• Наталия КАМИНСКАЯ.Форс-мажор в интернет-кафе.  «Культура», 23 декабря — 12 января 2011 года
• Екатерина Васенина. Пройдемся в «Полонезе» Новая газета, 14-01-2011

Наталия КАМИНСКАЯ.Форс-мажор в интернет-кафе.  «Культура», 23 декабря — 12 января 2011 года

Сергей Юрский продолжает свои абсурдистские опыты. “Полонез” в Театре имени Моссовета — третий спектакль из этого цикла, созданного в соавторстве с невидимым Игорем Вацетисом. До этого были “Провокация” в Школе современной пьесы и “Предбанник” в том же Театре Моссовета. Легендарный драматург Вацетис ни разу не появлялся пред очи театральной и зрительской общественности, ни с кем, кроме Юрского, не работал. Мифологический абсурдист наших дней, таким образом, есть при всех случаях некая игра Сергея Юрьевича, продолжающего высказываться на тему о тотальном отсутствии содержания и предмета высказывания в нашем обществе.

“Полонез” — это четыре новеллы, внешне, казалось бы, не связанные друг с другом. Есть маленькая сценка “Версаль” где посетитель ресторана (А.Гришин) и официант (В.Боковин) ведут безнадёжный диалог в духе “твоя-моя не понимай’. В результате посетитель уходит голодный, а сфициант обижен. “Прогулка” отчетливо намекает на променады булгаковских Пилата и Иешуа, сопровождавшиеся беседой. Вот только, в отличие от ситуации, в которой находились герои культового романа, здесь и желание прогуляться — просто прихоть, и содержание беседы совершенно… бессодержательно. Олигарх восточного происхождения (М.Шульц) и бедный интеллигент (А.Гришин) не стыкуются ни по каким вразумительным статьям. Интеллигент не прочь бы покушать (но ему так и не дадут), а олигарх хочет душевного понимания (правда, есть ли чего в этой душе понимать?)

Новелла “Трое в пальто” имеет все шансы стать лирической историей про несостоявшуюся любовь и про вечный треугольник. Но шансы заведомо упущены героями, зачем-то приезжающими, куда-то спешащими, почему-то живущими не с теми, с кем хотели бы. Сюжет играется задом наперед, как кино, отматывающееся назад. Следить за тем, как персонаж произносит предыдущие слова позже последующих, интересно. Но по мере сложения движений и реплик в некую линию, понимаешь, что линия-то едва проступает, “грифель” ломается, оставляя на листах этих жизней случайные точки-закорючки. Не оформленные стремления, не прорисованные личности, необязательные траектории действий — абсурд, одним словом.

И тогда начинается “Полонез” где сам Сергей Юрский в роли Исидора — явный протагонист. Но каков! Этот старик первую половину сюжета сидит в кресле к нам спиной, и домочадцы не могут добиться от него ни слова. Постепенно приходит догадка, что герой парализован, бессловесен и вообще в маразме. Ан, когда кресло поворачивается к залу, Исидор оказывается привязан к нему, а во рту торчит кляп, Гости тем временем стекаются в дом (видать, небедный, благодаря каким-то прежним трудам Исидора, и тут на ум приходит чеховский профессор Серебряков, всю жизнь писавший ахинею об искусстве). На что бы, вы думали? На полонез! Периодически в этом, ни с какой стороны не подходящем ни к какой реальной надобности танце чинно выходят представители разных поколений. Танцуют все — и молодежная пара, состоящая из “золотого” юнца (В.Боковин) и сексапильной девицы (А.Гарнова), и местечковая пожилая дама (С.Шершнева) и супруга Исидора (Л.Свитова), минимум вдвое его моложе и гость (М.Шульц), крайне озабоченный диетами, соблюсти которые он решительно не в состоянии.

Верный себе, Юрский (или Вацетис, или некто собирательный, коли уж решено не нарушать игру) расцвечивает диалоги по-настоящему смешными репликами и ситуациями. Ангел-хранитель Исидора (А.Гришин) оказывается неудачником, так и не сумевшим за долгие годы беспорочной службы получить повышение в ангельском чине. И даже собравшись вознестись, сделать этого не может по причине вечно не отремонтированной техники — подвесной крюк натурально заело на полпути. Или вот приходит некто Блюм, жутко опоздавший на “полонезное” мероприятие. Он человек вежливый, поэтому приносит свои извинения. А звучат они так: “Форс-мажорные обстоятельства. Я зашел в интернет-кафе’.’

 Вот эту фразу можно было бы в эпиграф. Юрский играет старика Исидора, с одной стороны, дистанцируясь от него как автор спектакля, а с другой — намеренно вкладывая в реплики этого странного, находящегося вроде бы за гранью реальной действительности и вообще — на пороге — героя собственное неприятие мира, растасканного на слова-знаки, действия-обрывки и мысли-огрызки.

Кляп Исидор, скорее всего, заткнул себе в рот сам. Ибо иноща лучше жевать, чем говорить. Ибо, вынув его, он оказывается в состоянии разговаривать. А развязав руки-ноги, может не только ходить, но даже танцевать. Слушая диалоги молодежи, Исидор бурчит: “И что мелют, что мелют?” А с ангелом-хранителем, между тем, ведет вполне вразумительные и трезвые беседы. Возникает тройная оптика. Старик-маразматик выпал из реальности. Но реальность такова, что выглядит выпавшей из самой себя. Привыкший к работе собственного недюжинного интеллекта и апеллирующий к оставшейся еще горстке себе подобных, художник Сергей Юрский (Вацетиса оставим на его усмотрение) воспроизводит на сцене мир, где слепоглухонемые и обездвиженные мало чем отличаются от говорящих, видящих и ходящих. Правда, делает это с позиции собственного возраста. Но, право, форс-мажор в интернет-кафе — это классно. И сказано вовсе не из неприязни к компьютерным технологиям.

Екатерина Васенина. Пройдемся в «Полонезе». Новая газета. 14-01-2011

На сцене «Под крышей» Театра имени Моссовета Сергей Юрский поставил пьесу Игоря Вацетиса «Вечер абсурда № 3 (Полонез)». Что считать «Вечерами абсурда» № 1 и № 2 — «Предбанник» и «Вечер у товарища Сталина» или другие спектакли Юрского — каждый волен решать сам: абсурдного материала жизни для парадоксальной драматургии много, и для Юрского он интересен весь.

Короткие сценки, вспышки-этюды: линза ироничного взгляда выбирает объекты случайно. В сценке «Версаль» посетитель дорогого ресторана пытается добыть у бездушного официанта хоть какой-нибудь еды, не сразу сообразив, что находится в загробном мире. Даже там ему приходится соглашаться съесть то, что есть в меню, а не то, что хочется. В «Прогулке» престарелый умник Сэлинджер находит смысл жизни в газовом баллончике: от его паров он наконец чувствует жажду жить. В миниатюре «Трое в пальто» героям любовного треугольника включают реверс и дают возможность вернуться в ту точку, где еще можно было что-то изменить. Это радость: видеть, что жизнь обратима. Зал покатывается со смеху, наблюдая за движениями на обратной перемотке и слушая обычные фразы в обратном порядке. Завершается вечер «Полонезом»* — ну и что, что балы полонезом открывались, у нас — вечер абсурда!

Театральным воплощением абсурда жизни Сергей Юрьевич считает интуитивный анализ состояния общества, в котором люди не понимают, не слышат, не хотят встать на место другого. И с удовольствием при этом следуют канонам и традициям, которые изжили себя. Придворный танец полонез, где участники шагают парами, обмениваются партнерами, делятся новостями, сплетничают и в это время делают чинный вид, как будто этого вполне достаточно для жизни и правила танца соблюдены, можно считать театральной метафорой происходящего в стране. В «Полонезе» Юрский пройдется сам.

Роль Исидора, уставшего от всего отчаявшегося умника, спеленутого родственниками по его приказу, отвернувшегося от всех и заткнувшего себе рот кляпом, полна горечи. Ему надоело здесь, среди этих людей, но других нет. Времена не выбирают. Исидору хочется сесть в кресло поглубже, с кляпом во рту, и додуматься до чего-то нового. «Всю жизнь я куда-то ходил, кого-то слушал, что-то говорил, пока не понял, что все слова сказаны, котлеты съедены, что осталась пустота. Но пустота не бессмысленна. Она ждет наполнения», — говорит Исидор своему ангелу (Алексей Гришин), который оказался неудачником и не продвинулся по небесной службе. Надеяться можно на себя. С ангелом — поплакать, но жить самому. Просыпаться и идти работать. Эта упрямая рабочая мысль в грустном и трагичном «Полонезе» лежит прямо на поверхности, вытолкнутая на свет из лабиринта абсурда.