• Ольга Серегина.  ЧЕЛОВЕК НЕ ОТСЮДА. 70 лет Сергею Юрскому. 2 МАРТА 2005
  • Алла Босcарт. СОАВТОР ПУШКИНА. Новая газета, 16 марта 2005
  • Григорий Заславский. Интеллектуал-одиночка.  «Независимая Газета»  16.03.2005
  • Сережа победил. Сергею Юрскому — 70 лет. «Газета», 15.03.2005
  • Кирилл Лавров: «Юрский как Фигаро — то здесь, то тут, то там» — Известия, 16/03/2005 Интервьюер — Марина Давыдова
  • Ирина ДАНИЛОВА. Неразгаданная тайна «юрского» периода. — 7 дней, март 2005

Ольга Серегина. ЧЕЛОВЕК НЕ ОТСЮДА. 70 лет Сергею Юрскому. Театрал, 2 МАРТА 2005

Герои Сергея Юрского появились на нашей сцене действительно «предвестьем льгот». Странные люди – «люди не отсюда», с птичьей пластикой и птичьей чуждостью людскому сообществу, обаятельные или опасные чудаки, невесть откуда и зачем явившиеся и несущие свою отдельность и особость. Он был «особым» и «отдельным» явлением в товстоноговском БДТ. Особняком он существует в Театре Моссовета, на сцене МХТ, в театре «Школа современной пьесы». Эксцентрическая графичность неожиданно оттеняется в его исполнении внутренним лиризмом, через острохарактерный рисунок раскрывается драматическая сущность образа. Память легко выстраивает галерею его персонажей. Тут и демонический Дживола и незабываемый Чудак, юноша-поэт Чацкий и великолепный Остап Бендер, Тузенбах и Викниксор, Фома Опискин и Импровизатор, Хенрик Фоглер и Жевакин, Он и Иосиф Сталин. Отдельная область его работы на эстраде – чтецкие программы, где отточенность каждой интонации, паузы и ударения кажется скульптурной. Многие молодые актеры следующих поколений стремились быть «похожими на Юрского». Великолепный, победительный, ироничный, сам Сергей Юрьевич Юрский похож только на самого себя и остается уникальным явлением на сцене, на экране и в литературе.

Алла Босcарт. СОАВТОР ПУШКИНА. Новая газета, 16 марта 2005.

Он не просто читает «Онегина», а сливается с поэтом. Сергею Юрскому исполняется 70.

Пригласил раз Сергеи Юрьевич двоих московских приятелей — поэта и режиссера —в гости. Это еще в Ленинграде. Приходят. Наташа (Тенякова) открывает, кричит в глубь квартиры: «Сережа, к тебе!». Гости смешались, званы вроде как на семейный обед… Выходит Юрский в полной растерянности. Заходите, мол, коли пришли, только за хлебом сбегаю… Москвичи топчутся на пороге, молодые еще, перепуганные, ну пригласил маэстро да забыл, а мы, как дураки…

Тенякова первой не выдержала, дверь распахнула — а там такое, ну буквально фламандский натюрморт, только без битой дичи!

Юрский стал знаменитостью очень рано. И, в сущности, не стал ею никогда, как мало кто точно чувствуя предостережение Пастернака, что это некрасиво. Для актера слишком умный, для писателя слишком яркий и внимательный к чужому слову лицедей, Сергей Юрский как бы стеснялся сверкать, как сверкали все его партнеры по ЛБДТ. Он поставил перед собой белый зонт, как делают фотографы, чтобы свет был мягким и рассеянным. Чтобы высветить фон и пригасить себя. И от этого фигура его, смягчив очертания, вобрала в себя жар питерской художественной жизни, внутренний тлеющий жар, который согревал гриппозный город и делал его столь ненавистным для всех начальников.

Театровед Марина Дмитревская сказала однажды, что «Юрский —это наше все». Как Володин, Юрский был брендом Ленинграда, его высоким духом, который в то же время веял, где хотел. Володин был свободен настолько, что избрал для себя роль районного алкаша. Юрский оценил эту свободу, первым начав читать со сцены лирическую, то есть абсолютно личную прозу Володина. «Я понял, что у меня тоже есть хобби. Это хобби — с кем- нибудь выпеть». Юрский, литературо- центричный артист, знал, как непрост Володин со своим знаменитым «хобби». Вытворяя драматические чудеса на товстоноговской сцене, он закрывался белым зонтом голого писательского слова, разминая его на эстраде до горячего пластилина, почти до смолы, показывая скульптурность мысли.

Этого не умел и не умеет делать никто в его жанре. Как всякий большой актер, Юрский умеет оборачивать свои недостатки достоинствами. И странную речь, свой неповторимый лающий голос он превратил в настоящий скульптурный инструмент, с помощью которого строит выпуклые литые конструкции слов. Одно время в Питере не было актера, который не пародировал бы Юрского. Но легче легкого пародировать форму. Невозможно спародировать дух. Голос и пластика Юрского — форма его духа. Хотя 99 артистов из ста, владея формой, легко этим обходятся.

Когда я впервые увидела никому не известного Юрского по телевизору, меня пробрал детский озноб чуда. Это был какой-то телеспектакль про робота, по какой-то американской фантастике. Лет сорок пять прошло, а я помню это поразительное лицо, улыбку и голос, от которых буквально исходили плотные, вязкие волны загадки. Словно кукольная и человеческая природа слоилась и переливалась в этом небывалом существе.

Потом мы узнали, что есть в Ленинграде такой Юрский, тридцатилетний актер, блестяще исполняющий роль старого грузина в знаменитой пьесе про Илико и Иллариона. Как ломились мы на его концерты в зале Чайковского! Юрские словесные периоды: Зощенко, Пушкин, Есенин, Пастернак, Володин… Ничего пленительней на эстраде, чем «Граф Нулин», я не слышала до сих пор. Каждая интонация полновесным золотом падала в зал, катилась по дощатой сцене и, точно монета, проваливалась в щели в полу: жаль безумно.

Ну а потом — «Время, вперед!» и великий «Золотой теленок». Продолжая быть актером Товстоногова, Юрский сгал актером Швейцера. Инженер Маргулис, Бендер, Импровизатор из «Египетских ночей». Казалось бы, что артист мог сделать сверх того, что делал он на сцене БДТ? Мог Там Товстоногов создавал роль, как Бог создавал Адама в «Божественной комедии» Штока, где Юрский бесподобно смешно играл со своей первой женой Зинаидой Шарко.

У Швейцера Юрский своим лающим голосом заговорил как бы от себя. Обреченный и гениальный Бендер, неистовый и гениальный Импровизатор — роли, почти свободные от лицедейс- кой формы, дух, богатый настолько, что не может выразить себя полностью.

Мир Юрского все время требует новых каналов выражения. Конечно, это литература, куда ж без нее мыслящему человеку. Конечно, это режиссерские опыты, куда ж без них мыслящему актеру.

И все же венцом душевного труда Сергея Юрского, именно не актерской судьбы, а души, кристаллом ее перенасыщенного раствора, я вижу моноспектакль «Евгений Онегин». Юрский не читает. Не играет. Не декламирует. Не имитирует. Он сливается с Пушкиным, он выступает Импровизатором и Соавтором, создателем мира. В этой уникальной работе артист и писатель Сергей Юрский сделал свое самое великое открытие. Он препарировал слово, вывел его на клеточный уровень и вычленил из его состава ген бессмертия.

Дорогой Сергей Юрьевич! «Новая газета» поздравляет Вас с днем рождения, благодарит за честь, которую Вы оказали нам своим сотрудничеством, и уклоняется от юбилейных торжеств, поскольку это не Ваш жанр, как, например, Пушкина или того же Володина.

Григорий Заславский. ИНТЕЛЛЕКТУАЛ-ОДИНОЧКА. К 70-летию Сергея Юрского. «Независимая газета», 16 марта 2005 года

В Сергее Юрском – поразительное сочетание, казалось бы, несочетаемого, он – сам себе оксюморон, единство несоединимого, горячий снег: ему нравится интеллектуальная драма, а в ответ хочется не столько интеллектуального, сколько эмоционального отклика, когда о его спектаклях принимаются холодно рассуждать, это его как будто даже и обижает. Прирожденный герой-неврастеник, то есть мятущийся интеллигент, он лучше, чем его собратья-«герои», играл людей, уверенных в своей правоте, будь то непревзойденный Бендер из «Золотого теленка» Михаила Швейцера или герой Сергея Юрского из фильма «Место встречи изменить нельзя». Или Фома Опискин, которого играет в Театре имени Моссовета, или даже Жевакин из «Женитьбы», которого сыграл во МХАТе. 

Юрский – из тех, о ком думать интересно. Даже неудачный или не самый удачный его спектакль дает пищу для раздумий; он умеет разбередить мысли, растолкать память. 

Юрский – из одиночек. Что тому причиной? Детство ли тому виной и длительное, а может, и до сих пор не прошедшее увлечение цирком? Любовь к эстраде и поэтическим вечерам, на которые и сегодня собирается полный Зал Чайковского, чтобы послушать, как ОН читает. Как он понимает, слышит Пушкина или – совсем даже наоборот – Даниила Хармса или Игоря Вацетиса, с которым – из живых – знаком был, кажется, один Юрский. И время от времени открывает ему одному ведомые закрома и извлекает на свет очередную драматическую «провокацию» неведомого автора, наследника не нашего Ионеско и уже упомянутых наших обэриутов. 

Любовь к слову привела его однажды к письменному столу, где единственным его партнером стал белый лист бумаги, перед которым Юрский честен, как перед своей совестью. Хотя и назвал одну из недавних книг «Игрою в жизнь», игры – в смысле лукавства – в ней почти не сыщешь, очень много правды, тяжелой правды. В том числе и о театре и о том театре, которому актер отдал лучшие свои годы и в котором, конечно, был счастлив. И – несчастлив тоже. Речь – о Большом драматическом театре имени Горького, о театре Товстоногова. 

В Москве Юрского любили не меньше, чем в Ленинграде. Точно не меньше (не сравнить, к примеру, с Дорониной, которую, кажется, и по сию пору в Северной столице любят нежнее и преданней, чем в Первопрестольной). Но ни Тузенбаха, ни Чацкого у него здесь не было. Другие были роли. Здесь ему не мешали ставить то, что ему только заблагорассудится. И играл он где хотел: его фотография украшает стены МХТ имени Чехова, Театра имени Моссовета, «Школы современной пьесы». Жена – выдающаяся актриса Наталья Тенякова – с ним заодно: хочется ему поэкспериментировать с гоголевскими «Игроками», она готова играть «хоть» Аделаиду Ивановну, у Гоголя – всего лишь имя счастливой карточной колоды, вместе с ним отправляется на поиски русского Ионеско и не очень русского Вацетиса… 

Короче говоря, ничего из того, что пришлось ему играть в «Железном классе» по пьесе одного известного итальянского драматурга (когда-то Юрский стал первопроходцем качественной новороссийской антрепризы, а десять лет спустя – снова выступил в антрепризе, опровергая ставшее устойчивым представление о том, что ничего хорошего в отечественной антрепризе не может быть): там старики жаловались на непонимание в семье и ставших чужими детей. Свое знакомство герои Юрского и Николая Волкова начинали с «переклички»: почки? печень? предстательная железа? Оказывается, что у Бокки–Юрского катаракта. «Так ты слепой?!» – торжествовал Палья–Волков, который только что должен был совершенно поникнуть из-за этой самой вырезанной железы. «Зато у меня свои зубы, свои волосы, – не успокаивался Бокка–Юрский. – Я сплю с женщинами!» 

Сам Юрский может много чем похвастаться, дав фору нынешним молодым и зрелым. Он – даже когда не прав (с чем вряд ли согласится) – из уходящего железного класса властителей дум. Тех, которые совестятся, тревожатся, которых всегда можно спросить, что он думает о прошлом и настоящем родины. Потому что он действительно думает. Это и заставляло особенно внимательно следить за тем, что он там говорит и как интонирует – при советской власти, а теперь – что же на самом деле он думает про товарища Сталина, которого накануне юбилея сыграл на сцене театра «Школа современной пьесы».

Сережа победил. Сергею Юрскому — 70 лет. «Газета», 15.03.2005

К своему 70-летнему юбилею актер, режиссер, писатель Сергей Юрский подошел, как всегда, весь в делах и в мечтах. Только недавно сыграна премьера его спектакля «Вечерний звон» в театре «Школа современной пьесы», а впереди уже масса новых планов. О своих впечатлениях от совместной работы и общения с Сергеем Юрским ГАЗЕТЕ рассказали его коллеги.

Иосиф Райхельгауз: «Cам себе театр и сам себе издательство» 

История моих взаимоотношений с Сергеем Юрским начинается еще с того момента, когда я был 17-летним мальчиком. Меня выгнали из Ленинградского театрального института, и я устроился в БДТ рабочим сцены. То есть нагло пришел к Товстоногову и сказал: «Я режиссер». На что он ответил мне: «Хорошо, поработай рабочим сцены, а там посмотрим». Я бесконечно благодарен Георгию Александровичу, потому что таскал на себе декорации к таким великим спектаклям, как «Идиот», где Смоктуновский играл Мышкина, и «Три сестры», где играли самые лучшие актеры БДТ, в том числе и Юрский. Но самым удивительным для меня спектаклем было «Горе от ума», где Юрский играл Чацкого. У меня до сих пор хранятся наивные юношеские записи, где я подробно описываю, как мы, монтировщики, ставим на сцену этот огромный двухэтажный дом Фамусова и как Юрский приходит за несколько часов до спектакля, пока мы еще не поставили осветительные приборы, и начинает примеряться к этим колоннам. Никогда не забыть этот спектакль. Это же был тот самый 1968 год, когда наши войска вошли в Чехословакию, а Чацкий во время своего монолога резко разворачивался в зал и орал, глядя на верхний ярус: «Пускай один из нас, из молодых людей найдется…» Для меня даже на расстоянии прикоснуться к нему было счастьем. Наизусть могу рассказать спектакль «Божественная комедия», где Юрский был Адамом. Или спектакль «Дион», где я, как и все монтировщики, играл какого-то раба и заковывал Юрского-Диона в цепи, сдерживая его мощнейший порыв. Потом я повзрослел, начал снимать фильмы на телевидении, и как-то раз мне попал в руки замечательный сценарий Виктора Славкина «Картина». И, естественно, на роль художника пригласил Сергея Юрьевича. Мы с ним сняли, мне кажется, очень хороший телефильм… 

Юрский — это человек, которого нельзя охарактеризовать каким-то одним словом — артист, драматург, писатель, режиссер или поэт. Все эти слова, конечно, к нему относятся, но и еще очень много других слов тоже. Точно так же про этого человека нельзя сказать, в каком театре он работает. Театр имени Моссовета, «Школа современной пьесы», МХАТ, БДТ и даже кукольный театр «Тень» — все они считают его своим штатным сотрудником и вывешивают в фойе его портреты. «Как же так? — говорят в этих театрах. — Он же наш, он у нас работает». Юрский — это человек, который сам себе театр и сам себе издательство. Я недавно прочел в Санкт-Петербургском театральном журнале перефразированное изречение о нем: «Юрский — наше все». Это действительно так. Но все-таки театр «Школа современной пьесы» может гордиться тем, что в последние десять лет практически все самые серьезные и этапные работы Юрского происходили на нашей сцене. Последняя из них — спектакль «Вечерний звон. Ужин у товарища Сталина», где Юрский нашел удивительный ход: Сталин вызревает на наших глазах. Сначала мы ждем, когда на сцене появится Сталин, дальше мы говорим себе: «Подождите это же не Сталин, а Юрский». И затем почти незаметно для нас появляется тот, кого мы ждали, — Сталин с этим удивительным портретным гримом. Юрский сделал потрясающий подарок к своему 70-летию. Я эту пьесу просил у Иона Друцэ для Юрского и всячески сводил их. Они, как большие художники, то сходились, то расходились, и Юрский сделал, в конце концов, новую редакцию пьесы. Сегодня я горжусь тем, что это произошло в нашем театре. Что бы ни предложил Юрский, когда бы ни предложил, какую бы следующую работу ни затеял на нашей сцене с нашими артистами, я всегда буду создавать для него, как говорят американцы, режим наибольшего благоприятствования. Юрский — один из столпов нашего театра. То, чем он занимается, — это, во-первых, современная пьеса, а во-вторых, — школа самая настоящая.

Ольга Волкова: «Многолик, ослепителен и не теряет формы» 

Мы с ним несколько лет проработали в БДТ, но в ту пору не играли вместе на сцене. Я слышала о нем еще с тех пор, как его слава гремела в университетском театре, потом в театральном институте, и он всегда был для молодежи совершенно недосягаемым человеком. В нем была какая-то самодостаточность — вроде бы и прост в общении, а подойти было сложно. Когда ему об этом говорили, он даже огорчался, потому что ничего такого, конечно, не имел в виду. Просто он всегда, 24 часа в сутки, был переполнен энергией. Театра ему было мало, он интересовался всем что вокруг — и литературой, и политикой. Писал стихи, экспериментировал как режиссер, играл как актер. Он запускал себя во всех направлениях и делал огромное количество сольных программ. То есть делал столько всего, что рядовому артисту даже было трудно себе представить, как это возможно. 

Помню, когда он уже жил в Москве, а я приехала по какой-то надобности из Питера, я встретилась с ним на улице и спросила: «Как же тебе, Сережа, удается столько работать?» А он пошутил: «Да я, дурак, когда-то пустил слух, что очень трудолюбив, и теперь эту легенду приходится поддерживать. Уже ненавижу сам себя, но приходится работать, работать и работать». Он шутил, но действительно не может не работать. Самый близкий и счастливейший опыт нашего общения с ним выпал на ту пору, когда мы три года играли вместе в спектакле «Железный класс» в антрепризе «Арт-партнер XXI»: я, он и ушедший сейчас из жизни Николай Волков. Мы объездили с этим спектаклем очень много городов, даже были за границей. А в таких поездках, разумеется, наблюдаешь и за тем, как ведет себя человек в быту. Так вот Юрский ни одной секунды не сидел без дела. Самое потрясающее в нем качество — мальчишество в самом прекрасном смысле этого слова. Он азартен, беспокоен, ему интересно абсолютно все. Свое утро в незнакомом городе начинал с того, что обегал все кварталы вокруг гостиницы. Мы еще спим, а он уже сбегал, все посмотрел, с кем-то познакомился, куда-то сунул нос. Если после спектакля принимающая сторона устраивает банкет, то он обязательно вступает в диалог даже с такими людьми, которые, на мой взгляд, не были слишком интересными. Причем не опускается до уровня малообразованного собеседника, не подстраивается под него, а напротив, говорит возвышенно, романтично, стараясь приподнять его до своего уровня. У него феноменальная память: он помнит, в каком году какой спектакль был сыгран, где и какого числа, — словом, помнит все, вплоть до мельчайших деталей. 

И при этом он в каком-то смысле абсолютный ребенок, очень незащищенный. Допустим, мы въезжаем в гостиницу, где такой холод, что можно спать только в одежде, а он говорит: «Нет, очень тепло». Просто не замечает каких-то бытовых вещей, и этот азарт, эта его любовь к жизни иногда даже подавляют в нем чувство опасности. Юрский многолик, ослепителен и не теряет формы. Он неоднозначен до такой степени, что иногда даже озадачивает. Последнее, что могу сказать: недавно я была на его вечере в филармонии и народу было битком, люди ждали в очереди на улице. А это значит, что возвращается интерес к слову, к поэзии, к личности. Сережа победил. Хотя раньше он очень горевал, что этот интерес не вернется никогда.

Геннадий Полока: «Юрский с ребятами общался абсолютно на равных, как со взрослыми»

Мы с Юрским работали вместе в первый раз, когда снимали «Республику ШКИД». Изначально роль директора должен был не Юрский играть. Мы проводили пробы, и художественный совет остановился на другом актере. Юрский, по общему мнению, не подходил на эту роль хотя бы даже по возрасту: ему было тогда лет 30, а герою — 50. А мне хотелось, чтобы именно он играл, потому что я видел в этой роли актера очень разнопланового, умеющего играть в разных амплуа от чего-то трагического до гротескного. Меня, тогда еще начинающего режиссера, поддержали только два человека из художественного совета — Григорий Козинцев и Александр Иванов. Все зависело в итоге от первых отснятых материалов. И мы очень переживали за них, потому что если бы первые материалы не понравились…

Юрского мы загримировали под его отца. У него же отец режиссер, и внешне он был похож на испанского идальго. Потом уже строили предположения, что Юрский в фильме загримирован под Чехова или еще под кого-то, — но нет. С Юрским непросто было работать. Поначалу мы довольно часто спорили или не понимали друг друга. Но постепенно находили какие-то компромиссы, договаривались. А вот с кем он отлично сработался, так это с детьми. С ними не у каждого получается поладить: многие пытаются заигрывать, как-то заискивать с ребятами. А Юрский общался абсолютно на равных, как со взрослыми. Он даже с самыми маленькими так общался. После того как отсняли фильм, это был шок — от всего. И от ребят — там же ребята потрясающе играют, причем среди актеров были дети неблагополучные, сложные, даже из колоний. Но и, конечно, в первую очередь от Юрского был шок. У нас же как представляли идеального педагога? Это должен быть какой-то Макаренко, у которого дети по струнке ходят. А тут появляется эксцентричный человек в сюртуке… Очень многие были этим недовольны. И кроме того, в фильме много было сцен, которые никак не могли понравиться худсовету, хотя бы даже эти альтернативные выборы. И потом, Юрский становится президентом республики — представляете, как тогда относились к таким вещам! Два эпизода из фильма вырезали.

На всех стульях

Сергей Юрский родился 16 марта 1935 года в Ленинграде. После школы поступил на юрфак университета, где отучился три года, а в 1959-м окончил Ленинградский театральный институт. В 1957 году был принят в труппу БДТ, на сцене которого сыграл ряд блестящих ролей: Чацкий в «Горе от ума», Генрих IV в «Короле Генрихе IV», Виктор Франк в «Цене», Осип в «Ревизоре», Тесман в «Гедде Габлер». Незадолго до ухода из БДТ поставил в этом театре спектакль «Мольер», сыграв там главную роль. С 1979 года работает в Москве, в Театре имени Моссовета. Снимался в кино у Эльдара Рязанова («Человек ниоткуда»), Михаила Швейцера («Время, вперед!», «Золотой теленок», «Маленькие трагедии»), Геннадия Полоки («Республика ШКИД» и «Интервенция»), Станислава Говорухина («Место встречи изменить нельзя»). В 1990 году снял полнометражный фильм «Чернов. Сhernov», для которого написал сценарий по собственной повести. Поэт, драматург. Под псевдонимом Вацетис мистифицировал публику, написав и поставив в «Школе современной пьесы» драму «Провокация». В этом же театре поставил спектакли «Стулья» (1993), «Вечерний звон» (2005).

Кирилл Лавров: «Юрский как Фигаро — то здесь, то тут, то там» — Известия, 16/03/2005 Интервьюер — Марина Давыдова

 Источник: https://iz.ru/news/300633                         

16 марта Сергею Юрскому, знаменитому артисту и неутомимому режиссеру, главному резонеру-эксцентрику русской сцены, исполняется 70 лет. О своем коллеге и партнере художественный руководитель БДТ Кирилл ЛАВРОВ рассказал обозревателю «Известий» Марине Давыдовой.

Известия: Вы не просто работали с Юрским в одном театре, но и играли в легендарном спектакле «Горе от ума», причем играли таких антагонистов, как…

Кирилл Лавров: А давайте, я не вдаваясь в подробности скажу. И у меня, и у него, уверен, тоже годы, проведенные в товстоноговском БДТ, — это самые сильные и важные воспоминания в жизни. Он пришел в театр почти мальчиком, а я был на десять лет постарше, но тоже неопытный, зеленый артист. Вот так мы и начинали, вряд ли понимая тогда, что работаем в великом театре. Дальше наши пути разошлись. Он уехал в Москву, но я слышу его имя и мне становится как-то теплее. 

Известия: А если бы он решил вернуться, вы могли бы вообще представить его теперешнего в теперешнем БДТ? Или это уже несовместимые вещи? Слишком много воды утекло. 

Лавров: Ну, если бы он изъявил желание, тогда можно было бы встретиться и разговаривать на эту тему. Но ведь это я целиком сосредоточен на своей театральной конторе. А он человек совершенно другого темперамента. Он все время увлечен какими-то проектами. Я прямо-таки не успеваю следить за его перемещениями. Даже не очень понимаю, в каком он сейчас театре — то ли в Моссовете, то ли в МХТ, то ли в «Школе современной пьесы». Он как Фигаро, то здесь, то тут, то там. Он постоянно ищет себя, какие-то новые для себя эмоции и ощущения. И, кстати, это то, что его и в товстоноговские времена отличало. 

Известия: То есть он и в БДТ тоже был немного наособицу.

Лавров: Почему наособицу. Нет. У Товстоногова наособицу не очень-то, знаете, попрыгаешь. Он был как все артисты. У нас никаких званий никогда не существовало. Мы все были на «ты», все дружны. Это потом Сережа решил сам ставить спектакли. И вот тут… Товстоногов не очень принимал его режиссуру. Ну, в общем, возникли там какие-то шероховатости. 

Известия: Вам с ним было легко на сцене как с партнером? 

Лавров: Да, он прекрасный партнер, умеющий слушать другого артиста на сцене. Но, главное, он восхитительно талантлив. Яркий, гротескный. Знаете, я думаю, одна из лучших его ролей в нашем театре была роль старика Илико. Вы, может, уже не помните, был такой спектакль «Я, бабушка, Илико и Илларион» по Нодару Думбадзе. Так вот этого самого Илико Юрский играл, когда ему было чуть за двадцать. Очень получался смешной и живой старец. С хитринкой. Он вообще умел и любил играть стариков. Сколько он их переиграл. А для меня он все равно — моя молодость. Уже навсегда.            

Ирина ДАНИЛОВА. Неразгаданная тайна «юрского» периода. — 7 дней, март 2005

Такого ажиотажа, какой сопутствовал юбилейному вечеру Сергея Юрского, в Театре им. Моссовета не припомнят даже старожилы. Телефоны добела раскалились от звонков с просьбами о билетах или контрамарках, поздравительным телеграммам несть числа… Когда до начала юбилейного вечера оставались считаные минуты и зрители уже занимали свои места, сам именинник, немного нервничая, все еще расхаживал по сцене, отдавая последние распоряжения и проверяя, все ли готово к представлению. «Только не задавайте мне никаких вопросов!» — завидев корреспондентов «7Д», взмолился герой дня. Переживания Сергея Юрьевича были, конечно, понятны, но совершенно напрасны. Его моноспектакль «Семейные радости» зрители приняли с восторгом. А потом было чествование, начавшееся с символической мизансцены, придуманной режиссером Юрием Ереминым и художником Марией Рыбасовой. Юбиляр шел по крутящемуся поворотному кругу с большими подсвеченными цифрами: 25, 50 и так далее — то есть от одной памятной даты к другой, — пока не остановился у цифры 70.

Чествование началось необычно. Дело в том, что с именем Юрского в последние месяцы связана одна тайна. Раскрыть ее прямо на сцене попытался Олег Табаков: «Я был в составе жюри «Антибукера», и главный приз мы отдали драматургу Игорю Вацетису. Только никак не можем найти автора. Ходят упорные слухи, что Вацетис — твой псевдоним. Если ты сейчас в этом признаешься, я вручу тебе конверт с денежным вознаграждением!» Юрский, однако, не «раскололся»: «Ты мне отдай, а я ему передам. Правда, я его точного адреса не знаю, он вроде бы где-то в Финляндии живет!» Табакова такой ответ не устроил, и конверт он спрятал обратно в карман. Зато вручил имениннику букет и несколько книг его любимых писателей. Следом за худруком вышли актеры из труппы МХТ, пожелавшие юбиляру, «чтобы в Театре им. Моссовета никогда не кончался «юрский» период». Константин Райкин опоздал и пропустил официальную часть, однако успел вручить Юрскому свой под арок — портрет Аркадия Райкина. Еще позже приехали Александр Калягин и Михаил Козаков. На праздничном банкете Сергей Юрьевич был нарасхват — ему, кажется, даже не удалось подойти к столу и перекусить. В конце концов дочь Даша решила прийти папе на помощь: взяла под руку и отвела в сторонку чтобы дать ему хоть несколько минут передышки…

Фото Юрия ФЕКЛИСГОВА