрский будет праздновать свое 70-летие. Но факты — упрямая вещь: 50 лет актерской работы, 40 лет литературной деятельности, 30-летний стаж супружеской жизни. Негласным условием нашей беседы было «ни слова про Остапа Бендера». Ведь на пороге своего 70-летия реальному Сергею Юрьевичу Юрскому есть что сказать, что вспомнить, чему удивиться и о чем предостеречь.

Когда Сергею Юрскому был всего год, его отца репрессировали и сослали. Еще через год, в 37-м, случилась «малая реабилитация», и Юрий Юрский попал в число освобожденных. В 1943 году он (сын священника, а в ту пору художественный руководитель Союзгосцирка) вступил, веря в идеалы коммунизма, в партию, откуда был исключен шесть лет спустя.

Путь Сергея Юрьевича был не менее трудным. Придя в Большой драматический театр к Григорию Товстоногову третьекурсником театрального института, сыграв несколько главных ролей и обретя раннюю славу, он не побоялся пойти против режиссерского авторитета и поставить свой спектакль в «его» театре. Товстоногов отреагировал резко: «Мне нужен хороший Юрский-артист, а не средний Юрский-режиссер». И Сергей Юрьевич ушел из театра. Ушел в никуда. В то время ленинградская партократия буквально травила его, встречавшегося с опальным Солженицыным, писавшего вольные отзывы о поездке в Прагу как раз в момент входа в город советских танков. По политическим мотивам Юрскому был закрыт путь на телевидение, радио, на съемочные площадки «Ленфильма». Сергей Юрьевич уехал тогда в Москву, начав жизнь «с белого листа».

Здесь он реализовал свою мечту о театральной режиссуре, ежегодно снимался в двух-трех кинофильмах. А в 1968 году в его жизни случился фильм Михаила Швейцера «Золотой теленок», и роль Остапа Бендера принесла всесоюзную славу и непреходящую любовь зрителя. Юрский создает уникальный театр одного актера и сам начинает писать о человеческой ситуации эпохи позднего брежневизма.

— Я вспоминаю о тех временах лишь тогда, когда об этом спрашивают журналисты, — горько усмехается Сергей ЮРСКИЙ. — Чтобы реже спрашивали, я даже написал несколько повестей… Сегодня мне уже кажется, что гонения эти были весьма нестрашные. Это было как запрет на работу или что-то в этом роде. Да, это было неприятно, но я же не сидел в тюрьме! Мое состояние тех лет — угнетенное, временами даже испуганное — я выразил в повести «Чернов», а потом и в фильме, который снял по этой повести. После чего это прошлое я из себя изъял. Давно это уже было. В другом городе, в иной стране. Да и в другой жизни.

— Современность вам мало интересна?

— Нет, очень интересна! Но абсолютно чужда. Свое, знакомое порой не замечаешь — оно привычно. А чужое, колющее — его отмечаешь. Мне кажется, сегодня имеет место не просто измененная, а совершенно перевернутая с ног на голову шкала ценностей. Которая не просто мне, человеку другого поколения, кажется неправильной — она неправильна по отношению к самой человеческой природе. Перевернутость ее для меня очевидна: деньги всегда играли громадную роль в жизни человечества. Насилие, война присутствовали во все эпохи. Но чтобы все это заняло все наше жизненное пространство — такого еще не было! Моя борьба в том, что я все еще не бросил свою профессию, хотя, признаюсь, мне уже трудновато выдерживать тот уровень работы, который требует сцена. Но я работаю — и в этом мое противостояние.

— Свои мемуары, вышедшие два года назад, вы назвали «Игра в жизнь». Вам не кажется, что сегодня все человечество в мировых масштабах ведет эту игру в жизнь, причем очень опасную?

— Совершенно справедливое предположение! Вы оглянитесь вокруг: игровое кино, игровой стиль жизни, игра в семью, в политику. Про действия политиков говорят, что «их игра стала непредсказуемой», про войну в Ираке или Чечне — «игра пошла по новым правилам». И это совершенно употребительные в нашей жизни формулировки! Жизнь и смерть — все для нас стало игрой, все надели маски и стали актерами. Живешь — играешь, умер — проиграл. Профессия актера сегодня исчезла, потому что телевидение выпустило на экран людей публичных, а они все сами собой не являются — они надели маски и играют образы: играют в политиков, ораторов, певцов. С другой стороны, такое название моей книги — самоирония. Потому что вся жизнь моя в результате оказалась игрой. Я упустил очень многие явления реальной жизни, переживания. Потому что театр — такая вещь, которая занимает слишком много места в твоей душе (а иначе им и не стоит заниматься). Актерское ремесло эгоистично: оно старается подчинить себе человека целиком, оно подменяет собой жизнь, и ты, в общем-то, больше живешь на сцене или для сцены, чем в реальной жизни.

— Ваше стихотворение 1979 года начинается словами «Все начнется потом…». В жизни вы предпочитаете жить с этой мыслью? Вы реалист, ловящий радость настоящего мгновения, или человек, живущий воспоминаниями?

— Воспоминаниями я стараюсь не жить. Хотя обязан вспоминать, потому что очень многие люди, которые были мне близки, уже ушли. Поэтому воспоминания становятся моим долгом, который я стараюсь выполнять. Но жить этим мне никак не хотелось бы. Меня интересует как раз сегодняшний день. Кажется, что мое поколение людей, родившихся в тридцатые-сороковые годы, ощущает себя сегодня людьми другого века. И у меня даже есть подозрение, что и молодежь, родившаяся в 80—90-е годы, тоже живет как бы на скользком льду, а не на твердой почве. Сама общественная ситуация, технологический объем, который нас окружает, нами же созданный, вышли из-под нашего контроля. Это предсказывали еще футуристы, или пророки (можно и так сказать), Чапек или Ибсен. И вот оно случилось! Техника вышла из-под контроля. И сейчас люди, может быть, и хотели бы жить иначе, а не получается. Человечество уничтожило природу, и некуда возвращаться. Обратного пути уже нет…

— В отношении судьбы человечества в целом вы оптимист или пессимист?

— К сожалению, я должен признаться, что становлюсь пессимистом. Тут есть моменты уныния, «повешенный» нос и отсутствие юмора. Я стараюсь, чтобы этого не было. Я борюсь с унынием и надеюсь, что не стал мрачным человеком. Бывает, что унылые и мрачные люди при этом умудряются оставаться оптимистами: мол, все сейчас плохо, но потом все будет хорошо. А у меня обратная ситуация: мне не кажется, что все будет хорошо. Мне очень тревожно смотреть на этот мир.

— Может быть, на смену нам придут новые люди, которые будут разумнее и лучше нас?

— Другие — да, лучше — не уверен. Совсем маленькие дети, которым сегодня 2–3 года, — это настоящие люди XXI века. Я разглядываю своего внука и уже удивляюсь. Мне нравится мой внук, я люблю его, но вижу, что его развитие уже очень отличается от развития моей дочери, рожденной 30 лет назад. Меня поражает его невероятная определенность, четкое осознание, чего он хочет. Он еще не разговаривает, но уже совершенно ясно дает нам понять, чего он хочет и как это желаемое получить. Я потрясен! Это совершенно другой человек.

— В ситуации, когда ничего нельзя изменить или предотвратить, вам не хотелось бы посвятить остаток своей жизни только тому, что любишь, что нравится?

— Не получается, даже если хочется. Хотя что-то мне удалось сделать: газеты я в своей жизни сократил до минимума. Думаю, сейчас дело дойдет до чтения одной только «Новой газеты», да и то потому, что я с ней когда-то сотрудничал и она ко мне автоматически приходит как к одному из прошлых уважаемых авторов. Выписывать газеты я еще год назад перестал, потому что они стали вызывать у меня одно только раздражение.

— Гений и злодейство — вечная тема. Таланту дозволено злодействовать?

— Есть мнение, что талант — это опухоль, а гений — раковая опухоль, которая вредит всему вокруг. Я полагаю, что человек свободен быть плохим. Я против только одного: переворачивания сегодня формулы «кто талантлив — тот порочен» в постулат «кто подлец — тот и талант». Многие молодые люди ступают на этот путь, думая, что именно он приведет их к славе. В этой связи мне нравится знаменитая фраза Николая Константиновича Симонова, который грешил выпивкой, но когда один из молодых актеров пришел с ним побрататься и выразить свои восторги, то Симонов сказал ему: «Не по таланту пьешь!» На мой взгляд, талант — такой же инструмент, как молоток для забивания гвоздей. Не цель, а средство. А вот о целях надо говорить, если ты не тем гвоздем не ту доску не туда прибил. Зло от таланта еще опаснее, чем зло без таланта…

Никита Андреев. 15 минут на разговор отвел Aлeкcaндр Coлжeницын Ceргeю Юрcкoму. — «Экспресс-Новости» 18.03.2005

Впрoчeм, нe вce в cудьбe Юрcкoгo былo глaдкo и чиннo. В cвoe врeмя oн, будучи aктeрoм пo cути зaпрeщeнным, был вынуждeн уexaть из тoгдa eщe Лeнингрaдa в Мocкву. И xoтя гoды cпуcтя Юрcкий нaпиcaл, имeя в виду cвoи «зaпрeтныe» врeмeнa: «Cтрaшнa ли мoя cудьбa? Дa вoвce нeт! Я cчacтливчик!» – тeм нe мeнee, и пoнынe, кaк caм гoвoрит, ocтeрeгaeтcя прoизнocить вcлуx эти cлoвa. 

Eщe в 1968 гoду, кoгдa CCCР ввeл в Чexocлoвaкию тaнки, другoй зaмeчaтeльный aктeр – Зинoвий Гeрдт – нaпутcтвoвaл Юрcкoгo, coбирaвшeгocя в Прaгу: «Прoщaйтe, Ceрeжa! Вeдитe ceбя тaм xoрoшo, вce врeмя нaпoминaйтe ceбe, чтo вы нaxoдитecь зa грaницeй! И нe прoдaвaйтe Рoдину!.. Дeшeвo!» Ceгoдня Юрcкий, co cмexoм вcпoминaя oб этoй иcтoрии, гoвoрит, чтo в тe врeмeнa нe вce былo тaк cтрaшнo, кaк этo у Джoрджa Oруэллa в eгo знaмeнитoм рoмaнe «1984», – люди нe тoлькo шутили, нo и рaccкaзывaли пoлитичecкиe aнeкдoты. Тeм нe мeнee, пocлe тoй пoeздки Юрcкoму пришлocь пиcaть oтчeт oб увидeннoм. И aктeр нaпиcaл прaвду, кaкoй oнa и былa – никaкиx ocнoвaний для втoржeния личнo oн нe увидeл, втoржeниe cчитaeт oшибкoй. Дaтa и пoдпиcь… 

– Ceргeй Юрьeвич, этoт oтчeт никoгдa нe aукaлcя Вaм? Вeдь нe мoгли жe в caмoм дeлe пoлoжить тaкую крaмoлу пoд cукнo!

– Мoжeт быть, и aукнулcя кaкими-тo «зaкрытыми» путями, нo нe думaю. Дeлo в тoм, чтo мнoгoe в тo врeмя дeлaлocь чиcтo фoрмaльнo. Нaпиcaл и нaпиcaл. Пoтoм этoт мoй oтчeт брocили в кaкoй-нибудь ящик. Нe знaю, мoжeт быть, ceйчac этoт ящик гдe-нибудь и лeжит. A, мoжeт, ужe дaвнo пoшeл пoд нoж или в oгoнь. 

– Нo кoгдa ужe пoзжe у Вac нaчaлиcь, мягкo гoвoря, нeприятнocти, кoгдa Вaм нe пoзвoляли cтaвить cпeктaкли в Лeнингрaдe…

– Нe думaю, чтo этo былo cвязaнo c тeм oтчeтoм… 

– A нe былo ли cтрaшнo, кoгдa cпуcтя нecкoлькo лeт вcтрeтилиcь c Aлeкcaндрoм Иcaeвичeм Coлжeницыным, ужe нaпиcaвшим cвoй знaмeнитый «Aрxипeлaг ГУЛAГ» и пoлучившим Нoбeлeвcкую прeмию, и пoтoму вoвcю гoнимым в CCCР?

– Нeт, я coвceм нe бeccтрaшнo пoшeл нa ту вcтрeчу. Я aбcoлютнo яcнo ocoзнaвaл, чтo пeрecтупaю oпacную чeрту в oтнoшeнияx c влacтью. 

– Oднaкo пoшли жe. A мoгли вeдь и нe пoйти!

– Пoшeл, дa… 

– A ceгoдня видитecь ли c Coлжeницыным?

– И нe рaз. Прaвдa, в пocлeдниe гoды мы нe вcтрeчaлиcь. Coлжeницын живeт oчeнь зaмкнутo. К тoму жe тaк пoлучилocь, чтo я нe читaл eгo пocлeднюю книжку, a бeз этoгo, нaвeрнoe, идти нeльзя… Кcтaти, пo пoвoду мoeй зaпиcи тoгo дeлa – Coлжeницын вeдь читaл ee. 

– Вaшу книгу?

– Книгу – нe знaю, нo читaл глaвы из нee, кoгдa oни пeчaтaлиcь в журнaлe «Oктябрь». У нeгo, кoнeчнo, пoтряcaющиe пaмять и внимaтeльнocть! Oн гoвoрил мнe: «Вы знaeтe, нe мoг я Вaм cкaзaть, чтo у мeня вceгo пятнaдцaть минут нa рaзгoвoр!» (Имeннo cтoлькo врeмeни «oтвeл» Coлжeницын Юрcкoму вo врeмя втoрoй вcтрeчи, кoгдa чeрeз aктeрa aвтoр «Aрxипeлaгa ГУЛAГa» пeрeдaвaл приглaшeниe рукoвoдитeлю БДТ Гeoргию Тoвcтoнoгoву нa цeрeмoнию вручeния Нoбeлeвcкoй прeмии в пocoльcтвo Швeции в Мocквe – прим. aвт.) Я oтвeчaю: «Я Вaм ручaюcь! Cлишкoм для мeня был вaжeн рaзгoвoр c Вaми, чтoбы я зaбыл eгo или чтo-нибудь coчинил». – «Чтo Вы гoвoритe?! Нeужeли?! Нe знaю… нe думaю…» Ну вoт тaкoй у нac был рaзгoвoр cпуcтя ужe мнoгиe гoды. 

– Oчeвиднo, чтo кoгдa тeпeрь вcтрeчaлиcь c Coлжeницыным, пятнaдцaть минут oн Вaм ужe нe oтвoдил?

– Дeлo в тoм, чтo личныx вcтрeч у нac нe былo – я прocтo бывaл нa вручeнии eму прeмии и был звaн нa eгo 80-лeтний юбилeй, прaзднoвaниe кoтoрoгo уcтрaивaлo швeдcкoe пocoльcтвo в Мocквe. Этo был зaмeчaтeльный юбилeй, и Aлeкcaндр Иcaeвич прoизнec вocxититeльную рeчь! Этo былo дeйcтвитeльнo впeчaтляющe… 

O тex гoдax, o гoнeнияx нa нeгo caмoгo, Ceргeй Юрьeвич ceгoдня нe ocoбo любит вcпoминaть – гoвoрит, чтo рaccкaзывaeт лишь тoгдa, кoгдa oб этoм cпрaшивaют журнaлиcты. Oднaкo, чтoбы бoльшe нe cпрaшивaли, нaпиcaл нecкoлькo пoвecтeй. (Кcтaти, имeннo тaм пoдрoбнo рaccкaзaл o пeрвoй вcтрeчe c A.Coлжeницыным – прeдпoлaгaя, чтo зa дoмoм Нoбeлeвcкoгo лaурeaтa cлeдят и вcтрeтив пo дoрoгe пoдoзритeльныx людeй, aктeр пoдумaл: «Ax ты, чeрт, кaк ceрдцe кoлoтитcя c нeпривычки-тo! Прoйти, чтo ли, мимo пaрaднoй, пocмoтрeть, кaк oбcтaнoвкa зa углoм? Или eщe xужe пoлучитcя – пoшeл, вeрнулcя, знaчит – знaeт, знaчит – бoитcя. A чeгo этo я в caмoм дeлe? Cтруcил, чтo ли?..» – прим. aвт.) И eщe дoбaвляeт: «Гoнeния были вecьмa нecтрaшныe. В тюрьмe жe я нe cидeл! Прocтo этo вce былo пoxoжe нa зaпрeт нa рaбoту или чтo-тo в этoм рoдe. Дa, этo былo нeприятнo. Мoe угнeтeннoe cocтoяниe тex лeт – a врeмeнaми дaжe иcпугaннoe – я пoтoм вырaзил в пoвecти «Чeрнoв», a зaтeм и в oднoимeннoм фильмe. Пocлe чeгo этo прoшлoe из ceбя изъял». 

– Ceргeй Юрьeвич, Вы и caми ужe дaвнo имeeтe прямoe oтнoшeниe к литeрaтурe – пиcaть нaчaли eщe в 60-e гoды. Мeжду тeм Вaшa пeрвaя книгa прoзы вышлa тoлькo в 1989 гoду?

– Дa! 

– Пoчeму cлучилcя тaкoй рaзрыв? Вы caми нe жeлaли издaвaтьcя?

– Чтo вы! Нeт, прocтo мoя прoзa coвeршeннo нe гoдилacь для цeнзуры. Прaвдa, пeрвaя мoя книгa вышлa вce-тaки в 1979 гoду, этo былa книгa o тeaтрe. Прoизoшлo этo кaк рaз в тo врeмя, кoгдa мeня вeздe зaпрeщaли. Нo книгa вышлa! Вoпрeки вceму. Пoтoму чтo дирeктoр издaтeльcтвa был пoтряcaющим чeлoвeкoм! И пoтoму чтo дирeктoр типoгрaфии был тoжe пoтряcaющим чeлoвeкoм – caмocтoятeльный и cмeлый! И тo, чтo oни издaли мoю книгу в caмoe зaпрeтнoe врeмя, – этo oчeнь здoрoвo. Я этo oчeнь цeню, oчeнь cильнo. 

– A Вы мoжeтe пoвтoрить вcлeд зa oдним из cвoиx литeрaтурныx пeрcoнaжeй: Вы – нe нecчacтный чeлoвeк, нo и нe cчacтливый?

– Нeт, бывaeт и тo, и другoe. 

– Нo мoжeтe жe в caмoм дeлe cкaзaть, чтo в жизни Вaм вeзлo?

– Дa, aбcoлютнo. 

– И нeвзгoды…

– Oчeнь мнoгo иx былo. Нo ecли гoвoрить o тoм, чтo вeзлo или нe вeзлo, тo дa, я cчитaю, чтo мнe вeзлo прocтo нeoбыкнoвeннo. 

– Этo вeзeниe приxoдит oткудa-тo?

– Oткудa-тo. 

– Или нa нeгo, нa этo вeзeниe, нaдo рaбoтaть?

– Cлeдуeт идти нaвcтрeчу eму. Нo нaдo eщe нe зaбывaть, чтo тeбe пoвeзлo. Xoтя бывaют тaкиe люди, кoтoрым cкoлькo ни вeзeт, им вce рaвнo кaжeтcя, чтo иx oбидeли и чтo-тo им нeдoдaли. Oднaкo этo ужe oпрeдeлeнный xaрaктeр. 

– Oчeвиднo, к тaким людям Вы нe принaдлeжитe?

– O, нeт! Я нe принaдлeжу. Никaк. 

И eщe oднa миcтификaция oт Юрcкoгo. Oднaжды в интeрвью мocкoвcкoй прecce aктeр рaccкaзaл, чтo звaниe нaрoднoгo aртиcтa пoпрocил caм. Узнaв, ктo зaнимaeтcя этим вoпрocoм в ЦК КПCC, Юрcкий, прeдвaритeльнo пoзвoнив этoму чeлoвeку, пришeл и cкaзaл, чтo пoрa бы ужe звaниe пoлучить. «Кaкoe вы xoтитe звaниe?» – «Нaрoднoгo aртиcтa». – «A вы рaзвe нe нaрoдный CCCР? Дa чтo вы гoвoритe?! У мeня былo пoлнoe oщущeниe, чтo вы дaвнo нaрoдный. Ну тaк дaвнo пoрa! Кoнeчнo! O чeм рeчь!» Чeрeз мecяц Ceргeю Юрьeвичу дaли нaрoднoгo. Тeпeрь oн гoвoрит: «Прocить oчeнь лeгкo. Тoлькo пeрecтупи и – пoпрocи. Пeрecтупaть труднo!» И чeрeз нeкoтoрую пaузу: «Дa я жe шучу! И тoгдa шутил, и ceйчac шучу. Думaeтe, мoжнo прийти пoпрocить, и – дaдут?.. И вы пoвeрили?!» Oднaкo минуту нaзaд Юрcкий был нacтoлькo aктeрcки убeдитeлeн, чтo в тoт мoмeнт я дeйcтвитeльнo eму пoвeрил…

Сергей Юрский: «Зритель должен остолбенеть!» — «Час» (Рига) 18.06.05

Вчера в Театре русской драмы состоялось торжественное закрытие сезона. На последних спектаклях три дня подряд в зале сидел Сергей Юрский. Он приехал посмотреть наших актеров и подумать над пьесой, которую хотел бы поставить в Риге. Выдающийся актер побывал в гостях у издательского дома «Петит» и ответил на вопросы «Часа».

Признание в любви

Имя Сергея Юрского — особенное имя в русском театральном мире. Конечно, замечательный артист, профессионал, большой мастер! И не только актер, а еще и режиссер, писатель, поэт… Но сверх того — человек с неколебимой нравственной репутацией, за которым и самая злая молва не числи т ни одного двусмысленного поступка. Его талант — единое целое с его душой. Ни оптом, ни в розницу не продается. 

Все, что он считает в этом мире мелким и неинтересным (деньги и дачи, «рейтинг» и «имидж»), его искренне не интересует. Всему, что ужасно (воинствующему бескультурью), он столь же искренне ужасается. Всем прекрасным готов с открытой душой восторгаться. Реликтовый человек — Сергей Юрьевич Юрский. Таких больше «не выпускают»… В общем, очень хотелось сказать при личной встрече, что все мы им восхищаемся, но язык как-то прилип к небу. 

Как всякий по-настоящему интеллигентный человек, Юрский общается легко, доверчиво и без фальши. В одном из своих интервью он сказал: «Мне нужна не похвала, а отклик». В общем, разговаривая с ним, хотелось вслушиваться в его мысли, откликаться. А до выражения любви и восторга дело так и не дошло. С опозданьем все-таки говорю: Сергей Юрьевич, мы восхищаемся! 

«Я вам скажу один секрет…»

Все три дня своего визита Юрский обсуждал планы возможного сотрудничества с Русской драмой. Обсуждал в кабинете директора театра и на обеде в ресторане Bella Italia, во время прогулки по Старой Риге и на встрече с журналистами. 

— Я приехал на переговоры, и в данном случае это слово надо понимать буквально: мы с Эдуардом Цеховалом говорили по нескольку часов в день. Каждый вечер я смотрел спектакль. О впечатлениях рассказывать пока не хочу, потому что с актерами этого театра меня связывают очень добрые и старые связи, а если я буду болтать, то могу сболтнуть что-то ненужное. Эдуарда Цеховала я знаю с самого начала его пребывания в Риге и очень ему симпатизирую, — рассказывает Юрский. 

Но предложение поставить в Русской драме спектакль «Правда хорошо, а счастье лучше» он отверг сразу. Эту пьесу Островского Юрский много лет назад поставил в Театре имени Моссовета. В нем сыграла свою последнюю роль великая Фаина Раневская. Это был замечательный спектакль, смелый и светлый. Песенка из него «Я вам скажу один секрет — кого люблю, того здесь нет» до сих пор звенит у меня в ушах. Кстати, словами из этой песни Юрский назвал одну из своих последних книг («Кого люблю, того здесь нет»). 

В общем, Юрский спросил: «Вы хотите, чтобы я поставил в Риге «Правда хорошо, а счастье лучше», или вы хотите, чтобы я поставил спектакль?» Директору Русской драмы пришлось ответить: «Чтобы вы поставили спектакль!» Тогда Юрский сказал, что приедет на переговоры. 

Ну, если не Островский, то что же взамен? 

Осиновый кол в спину лжеискусства

— Искусство должно чем-то выбить человека из привычной колеи. А иначе зачем оно? Для этого есть разные способы. Есть привычные аттракционы, разные американские горки. Тут — чистые эмоции, страх, адреналин. А театр действует своими способами. Правда, сейчас он очень часто притворяется американскими горками. Но и это становится все трудней. Сегодняшнее телевидение и театр с их якобы музыкой и якобы искусством сделали людей почти нечувствительными. Люди, может быть, и хотели бы, чтобы сердце заколыхалось, чтобы ум дрогнул… В конце концов, именно это и делает человека особым существом — наличие ума и сердца. Но человек уже не может. Он наркотизирован всем, что давит на его глаза и уши. Вот все это мы и обсуждаем с директором Русской драмы: можно ли что-нибудь сделать в таких условиях, нужно ли, и если делать — то что? Нужно клин какой-то всадить. Нужно обязательно оставить человека в публичном месте, то есть в зрительном зале, абсолютно одиноким в своих эмоциях, — считает Сергей Юрьевич. 

Он предложил либо поставить малоизвестную стихотворную трагедию Николая Минского «Осада Тульчина» (Юрский уверен, что в Риге это прогремит, как атомная бомба!), либо взяться за театр абсурда и соединить Ионеско с пьесой современного драматурга. Когда-то он уже ставил Ионеско (пьесу «Стулья»). И читал со сцены стихи Даниила Хармса — обычно приговаривая, что делает это в последний раз, так как в реальной жиз ни абсурда уже больше, чем в стихах бедного обэриута. Он уверен, что тот проект, который скоро будут осуществлять на базе Русской драмы театры трех стран Балтии (спектакль «Русский смех» по новеллам Достоевского), — это очень своевременная идея. Ибо у Достоевского есть немалая доля абсурда. 

— А театр абсурда — это инструмент, который отражает сегодняшний мир лучше другого. Но он должен быть обр ащен к людям, которые способны или воспринять это, или хотя бы остолбенеть! 

Тиран и шлюха — герои нашего времени

Жизнь актера всегда череда масок, порой неожиданных. Как-то Екатерина Рождественская запечатлела Сергея Юрского на фотографии в образе Иосифа Сталина. А недавно он поставил в театре «Школа современной пьесы» спектакль «Вечерний звон. Ужин у товарища Сталина» по произведению Иона Друцэ и сам сыграл роль отца народов. 

Не страшно ли было вживаться в образ кровавого тирана? Юрский отвечает, что страха не было, только интерес. Наверное, обращаясь к этой теме, актеру было важно высказать свое отношение к тем переоценкам ценностей, которые сейчас происходят в России, где, по статистическим опросам, половина населения видит в Сталине положительного героя. 

— Я предложил привезти этот спектакль на гастроли в Литву и в Латвию, но все как-то очень кисло к этому отнеслись. Видимо, здесь эта тема звучит то ли больнее, то ли более чуждо. 

По мнению Сергея Юрьевича, и Великая Отечественная война тоже подвергается полной переоценке у молодого поколения деятелей искусства. Речь о спектакле «Голая пионерка», который Кирилл Серебреников выпустил в театре «Современник» накануне 9 мая. Главная героиня — честная советская пионерка, из патриотизма ставшая полковой шлюхой. 

— Это очень искусство, но оно мне отвратительно. Это точка зрения сегодняшнего поколения на ту войну, на ту нашу жизнь и на нынешнее наше сознание. Она все перечеркивает: не было никакой войны, не важно. кто и кого победил, все равно вы все г…о. Точно так же для меня отвратителен фильм «Свои», который снял сын моих друзей Дмитрий Месхиев. Герои фильма настолько мерзки, что мне как зрителю совершенно не хочется, чтобы они победили! А немцев в фильме не видно — может быть, они лучше… Самое страшное, что это никакой не политический заказ, а точка зрения поколения. Которая совпадает с точкой зрения господина Эрнста, твердо знающего, что будет кушать публика. 

В объективе — юбиляр

Параллельно театру в жизни Сергея Юрского всегда присутствовало литературное творчество. «Час» поинтересовался, что и как пишется… Актер признался: последние восемь месяцев не пишет ничего, кроме писем. Во 2-м номере журнала «Знамя» за этот год вышла его публицистическая проза «Вся включено», может быть, это когда-нибудь станет зерном следующей книги… 

— А сейчас ничего не могу писать, потому что было жуткое напряжение в связи с выходом спектакля о Сталине и празднованием моего юбилея! — говорит он. 

16 марта Сергею Юрскому исполнилось 70. Коллеги в Москве и Петербурге поздравили его праздничными концертами. Но к радости была примешана огромная усталость: 

— Юбилей, честно говоря, совершенно высосал меня эмоционально. Для меня самым важным было посещение могилы родителей, которым я пришел сказать: «Я пережил вас, я теперь старше вас, я совсем один, и мне страшно»… И вот с этого дна я теперь с трудом поднимаюсь. 

Но юбилейные хлопоты еще не закончились. На днях актер отправляется в Питер, где будет работать с Сергеем Шолоховым над завершением большого проекта. Во время юбилейного марафона рядом с Юрским постоянно была съемочная группа, которая запечатлела не только все его спектакли и банкеты, но даже то, что происходит в гримерке. Теперь нужно доснять кадры, которые соединят все в единое целое. Это будет целая летопись творчества 70-летнего Сергея Юрского. 

Бендер не станет Паниковским

Есть роли, которые преследуют актеров, как тень. Константину Райкину всю жизнь приходилось доказывать, что он уже не Труффальдино из Бергамо, Калягину — что он не донна Роза из Бразилии. В сознании массового зрителя Сергей Юрский точно так же остается Остапом Бендером из «Золотого теленка». Но на вопрос, как он относится к своему давнему киногерою, он отвечает: «С восхищен ием!» 

Однако никаких свойств великого комбинатора в себе никогда не обнаруживал. Скорее наоборот — случалось, что Бендеры наших дней, не признав в лицо знаменитого актера, выцыганивали у него деньги за якобы помятый им «мерс» (типичный «развод» московских мошенников). Юрский так торопился, что не мог ждать милиции, и принужден был откупиться: «Это был известный трюк, я понимал, что меня дурят, но все было так изумительно разыграно, что не жалко было заплатить!» 

Недавно тема «Золотого теленка» снова всплыла в жизни актера. По его словам, никому не известная 26-летняя девушка, без всякого опыта, взялась снимать 12-серийный телефильм по роману «Золотой теленок». На роль Паниковского она пригласила Валентина Гафта, а когда он заболел, без стеснения позвонила Юрскому и предложила роль ему. «Я, конечно, отказался! Нормальные люди так не делают!» Кажется, нравы современного российского кинематографа возмущают Юрского гораздо больше, нежели бандитские «наезды».

Сергей Юрский: «После роли Остапа Бендера в «Золотом теленке» я стал собирать игрушечных телят и коров» Лилия Музыка «Факты» (Киев). 23-Март-2005. 

Великий комбинатор советского кино отпраздновал свой 70-й день рождения и 50-летие творческой деятельности

Связаться с самым знаменитым Остапом Бендером советского кино удалось не сразу. Из-за постоянной загруженности застать Сергея Юрского в его скромной трехкомнатной квартире в Москве непросто. На все телефонные звонки приятным голосом его супруги Натальи Теняковой говорит автоответчик. И все-таки как-то поздним вечером нам удалось пообщаться с актером по телефону.

— Сергей Юрьевич, как отпраздновали двойной юбилей?

— Я не праздновал ни того, ни другого. Всегда старался обойти круглые даты. Просто каждый день рождения играю в премьерном спектакле. Впрочем, на сцене я ежедневно. И это уже праздник. К юбилею поставил спектакль «Вечерний звон. Ужин у товарища Сталина» по пьесе Иона Друцэ, в котором сыграл главную роль.

— Почему именно этот персонаж стал главным героем вашего спектакля? Ведь вашей семье и вам лично нелегко пришлось при его режиме…

— Сталин в первую очередь был личностью. Англия довольно сильно пострадала от короля Генриха IV. Почти сто лет длилась война Алой и Белой розы. Было много горя и страданий, однако Уильям Шекспир написал пьесу «Король Генрих IV». Я, кстати, играл Генриха. Все это серьезные исторические проблемы. А самое главное — потрясающая драматургия Шекспира. Сталин не менее трагическая фигура, принесшая несчастья миллионам людей. Не обошли они и меня… На некоторое время я перестал существовать для публики как актер. Так меня наказала власть за «дискредитацию высокого звания советского человека».

— Как же вы его «дискредитировали»?

— Никак. Просто был свидетелем событий, вошедших в историю как «Пражская весна». Может, поэтому на меня наложили запрет.

— Каков вождь советского народа в вашей интерпретации?

— Я не хотел ничего менять в пьесе Друцэ. Пытался и пытаюсь понять до сих пор, каким был в быту человек, владевший половиной мира.

— Поняли?

— Это невозможно объяснить или сформулировать несколькими предложениями. Мне кажется, Сталин был человеком зловещим, властным, талантливым и, если верить людям, которые его знали, обаятельным и одиноким. Очень противоречивая личность. Пожалуй, это отдельная тема для разговора. После каждого спектакля я делаю для себя новые выводы. Это психологическая, очень современная пьеса. Попытка проследить, что происходит с сознанием, с психологией, а может, даже с психикой человека, который обладает неограниченной властью, что для нормального человека неестественно. Это Божья власть. А ее получил человек. Это случается в истории человечества. Вот я и пытаюсь понять, почему и как это происходит. Сталин меня интересует только как герой спектакля. Это всего лишь актерская работа. Я же не предлагаю поставить Сталину памятник.

— У нас, кстати, по поводу установки памятника вождя в Крыму возникло много споров…

— Величие победы, которую мы одержали 60 лет назад, неразрывно связано — и тут уж никуда не деться — с величием страны, олицетворением которой являлся тогда Сталин. Взаимоотношения Черчилля и Сталина, в меньшей степени Рузвельта, крайне интересны. Памятник этой троице может привлечь множество туристов, что пошло бы только на пользу Крыму. В последнее время мой любимый Крым стал пустеть, загнивать и превратился в собрание нескольких дорогих отелей с теннисными кортами и саунами. Так что в установке памятника я не вижу политики, это скорее элемент международного туризма, тем более что памятник тройной…

— Кого из современных политиков вы хотели бы сыграть?

— Никогда не занимался политикой и тем более никогда не хотел играть людей, которые эту политику делают. Другое дело, когда речь идет о личностях. Они могут быть политиками, художниками, писателями или совершенно незаметными людьми. Чтобы воплотить их образы на сцене, нужно отталкиваться в первую очередь от этого. Нельзя же, как на ярмарке, надевать маску и — вперед: я Черчиллем буду, а я — Сталиным… Сейчас часто подобное можно увидеть по телевидению. К искусству это не имеет никакого отношения.

— Телевизионную программу «Театральная летопись», наверное, к юбилею подготовили?

— Канал «Культура» всегда к юбилеям деятелей искусства снимает «Летописи». Форма моей «Летописи» несколько необычная. Это не просто монолог актера. Программу построили на основе диалогов, рассуждений о моем фильме «Чернов». Он очень важен для меня. Ведь он о сложном времени — 1990 годе, самом переломном в истории нашей страны. Сколько судеб тогда поломалось! Персонажи этого фильма — люди, которых я очень долго искал. Их диалоги, в частности с Андреем Смирновым, выдающимся режиссером, снявшим «Белорусский вокзал». Именно его я пригласил на главную роль в своем фильме «Чернов». Кстати, после этого у него началась и актерская карьера. Наши со Смирновым диалоги, а также диалоги с известным критиком, знатоком балета и автором многих книг Вадимом Гаевским. Мы обсуждаем сегодняшнее состояние театра и спектакль о Сталине в том числе. В этом проекте участвуют моя жена Наталья Тенякова и дочь Дарья. Они тоже снимались в «Чернове», играли небольшие роли. Для меня их присутствие на экране очень важно. Вот мы все вместе и пытаемся показать время, когда переломились наши судьбы и судьба всей страны.

— Как сильно оно поломало вашу судьбу?

— С тех пор жизнь так переменилась… Появилось очень много положительных моментов. Но множество и отрицательных. Самое важное для меня — изменение шкалы ценностей. Некоторые вещи просто поменялись местами. То, что было очевидно хорошим, стало очевидно плохим. И наоборот. Раньше нам назойливо внушали, что только труд приведет нас к светлому будущему. А сегодня каждый понедельник и четверг в казино разыгрываются крупные суммы. На эти деньги можно было бы содержать всю страну целый год. Вот персонаж Чичиков был раньше очевидно отрицательным героем, а сейчас довольно неплохо смотрится. Я думаю, в первую очередь поменялось сознание людей, мораль. Для меня 90-е годы оказались и самыми плодотворными. Открылось больше возможностей.

— Не хочется из шумной Москвы, в которой вам поначалу приходилось нелегко, вернуться в родной Санкт-Петербург?

— Мне никогда не была чужда Москва. Я и детство провел в этом городе. А родился в Ленинграде. Правда, сейчас столица так изменилась… Москва, в которую я приехал двадцать пять лет назад, существенно отличается от сегодняшней. Моя ленинградская жизнь прежде всего связана со школой, которую прошел там как актер. Это университетский театр, в котором я начинал, театральный институт и Большой драматический театр под руководством Георгия Товстоногова, где я прослужил двадцать лет.

— Но вы же ушли из БДТ не по собственному желанию…

— От великого Товстоногова, наверное, ни один актер не ушел по собственному желанию. Уход любого из театра всегда был катастрофой. Я ушел, потому что находился «под запретом». У меня никогда не было конфликта с руководителем театра на творческой или личной почве. Товстоногов всегда очень тонко чувствовал время. В какой-то период театру был нужен Юрский, и я был героем БДТ. Потом появился Олег Борисов…

— И это несмотря на то что вы стали звездой, сыграв Остапа Бендера в «Золотом теленке»?!

— Счастье, что я сыграл Остапа. После Михаила Швейцера никто так и не решился снять «Золотого теленка». Так что пока остаюсь единственным Остапом Бендером из этого фильма. Правда, слышал, сейчас собираются снимать новую версию.

— Роль Бендера существенно отразилась на вашей дальнейшей актерской карьере?

— Да никак не отразилась. Она вылилась в непреходящую любовь к произведению Ильфа и Петрова.

— А на характере сказалась?

— На чувстве юмора. Я стал собирать игрушечных коров и телят. Это такая шуточная коллекция. Мы коллекционируем игрушки вместе с женой Наташей Теняковой.

— Почему именно коровы, а не слоны, к примеру?

— А мне очень нравятся эти животные. И вообще, это шутка. Мне кажется, что сейчас любое коллекционирование лишено смысла. Столько всего производится, что вещи, которые раньше невозможно было достать, продаются на каждом углу. Вспоминаю, с каким ажиотажем мы в детстве собирали марки. Достанешь одну марку Боснии и Герцеговины

20-х годов, а потом полгода ищешь такую же, только другого цвета. А если попадалась марка с картиной Васнецова, а через пару лет кто-то находил к ней Пикассо — это было такое событие! А сейчас все продается и покупается, были бы деньги, можно сразу всю коллекцию приобрести. Теперь это просто вложение денег. По-моему, бессмысленное.

— Как все успеваете?

— А я давно живу. Вот и накопилось все. И сейчас не сижу без дела: книгу пишу, каждый день в спектакле играю.

— Когда же отдыхать собираетесь?

— Да я каждый день отдыхаю. Могу с книгой на диване поваляться. Перед спектаклем всегда отсыпаюсь. Причем днем. Если не вздремну пару часиков, на сцену не выхожу.

— После спектакля как расслабляетесь?

— Тоже сплю.

— Неужели и в юбилей сразу же отправились домой?

— На этот раз сделал исключение, вышел в фойе, где были накрыты столы и где меня ждали несколько сотен коллег.

— А говорили, что не праздновали…

— Не могу сказать, что все гости были мои. Это гости театра. Признаюсь, не ожидал, что после спектакля будет нечто подобное. Такое количество людей стало для меня сюрпризом. По возможности я стараюсь избегать застолий. Скажу честно, в ресторане что-то праздновал, может, два-три раза за всю жизнь. Последний раз это было в Киеве.

— Сейчас к нам не собираетесь?

— Пока нет. В прошлом году был с концертом в Мариуполе. Очень бы хотелось показать в Киеве новый спектакль, о котором мы с вами говорили, и концерт. Вообще, я очень внимательно слежу за тем, что у вас происходит. Мне это нравится. Так что большой привет и всего наилучшего Украине.

Татьяна Мигулина. Сергей Юрский: «Сталинизм — часть нашего психологического кода» — «Экономическое обозрение» (Кишинев), 4 ноября, 2005 г.

 Спектакль «Вечерний звон. Ужин у товарища Сталина» московского театра «Школа современной пьесы» хорошо бы показывать всем представителям власти. А еще лучше — кандидатам на нее. Может, если бы они испытали настоящий страх перед ее безграничной мощью в той же мере, как многие зрители, посетившие с 27 по 30 октября театр «М.Эминеску», то уразумели бы, что творят? 

На пресс-конференции автор спектакля и исполнитель роли вождя Сергей Юрский сказал, что спектакль — одна из попыток осознать, что сталинизм — в каждом из нас. 

«Сталинизм — не внешнее явление. Это часть нашего психологического кода — народа, который исторически существует здесь, на этих территориях. Я не буду сейчас отделять Россию от Молдавии, потому что все мы — части СССР, у всех нас очень древняя общая история. С которой связаны вообще все страны Восточной Европы. Поэтому сталинизм гораздо старше, чем реальный человек Иосиф Сталин, и с его смертью это явление не исчезает, оно может принимать другие названия. Сталинизм — это некая направленность к тоталитаризму, к несменяемости власти, которая кроется даже не в самой власти, а в тех, кто ей подчиняется. Мне хотелось в двух персонажах, помощниках Сталина, показать страшное раздвоение сознания. И отсутствие желания чего-нибудь добиться при громадных возможностях касается не только вождя. Помощники, прикоснувшись к сверхвласти, сами становятся носителями этого микроба». 

Основной признак заразы мы с Сергеем Юрьевичем выявили неожиданно. Фильм «Место встречи изменить нельзя» еще многие помнят, и крылатые фразы его главного героя обаятельного Жеглова — тоже. А были там еще слова героя Юрского — Груздева, которые он произносит, обращаясь к Шарапову: «Плохой человек твой Жеглов. Для него люди — мусор». После них у меня, например, симпатия к главному герою испарилась быстро. А фраза засела крепко. Стало интересно, встречал ли Сергей Юрьевич в жизни таких людей? 

— Часто встречал. Мало того, я полагаю, что эта фраза могла бы стать основой сегодняшней философии, потому что прагматизм побеждает сейчас то, что мы называет словом мораль. Никто не мусор — это мораль. Но прагматизм во всем — будь то менеджмент, политика или военные операции — делает эту мысль определяющей. Как от таких людей защититься, не знаю. Потому что именно власть, именно сила пользуются ею вовсю. 

Один из вариантов защиты предлагает Конфуций. Когда у него спросили, есть ли одно такое слово, которым можно было бы руководствоваться всю жизнь, он ответил: «Это слово — снисходительность». У Сергея Юрского своего такого слова нет. «Но Конфуций необыкновенно мудр, наверно, его надо слушать». А мы с удовольствием внимали Сергею Юрьевичу, который, несмотря на болезнь, все-таки приехал в Кишинев. 

«Я простудился на съемках фильма «Полторы комнаты и окрестности» в Петербурге. Это название эссе Иосифа Бродского о его родителях. Я играю отца, в роли матери Алиса Фрейндлих». И все больше поражались его поведению на пресс-конференции: на каждый вопрос он отвечал стоя. Попытались вспомнить, кто же еще так уважительно себя вел, из приезжих звезд или местных, но никого не обнаружили. Зато всплыла вычитанная в одной умной книжке фраза о том, что «свободный человек одинаково любезно общается и с теми, от кого ему что-то нужно, и с теми, от кого ему не нужно ничего. Прочие — лакеи». От количества лакеев на один квадратный сантиметр можно тихо сойти с ума. И стоит ли удивляться живучести сталинизма, пусть и в другом обличье, в странах, где есть только господа и лакеи, а нормальных людей — один на миллион? 

…Его отца Юрия Сергеевича Юрского машина репрессий только задела. В 1935 году, когда родился Сергей Юрьевич, отца арестовали по причине дворянского происхождения. Ограничились ссылкой, причем с семьей. Через два года их освободили. «Но личные счеты сводить неплодотворно. Мы должны не столько друг другу мстить, сколько как можно честнее и объективнее анализировать. Умом, наукой, искусством. Сейчас искусство все время подчеркивает свою непричастность к познанию. Искусство театральное есть развлечение и отдых. Меня такое не интересует — нас другому учили, и ради другого существовал русский театр. Я имею в виду театр Восточной Европы, находящийся под влиянием школы Станиславского и его коллег. Потому мне представляется, что театр — один из инструментов чувственного познания того, что есть власть, что есть прикосновение к высшей власти, конфликт между нею и теми, кто под властью. Но ни в коем случае не инструмент прямого и плоского влияния.» 

О влиянии искусства можно и поспорить. Взять хотя бы для примера литературные чтения, на которых выросло не одно поколение интеллектуалов. Сергей Юрский этот жанр старается не бросать: 

«Сейчас у меня должно быть два больших концерта в Москве, один из них в концертном зале Чайковского. Я лбом прошиб возвращение этого жанра в зал Чайковского. В Москве вообще таких выступлений мало, но в некоторых городах России эта традиция не утрачена. Там выступают великие артисты, но, к сожалению, они в возрасте. А молодые появляются в основном для участия в конкурсах. Конкурсы, конечно, возбуждают всяческую активность, желание двигаться дальше. А дальше — это на другой конкурс. По всеми миру растет число конкурсов, заменяя то, что было на нашей с вами территории — уникальное явление прямой связи литературного слова через артиста и большой аудитории. Это была настолько живая струя, что ее исчезновение ощутимо. Через литературные чтения слушатели шли к музыке, другим искусствам». Теперь с культурными растениями возиться некому. Они медленно, но верно зарастают крапивой. 

Сейчас Сергей Юрский живет в театре «Моссовета», театре «Школа современной пьесы», МХАТе. Еще в его «самостоятельную жизнь пенсионера» входят концерты, гастроли, отчасти книги. Он знает, что «есть вещи, которые не зависят от нас. Мы такие, какими нас создали родители и Господь. Все. Лютеровская формула «Я здесь стою и не могу иначе» рано или поздно приходит к каждому человеку. И сколько бы тебе ни доказывали, что это место плохое или невыгодное, ты стоишь на нем.» Тем интереснее узнать, почему не трогаешься с места…