20 лет абсурда. Сегодня актер, режиссер и писатель Сергей Юрский отмечает 75-летие. — Известия, 16 марта 2010 года

На сцене Театра Моссовета юбиляр сыграет «спектакль на один раз» — «Монологи о театре». А канал «Культура» покажет документальный фильм «Сергей Юрский. Игра в жизнь» и телеверсию спектакля «Стулья» по абсурдистской пьесе Эжена Ионеско. О соотношении абсурда на сцене и в жизни Сергея Юрьевича расспросила Людмила Томчук.

известия: Когда вы стали глубоко интересоваться литературой и театром абсурда?

СЕРГЕЙ ЮРСКИЙ: Драматургией абсурда, театром абсурда, литературой абсурда я занимаюсь последние двадцать лет. Началось это с двух авторов — Гоголя и Достоевского. Потом были Хармс, Ионеско, затем Игорь Вацетис.

и: Едва ли не самая известная ваша работа как режиссера — «Стулья»…

ЮРСКИЙ: Я перевел эту пьесу с французского в 1967 году, но поставил только в 1993-м. Ионеско был запрещен в Советском Союзе—поэтому и не ставил долгое время, это было просто нереально. Я ведь всегда работал в крупных академических театрах. С другой стороны, я тогда еще не созрел, не понял, как к этому подойти. Зато работали мы коротко — всего сорок репетиций. А сыграли этот спектакль уже более двухсот раз —в пятнадцати странах мира. Наталья Тенякова за работу в «Стульях» получила «Золотую маску». Это была самая первая «Золотая маска», которая начинала историю этой премии.

и: Ваши режиссерские работы— всегда риск: поймут или не поймут, примут или отвергнут. Бывало, что излишняя смелость не оправдывалась и вы жалели об этом?

ЮРСКИЙ: Пожалуй, нет. Это не значит, что принималось сразу, и не значит, что принималось всеми. Но так как жизнь — это длящийся процесс, можно и подождать, и поиграть некоторое время с недопониманием, и даже с непониманием. Потом приходит понимание, и даже полное понимание, которое дает ощущение радости. А что касается риска — это каждый раз, конечно. Потому что сейчас, особенно в антрепризах, привыкли к пьесам, рассказывающим разные истории. В основном связанные с тем, кто кому изменил и кто кого убил. Это всё важные вещи, часть жизни, но слишком часто встречается. Выбить людей из этой одинаковости не так просто. На «Стульях» я замечал, что на первых пятидесяти спектаклях всегда в одном и том же месте вставали 

гои стороны, я тогда еще не созрел, не понял, как к этому подойти. Зато работали мы коротко — всего сорок репетиций. А сыграли этот спектакль уже более двухсот раз — в пятнадцати странах мира. Наталья Теня- кова за работу в «Стульях» получила «Золотую маску». Это была самая первая «Золотая маска», которая начинала историю этой премии.

и: Ваши режиссерские работы — всегда риск: поймут или не поймут, примут или отвергнут. Бывало, что излишняя смелость не оправдывалась и вы жалели об этом?

ЮРСКИЙ: Пожалуй, нет. Это не значит, что принималось сразу, и не значит, что принималось всеми. Но так как жизнь — это длящийся процесс, можно и подождать, и поиграть некоторое время с недопониманием, и даже с непониманием. Потом приходит понимание, и даже полное понимание, которое дает ощущение радости. А что касается риска — это каждый раз, конечно. Потому что сейчас, особенно в антрепризах, привыкли к пьесам, рассказывающим разные истории. В основном связанные с тем, кто кому изменил и кто кого убил. Это всё важные вещи, часть жизни, но слишком часто  встречается. Выбить людей из этой одинаковости не так просто. На «Стульях» я замечал, что на первых пятидесяти спектаклях всегда в одном и том же месте вставали три-четыре человека и выходили из зала. Они этого просто не выдерживали. Спектакль перевалил за час времени, люди думают: это так и будет продолжаться, а я так и не буду понимать, что происходит? К тем, кто начинал выбираться из зала, у меня нет никаких претензий. Просто они не туда зашли. Теперь этого уже давно нет. Мы возобновляли спектакль прошлой осенью, играли его в Москве и в Петербурге—совсем другое дело. Трудно было даже подойти к театру. Но играть «Стулья» мы больше не будем, потому что это самый трудный спектакль в моей жизни. По возрасту уже тяжело, затрата сил очень большая.

и: Насколько пьеса Ионеско созвучна сегодняшней жизни?

юрский: Она созвучна XX веку, а мы все из XX века. «Стулья» — это абсолютная театральная классика. Это каждый мужчина и каждая женщина, рассмотренные наивным глазом, когда видны слепота героев, их мечты, которые, к сожалению, никогда не воплотятся. Их самомнение, которое ни на чем не основано. Их пустые надежды. Любовь—единственное, что у них остается, несмотря на перебранки.

и: Много ли из театра абсурда вы подмечаете в нашей современной жизни? 

юрский: Театр абсурда и абсурд в жизни — вещи разные. Театр абсурда не занимается подмечанием отдельных нелепых вещей. Большинство людей сейчас — усталые, замороченные, попавшие в одинаковость жизни. Раньше это называлось словом «мещанство». Театр абсурда, который смотрит на жизнь с позиции дурачка, шута, освежает взгляд людей. Как будто катаракту удалили из глаза. От этого часто бывает некоторое облегчение: «Правда! Как же я этого не видел! Я не так умен, как мне казалось».

и: Для создания спектакля необходим взгляд со стороны. В этом смысле трудно быть одновременно режиссером и актером?

юрский: Трудно. Но нужно рискнуть, попробовать и потом пытаться в себе это развивать. Нужно быть двойным человеком: полностью присутствовать на сцене и вместе с тем видеть себя со стороны. Но такие примеры были. Я не единственный.

 и: Возможно, есть советчик, критик, мнению которого вы доверяете? 

юрский: Нет. Я бы доверялся, с удовольствием, но у кого есть время сидеть на репетициях? Если есть, заходите.

 и: Каково это — работать с собственной женой?

юрский: Наташа не просто актриса, она выдающаяся актриса. Поэтому работать с ней для меня большая радость. Поставленная задача выполняется почти мгновенно — если она находится в хорошем состоянии, естественно. Когда Тенякова включилась, остается только полностью довериться ей. 

и: Каким вы видите современный театр — он переживает расцвет или упадок? 

юрский: Это не упадок, это гниение! Нет идей. Идеи только внешние. Я говорю не о каждом спектакле в отдельности, потому что есть прекрасные исключения, а о мировом театре в целом. Нет идей, а есть изобретение оберток. Бывает простая конфетка, карамель, и ее заворачивают в разные пестрые бумажки. Но бывает и другая конфета. Скажем, берется гениальная классическая пьеса, а ее все равно начинают заворачивать. Эти обертки и создают гниение театра, его кризис.

 и: Кто же виноват?

ЮРСКИЙ: Не рождаются идеи—кто в этом виноват? Такая волна. Иногда мне кажется, что драматический театр просто умрет и будет заменен шоу. А иногда возникают надежды… Говоря об общем гниении театра, я, разумеется, отделяю то, что составляет его нынешнее живое движение, его выдающиеся достижения. Одно из достижений—спектакли Театра Петра Фоменко. В этой труппе работал Юрий Степанов, один из лучших актеров русской сцены последних лет. Я его много смотрел и в кино, и в театре. Это артист, который играл без промаха. Его гибель—колоссальная потеря для театра и моя личная драма.

и: Можете назвать имена перспективных молодых актеров?

ЮРСКИЙ: В давние времена, когда Светлана Крючкова играла свою первую роль в БДТ в моей постановке, она была еще девочкой. Но это была абсолютная индивидуальность. Сейчас в спектакле «Предбанник» у меня играет Анна Гарнова, и я уже могу сказать, что это индивидуальность. Еще я делаю спектакль с совсем молодыми артистами, некоторые из которых будут играть вообще первые свои роли, и я тоже вижу в них индивидуальности. Талантов в России много, а вот с театром дело обстоит неважно из-за отсутствия или ослабления того, что называется идеями, и того, что называется сердцем и умом.

и: Согласны ли с утверждением, что кино, как правило, адресовано массам, а театр — избранным?

ЮРСКИЙ: Конечно. Кино стремится захватить весь мир, а театр — это ограниченный зрительный зал. Вполне достаточно, если в драматические театры ходит четыре-пять процентов населения. Это высший предел. В России театр всегда был очень важной частью городской жизни. Поэтому у нас процент поднимался до семи, но это максимум.

————————

Откуда взялся дядя Митя?

Юбиляра поздравляет кинорежиссер Владимир Меньшов:

Сергей Юрский—адекватный, логичный, необычайно трудолюбивый человек, который всегда находит себе новые занятия. Сейчас он увлекся писательской деятельностью, попробовал себя в кинорежиссуре… Его трудолюбие, организованность, высокая культура определяют некую предсказуемость —он не может совершить поступок, который поставил бы нас в тупик. А вот что касается работы… Откуда возникают его образы, которыми он населил мир, по крайней мере, мир нашей страны, —его Чацкий, великолепные Илико и Тузенбах, Остап Бендер, дядя Митя из моего фильма «Любовь и голуби»? Здесь, наоборот, существует момент непредсказуемости—благодаря таланту, который в нем живет. Думаю, это и заставляет Юрского заполнять все свое время работой— талант и ответственность перед этим талантом.