На этой странице:

  • Ксения Ларина. Гости съезжались на полонез — The New Times | № 38 от 15 ноября 2010 года
  • Наталья Витвицкая, «Вечер абсурда № 3 (Полонез). Рецензия редакции «Ваш досуг» 23-11-2010

Ксения Ларина. Гости съезжались на полонез — The New Times | № 38 от 15 ноября 2010 года

Лопнувшее время. Интеллектуальные игры одного из самых парадоксальных людей отечественного театра Сергея Юрского проверяют зрителей на слух в эпоху тотальной глухоты. На сцене «Под крышей» театра им. Моссовета идут пробные показы «Полонеза»

52-01.jpg

«Полонез». 
Сергей Юрский (в центре), Владислав Боковин и Анна Гарнова 

Сотрудничество Юрского с загадочным драматургом Игорем Вацетисом длится уже лет двадцать. Вацетиса никто никогда не видел и не слышал, зато имя его на театральных афишах появляется регулярно. Легенда Юрского гласит: Игорь Вацетис, сын его товарища, журналист, пропавший без вести где-то в европах, многие годы забрасывает Юрского своими рукописями, среди которых попадаются настоящие жемчужины. Первой пьесой Вацетиса стала «Провокация», которую Юрский поставил в театре «Школа современной пьесы», затем появился «Предбанник» в театре им. Моссовета. Здесь же, на малой сцене «Под крышей», Юрский предъявляет зрителям новый опус своего таинственного Двойника — реалистическую фантасмагорию «Полонез», состоящую из четырех сценических новелл. Судя по всему, Вацетиса мы не увидим никогда: он пропал, и вообще неизвестно, жив ли он. Но в одном точно можно быть уверенными — произведения Вацетиса нас еще удивят. А значит, и Юрскому будет о чем сказать нам со сцены. 

«Вкл» и «выкл»

Персонажи «Полонеза» похожи на нас — это мужчины и женщины, которые мучительно пытаются вернуть словам и звукам их первозданный смысл, услышать то, что сказано, и произнести то, что выстрадано. Вернуть гармонию разодранному в клочья миру. Заново научиться говорить и заново научиться слышать. Собрать по кусочкам останки человеческой души, восстановить по маленьким частицам то, что когда-то было единым целым, а ныне разодрано в клочья и разбросано по разным углам бытия. Сложность, однако, в том, что перед нами нет сохранившейся картинки, которую обычно прикладывают к пазлам, поэтому собирать нам приходится не сам мир, а наше представление о нем. Тут-то и скрыто главное несоответствие: ничто ни с чем не стыкуется, потому что никто не помнит, как этот мир должен выглядеть по задумке Творца. И даже Ангел-Хранитель зависает между небесами и бренной землей, поскольку сам Всевышний запутался в кнопках «вкл» и «выкл». Мы упорно пытаемся соединить несоединимые части мозаики. Вгоняем пазлы друг в друга, как гвозди в ладони, и удивляемся боли. 

52-02.jpg

Исидор — Сергей Юрский, Ангел-Хранитель — Алексей Гришин 

«Время лопнуло!»

Два человека случайно встречаются в ресторане, один посетитель, другой официант (новелла «Версаль»). Диалог, начавшийся как бытовой, постепенно переходит в дребезжание нестойких словесных конструкций, во взаимное раздражение, в зеркальную муку отторжения того, что я вижу и слышу. Два человека встречаются в ярком цветущем саду, один — всесильный олигарх, другой — бедный философ (новелла «Прогулка»). Их не связывает ничего, кроме маниакального желания прогуливаться по саду и молчать, просто молчать. Только здесь, в отличие от знаменитой булгаковской прогулки Пилата и Иешуа, на лунной дорожке их встретит не покой и бессмертие, а газовая атака. И тогда, отчаянно протирая ослепшие глаза и борясь с кашлем, кто-то из них крикнет в темноту: «Время лопнуло! Лопнуло время!» 

В лопнувшем времени существуют и «Трое в пальто», начавшие свой сюжет с прощания и движущиеся назад (вперед) к началу неуютной встречи. «Трое в пальто» — самая театральная новелла из всех собранных, самая завораживающая в своей, казалось бы, простой примитивной форме, когда диалог выстроен в обратном направлении — от финала к началу. Но в этой кажущейся простоте и обнаруживается подлинная мера нравственного распада, подлинный масштаб разрушения межличностных связей. 

«Дайте кляп!»

И наконец, главное блюдо вечера — собственно сам «Полонез», откровенно пародирующий изысканную и беспощадную эстетику Даниила Хармса. Гости съезжались на… полонез, да-да, именно так. Не на чай, не на бал, не на бридж — а на полонез. Чтобы ровно в два часа выстроиться в пары и пройти сквозь анфиладу комнат под оглушительные звуки старинного танца, чинно приседая на одну ногу и откидываясь назад всем телом. А в центре дома в огромном кресле будет сидеть впавший в маразм хозяин, способный лишь на бессмысленное мычание. И только когда парализованного Исидора (Сергей Юрский) повернут к зрительному залу, мы увидим, что тело его накрепко привязано к креслу, а рот заткнут тряпичным кляпом. «Не молчи! Говори! Исидор, скажи хоть слово! Сколько можно издеваться!» — то и дело умоляют его домашние, заботливо проверяя веревки. Идиотизм ситуации выправляет явившийся к больному Ангел-Хранитель, который освобождает его от пут, дает воды и возможность выговориться. То, что на самом деле думает эксцентричный Исидор о мире, так и останется загадкой, потому что на предложение старого друга выпить водки он закричит пронзительно: «Я плюю на вашу водку! Кляп! Дайте мне кляп!» 

Сергей Юрский не случайно выбрал для себя роль Исидора, зашифровав в ней свое личное послание сегодняшнему обществу. Обществу, добровольно лишившемуся слуха и голоса, угодливо позволившему связать себе руки и ноги и удобно устроившемуся в привинченном к полу кресле. Чтобы оттуда, из мягкой сонной глубины лениво наблюдать за проплывающими миражами, которые мы когда-то принимали за основу мироустройства. Теперь же от них остался лишь один верблюд на магните, последний подарок Ангела. «Его на холодильник можно прикрепить, там магнитик. Тюк — и будет на холодильнике верблюд». Исидор будет долго вглядываться в изображение верблюда, мучительно вспоминая что-то важное, связанное с этой фигуркой. Но так и не вспомнит.


Наталья Витвицкая, «Вечер абсурда № 3 (Полонез). Рецензия редакции «Ваш досуг» 23-11-2010


В Театре Моссовета на сцене «Под крышей» Сергей Юрский поставил спектакль про всеобщую отчужденность и глухоту.

Четыре произведения Игоря Вацетиса, считающегося альтер эго Сергея Юрского, объединены в один спектакль под названием «Полонез». Ставку режиссер сделал на любимую им эстетику театра абсурда, обнажающего неприглядные реалии современной жизни. В итоге зрителя угощают грубоватой, но острой сатирой с приставкой сюр.

Начинается все с короткого «Версаля», — в сценке-зарисовке участвуют двое. Официант и Посетитель. Разговор у них случается короткий, но неоднозначный. Посетитель заказывает утку по-пекински, официант отказывается ее нести, затем глумится над заказом «четыре салата-четыре пива». Напряжение растет, множится неловкость, наконец, возникшая из ничего ссора достигает апогея. Перед зрителем — выхваченный кусочек будничной жизни, — когда говорит один, второй слышит то, что не произнесено, ищет интонации, которых не было. Это внезапное и острое отчуждение двух ничем друг другу не обязанных, более того, незнакомых людей, ненормально. И страшно в своей повсеместности.

В еще одной сценке под названием «Прогулка» в героях ходят другие двое. Некий всесильный богатей и нищий доктор каких-нибудь невыговариваемых наук. Они встречаются в саду, похожем на райский, чтобы просто помолчать вдвоем и пройтись. Сцена вроде как отсылает зрителя к булгаковским Иешуа и Пилату, но не тут-то было. Вместо бессмертия и вечной любви герои Вацетиса-Юрского отравятся газом из баллончика для самозащиты. Будут стоять и кричать от боли. Философский подтекст такой прогулки однозначен, — простые радости недоступны ни людям со средствами, ни без них. Все обороняются ото всех, никто не доверяет никому, каждый боится каждого.

Третья и последняя в первом акте пьеса «Трое в пальто» — она центральная во всем спектакле. Зрители видят встречу, показанную с изнанки, действие происходит во времени, которое течет наоборот. Наблюдая за тем, как любовь движется от прощания до первой встречи, зритель напряженно вслушивается в вопросы и ответы героя и героини:
Первый: Хочу.
Она: Ты хочешь меня поцеловать?
Первый: Нет, никогда не забывал.
Она: Ты забыл меня?
Этот свего рода лингвистический гипноз здесь оправдан. Люди, даже влюбленные, выстраивают диалоги, придумывая реплики за своих визави, давно ведут разговор «в одни ворота».

Второе действие, в котором, собственно, и разыгрывается «Полонез», на части не дробится. Это отрывок из жизни некоего Исидора, которого играет сам Сергей Юрский. Герой — пожилой человек, для всех больной психически, на самом деле, сам себя привязавший к креслу и сам себе потребовавший кляп в рот. Исидор пришел к неутешительному выводу: смысла в торжественном танце-шествии, который и есть наша жизнь, нет, раз даже собственный ангел-хранитель ему являющийся,- неудачник, который не может летать.

Сюжета у этой истории фактически нет. Жена Исидора, тетя из Одессы, сын-дочь и друг семьи… все они собираются каждый день ровно в два часа дня на полонез. Нарядные и накрашенные, они фальшиво улыбаются друг другу и замирают в красивых па… но как только музыка заканчивается, начинается жизнь. Ссоры, крики, порнография. 

Юрский со свойственной ему непримиримостью и грубоватым сарказмом осуждает сам себя, своих чудаковатых героев и зрителей заодно. Он видит вокруг один только беспощадный идиотизм: причинно-следственные связи нарушены, жизнь строится по нелепым, нечеловеческим законам, ценности давно скомпрометированы, и гармонию никак не найти. Единственный выход из такой жизни, — впасть в вымышленный маразм и разучиться говорить в принципе.