Эдуард Маркович. Параллельные прямые Сергея Юрского. «Полёты с с ангелом. Шагал.» — Live Journal, 02/04/2014
luckyed wrote in all_israelApril 2nd, 5:44
Дамы и господа.
Сергей Юрьевич Юрский. Кумир нашей юности. Блистательный актёр. Неподражаемый чтец. Личность. Да просто любимый.
В наши жизни он ворвался Чацким из товстоноговской постановки. Не просто Чацким, а Тем Самым Чацким. Единственным и неповторимым. И начал путешествие по умам и душам. С тех пор линия его жизни всегда была где-то рядом с нашими…
Одна из ярких звёздочек прошлого. Март 1984-го года. «Театральная весна» в Одесском доме актёра. И параллельно — весна настоящая, чувственная. Одесса, море, солнце, счастье, блестящий концерт Юрского. По окончании зашёл в кабинет и протянул Сергею Юрьевичу для подписи его книжку «Кто держит паузу». Стесняясь, ибо книжка в потёртой мягкой обложке была изрядно истрёпана руками всей нашей компании. А автор размашисто надписал: «Рад, что книга не листана, а читана». Мысль очень важная для понимания всего, созданного Юрским.
Глубина, тщательность, скурпулёзность. Старая школа интеллигента.
Прошло тридцать лет. Новая постановка. Ашдод. Первый пункт в гастрольной программе. «Полёты с с ангелом. Шагал.» по пьесе Зиновия Сигалова. Настоящий спектакль, а не очередная антерприза, создаваемая для выкачивания денежек из зрителей в стиле «галопом по Европам». Успешная прошлогодняя премьера в московском театре Ермоловой. Постановка самого Юрского. Он же исполняет 9 ролей. На сцене живой оркестрик. Музыканты не только играют на своих инструментах, но и талантливо перевоплощаются в героев пьесы. Спектакль получился. Это безусловная удача Юрского и его соратников.
Два с половиной часа переплетения судеб художника и артиста. Наивно было бы предположить, что Юрский рассказывает нам только о Шагале. Как любой художник, он всегда говорит о себе. Просто далеко не у всех получается. У Сергея Юрьевича получилось.
На сцене двое. Шагал и ангел. Неторопливая беседа привычных собеседников. Ведь больше не осталось с кем поговорить. Ни тому, ни другому.
«Стареешь, друг мой…»
Воспоминания заполняют сцену.
Старый Шагал и юная Белла. Возлюбленная и муза художника.
Любовь. А что важнее?
«Я дверь открыл, и, вдруг, её глаза…»
Увидеть глаза и пропасть навсегда!
Что мог предложить мальчишка — ученик фотографа своей прекрасной возлюбленной, дочери владельца трёх ювелирных магазинов, кроме одного.
«Я ретушировал тебя губами…»
Но этого хватило с избытком до самой смерти Беллы в 1944-ом году. Да и после. Всю свою жизнь Шагал отказывался говорить о ней, как об умершей.
Предупреждения матери (Наталья Тенякова) ничего изменить не могут. Но в уроки живописи вплетаются новые законы. На смену привычной и доступной эвклидовой геометрии приходит геометрия Лобачевского. Параллельные прямые больше не обречены на одиночество. И пусть встреча им обещана лишь в бесконечности, но это даёт право верить и надеяться.
Долой правильную перспективу, забыть школьное : «и люди уменьшаются в размерах по мере удаления от нас…«
На скучном уроке античный бюст так и застынет на рисунке с длинным и несуразным еврейским носом.
Ещё не революция, но уже бунт, порождающий кошек с человеческими лицами и парализованных стариков, летающих в небесах (всего лишь хотел сделать подарок дядюшке).
«Излей лазурь души своей на холст…»
Мечта о небе. Постоянная, необузданная и непреодолимая. Ведь именно там, в синей бесконечности, должны встретится параллельные одиночества.
Всё очень просто. Лестница Иакова. Вот же она, совсем рядышком.
Нужно только найти нижнюю ступеньку. Наверняка она там, на крыше, где расселся сумасшедший старик и ужасающе наяривает на старой скрипке.
Всё таки на высоту дома ближе к Богу.
Параллельные линии жизни тянутся далее… Париж. Богема. Нищая и счастливая жизнь среди своих. Гениальные друзья. Модильяни. Блез Сандрар. Сюрреалистический «песнетанец», блестяще исполненный Юрским.
Музыка маленького оркестрика не отстаёт от художника и от времени. А Белла-любовь — там, далеко-далеко, среди летающих коров и коз.
«Четвёртый год пошёл, как ты
флиртуешь с Эйфелевой башней…»
1914-й. Россия закрывает ворота в Европу. Не в первый и далеко не в последний раз.Традиция вне времён и спектаклей. Так и проходит жизнь в ожидании, когда «сбросят кайзера Вильгельма…».
Опускается занавес, разделяющий восток и запад, сцену и зал, художника и Беллу, любовь и любовь.
Конец первого действия.
Но все занавесы имеют свойство рано или поздно подниматься. Снова Шагал наедине с ангелом-хранителем. Не случайно ангела и Беллу играет одна актриса Анна Гарнова. Безусловная актёрская удача.
Старый художник едет в Лувр, изученный до последнего мазка, чтобы представить собственное будущее.
«Как это будет, когда меня не будет?»
И снова сон о матери. Она уже по ту сторону занавеса. Всё изменилось в родном городке вместе с названиями улиц.
«Она теперь Дзержинского у нас…»
На сцену вступает румяная и краснозвёздная Революция. Люция. Люшка, для своих.
И «свои» идут за ней, чеканя шаг. Но «толпа всегда погром, толпа всегда расправа».
Мелькает зловещая тень наркома Луначарского. Такого же, как когда-то в Париже.
Как там у Бродского?
«Он здесь бывал: еще не в галифе -в пальто из драпа; сдержанный, сутулый.»
То же «добродушное» пенсне, только взгляд за ним волчий.
Попытка прославить Люшку в родном городе не удалась. Никому не нужны разноцветные коровы и козы, требующие равноправия с людьми.
Изгнание как спасение. Куда? Какая разница. Важно ОТКУДА.
«В Германию, в Париж, в Варшаву.
Мне всё равно, я душу сохранить хочу…»
Ошибочка. Всё не так проосто. Как заметил Станислав Ежи Лец:
«У каждого века своё средневековье».
Война, Рейхстаг, пожар, фашисты… И не стереть коричневую раскоряку с дверей, не закрасить.
«Бессильна краска против паука…»
А картины? Коровы, козы, ангелы? О, они прекрасно горят. Как и рукописи.
Пришло «музыкальное время» брехтовского зонга «сожжённой картины», великолепно исполненного Людмилой Дребнёвой.
Река времени всё дальше уносит наших героев в бирюзовую бесконечность. Параллельные линии всё ближе. Вот же они, на сцене. И ступеньки между ними. Лестница Иакова «стоит на земле, а верх её касается неба».
Шагал уходит в небеса к своему ангелу, коровам, котам, козам и летающей любви. К своей бесконечности.
Оставляя картины и нас.
«Маленькие звёздочки, блуждающие меж двух миров, вгрызающихся друг в друга в смертельной схватке»
Чертовски актуально, дамы и господа. Особенно сегодня. А, впрочем, всегда.