Сергей Юрский, Валерий Плотников. «Игроки» на чистом сливочном масле, Собеседник, 8 апреля 2008

Это изображение имеет пустой атрибут alt; его имя файла - 43524480_1913766332011675_6280742723771170816_n-1.jpg

– Снимок уникальный – на нем один из промежуточных составов будущих «Игроков XXI». Еще присутствует Сергей Маковецкий, только что снявшийся у меня в «Чернове» и начинавший свой блистательный актерский путь, – но он позднее отпал по причине занятости, и ввелся Юрий Черкасов. Эта пьеса потом все равно не миновала Маковецкого – он сыграл в ее киноверсии. Вообще же в 1992 году я почти не получал отказов – все было честно и по-дружески: если кто-то не поучаствовал – только из-за другой срочной работы. Скажем, Никулин, которому я предлагал Глова-старшего, категорически не хотел играть в театре: «Не мое». А Костя Райкин – несостоявшийся Глов-младший – слишком бурно жил в собственном театре, как и сейчас. Дуэт мог быть грандиозный, я досадовал, но дружбы нашей это не омрачило.  
Сидим мы за столом, во МХАТе. Это еще даже не репетиция, а предварительное обсуждение. Все радуются предстоящей работе, но несколько напряжены. Тогда была система: в центр спектакля втыкается звезда (хотя слово «звезда» еще не употреблялось со столь неприличной частотой). А у нас был ансамбль звезд, все – первой величины и поглядывали друг на друга не без настороженности. Помню, как Евгений Евстигнеев неповторимым своим голосом бормотал: «Ребята, давайте-ка без этих… без всяких… Сделаем на чистом сливочном масле!»  
Что и было исполнено.  
Гениальный таганский сценограф Давид Боровский смотрит на Филатова – это и понятно, они давно дружили, и именно с Лёней мы поехали его уговаривать. Он был занят, но согласился. До этого у нас с ним несколько раз контакт не складывался, но Филатов все срастил. Это была идеальная сценография – выверенная до миллиметра. Стула нельзя было сдвинуть – так он все просчитал. Критика брюзжала, потому что критика ведь любит, когда играют Гоголя мрачно, с демоническими аллюзиями: справа высовывается черт, слева – рукав шинели, сверху торчит нос. А у Боровского – честная работа, простая декорация, как она есть, комната в роскошном отеле «Приморский» со встроенным туалетом, ничто не шибает ни в глаз, ни в нос, – и много света! Это же комедия, комедию надо играть светло!  
У меня было легкое настроение. Легкое и революционное. Я приехал из Парижа, где по приглашению играл полгода, и в чужой школе ощутил, что такое наша школа. В Москве время было отчаянное – пустые залы. В театр никто не шел, всем всё надоело. Мне захотелось собрать правильную компанию, назвать ее «АРТель АРТистов» и вместе вспомнить, что такое русский драматический театр. Пьесу я знал очень хорошо, но никогда о ее реализации не думал. В 1992 году вдруг вернулись такие слова, как «господин», «банкрот», «Петербург», – пьеса, прочтенная тогда, оказалась современной по лексике. Ничего не надо было переделывать. Полковник – ну так что ж, и у нас полковник! Текста чуть-чуть не хватало, я взял из «Мертвых душ». Придуманную мной горничную (она же карточная колода Аделаида Ивановна) сыграла Наталья Тенякова. А еще мы ввели хазановского персонажа, который в тексте только упоминался. Дергунов фамилия вроде бы и хорошая, не по-гоголевски правильная, но что-то в ней есть нервное, тревожное и скребущее. Хазанов тоже нервничал: это был его театральный дебют, и первый шаг по сцене он делал, как по проволоке. Но быстро втянулся. Идея перенести действие в XXI век принадлежала мне – он был еще далеко, но уже ощущался. Получалось, что это такая русская вечность, в которой ничего не изменится. Вот депутат, академик, полковник милиции – все съехались в  
отель «Приморский» в Сочи, где и происходит действие. Мне это казалось верхом роскоши. Все они разговаривают о чем-то, имитируя огромный интерес к предмету разговора; Невинный со смаком произносит: «Нет, никогда не забуду я сыра, который ели мы у Петра Александровича Александрова!» Ни сыр, ни Петр Александрович ни разу больше не появятся; у всех одна задача – имитировать респектабельность, тогда как в действительности все они высококлассное, первостатейное жулье, классические шулера, озабоченные только тем, как нагреть друг друга. Это был спектакль-приключение: даже люди, знавшие пьесу, до последнего не могли угадать, куда всё вырулит.  
Евстигнеев успел сыграть всего 9 спектаклей из 60. Вместо него пришлось вводиться мне – человек со стороны разрушил бы ансамбль. К счастью, сохранилась запись: телевидение тогда уже требовало денег за съемку, но нашелся доброжелатель, оплативший ее. В результате уникальный этот спектакль, на который в шестидесятый раз было так же невозможно попасть, как в первый, – сохранился.  
Критика подпрыгивала: «Ну, решили заработать». Заработать мы все могли гораздо больше, не занимаясь этим делом. Мы решили показать максимум того, что умели. И лучшим нашим временем были те тридцать–сорок минут актерских посиделок за кулисами после спектакля, когда не хотелось расходиться. Это я и вспоминаю как самое большое счастье.  

кто на фото 

Вот что рассказал «Собеседнику» известный фотомастер Валерий Плотников, автор этой работы: 
– Снимок сделан в 1992 году. Персонажи на этом кадре расположены не просто так, а по моей просьбе попытались изобразить живописную группу по мотивам картины «Тайная вечеря». Но, видимо, подустали после спектакля. Лучше всех получилось у Калягина и Боровского, которые замыкают по краям композицию…  

Вот кто оказался в кадре: 
Первый ряд – Вячеслав Невинный,  Евгений Евстигнеев; второй ряд (слева направо) – Александр Калягин, Сергей Юрский, его супруга актриса Наталья Тенякова, Сергей Маковецкий, Леонид Филатов, сценограф Давид Боровский.

Из статьи Победителю ученику от непобеждённого учителя НГ 01.09.2008

Елена Гремина, драматург, член жюри литературной премии «Дебюты», член худсовета фестиваля молодой драматургии «Любимовка»

У меня, как у многих авторов моего поколения, все было «медленно и неправильно», по цитате из Ерофеева. «Обещанного три года ждут», ну а мне в своё время больше десяти лет как-то не везло, казалось, вот-вот выйдет спектакль, состоится профессиональный дебют, но что-то всё время мешало. Первый раз я написала пьесу «Миф о Светлане» вместе с моей одноклассницей Вероникой Долиной. И пьеса эта как-то быстро попала к Зиновию Яковлевичу Корогодскому┘ И он на третий день позвонил (все авторы знают – так бывает редко)! Но┘ Официальной премьеры так и не состоялось, так как пьеса была не «залитована», то есть не допущена Министерством культуры к постановке. Потом Корогодский заказал нам с Вероникой пьесу про Макаренко. Мы как-то всё ловко придумали, интересный очень материал оказался, но тут Корогодского отстранили от руководства Ленинградским ТЮЗом. В третий раз Сергей Юрский репетировал мою пьесу «Колесо фортуны» в Театре им. Моссовета, но спектакль так и не вышел. 

Григорий Заславский Из статьи О благотворительности НГ 25/12/2008

Я – за то, чтобы помогать детям и вообще – всем, кому плохо. Но вот очередной благотворительный фонд объявляет об очередной благотворительной акции: приглашение – на дорогой матовой бумаге, цветок в придачу… Очень красиво. И – очень дорого. У меня недавно родственница лежала в больнице в Балашихе, и я понимаю, что денег, потраченных на цветок, приглашение и службу экспресс-доставки, хватило бы на оплату нескольких дней работы нянечки.

Я верю Марии Мироновой, когда она летом привозит деньги и раздает пенсионерам и инвалидам, старым и не очень уже здоровым актерам. И – не верю (не ей, в дело такое – не верю), когда она соединяется с другими, которые ей говорят: не надо заниматься самодеятельностью, надо фонд создавать. Фонд, только фонд. Я же вижу – она искренне хочет помочь и помогает. Весной позвонила Маргарите Эскиной в Дом актера, попросила собрать тех, кто в помощи ее нуждается. И – помогла, как могла.

У меня был знакомый актер, работал в Орле. Замечательный актер, веселый человек, Владимир Трахтенберг. У него были больные почки, нужна была пересадка. Однажды мы столкнулись в Москве, он, оказывается, ждал операции, деньги ему дали губернатор и Сергей Юрьевич Юрский. Они и не дружили, а он дал и сказал: вернете, когда будет возможность. Хотя, конечно, знал, что такой возможности у провинциального артиста никогда не будет. И никто об этой помощи не узнает… Я случайно узнал. И сейчас, когда актера уже нет в живых (даже при удачной операции, оказывается, продлить человеку жизнь чужая почка может, но ненадолго), я рассказываю об этой истории. Истории частной благотворительности.

С фондами же так не бывает – о каждой их акции должны рассказать журналисты, по телевизору показать, где их похвалят, а Зурабова или кого еще – поругают, а высокая блондинка десять раз лично позвонит и напомнит: правильное наше название – такое-то, кавычки здесь и здесь… Зачем помогать – понимаю. Зачем создавать фонд, на содержание которого будет идти до 30% от собранных средств? По уставу. По закону. И где будет сидеть администратор, бухгалтер, и уже они, а не актеры, будут раскладывать бумажки и решать, кому помочь, кто – подождет… Честно говорю: не понимаю.