Елена Боброва Утверждение Шагала — Журнал «На Невском», Январь 2014

Сергею Юрскому повезло и в жизни и на сцене. Он играл Шекспира и Мольера, Пастернака и Циолковского. Не в сторонке стоит троица – Геббельс, Пиночет и Сталин. Юрский не собирает коллекцию великих людей, но его привлекают крупные личности, их мысли,  деяния. В этот круг вошел и Марк Шагал. Спектакль-фантазию о жизни и смерти художника «Полеты с ангелом. Шагал» артист покажет в Петербурге 31 января и 1 февраля на сцене театра-фестиваля «Балтийский дом».

Бродский

– Я не играл самого Иосифа Бродского, но я сыграл его отца в картине Андрея Хржановского,  и я читаю со сцены его стихи. Заболел я Бродским давно, еще в 60-е годы, когда только с ним познакомился. Это было странное ощущение – быть влюбленным в своего современника. Меня поразили его стихи, которые мне казались несовместимыми со всем, что было вокруг.

***

А познакомились мы в одной из питерских коммуналок в 60-е годы. Как-то после спектакля мне позвонили Кама Гинкас и Генриетта Яновская: «Приходи, познакомишься с Бродским». Я зашел, мы посидели, поговорили часик-полтора. Надо сказать, разговор получился односторонний – «мы о нем», не обязательно, впрочем, восторженно, было о чем поспорить.  Так случилось, потому что мы-то его стихи читали, а он театралом не был и ни драматический театр, ни актеров не знал. Обижало ли это меня? Да нет.

Вся их поэтическая группа считала, что театр – «грубое искусство». Но мы не обижались и говорили: «А у вас тонкое искусство». Но меня крайне интересовало, как мне читать его стихи. Я очень не скоро стал делать это на сцене, но знакомым или в компаниях я их читал.

***

Потом мы хотя и встречались мало, но долгие годы. На одной из встреч мы говорили о его нежелании возвращаться на родину. Говоря, что вряд ли вернется когда-нибудь в родной город, он все же делал оговорку: ну разве что инкогнито: «Побродим, повидаемся с близкими нам людьми и незаметно смоемся». Почему? Потому что он не хотел возвращаться нобелевским лауреатом, знаменитостью. Не потому что стеснялся своей славы – нет, он очень серьезно относился и к Нобелевской премии, и к той славе, которая к нему пришла, но которая никак не была для него неожиданностью. Но Бродский прекрасно понимал, что слишком много вокруг него будет эгоизма, корысти, желания потереться около знаменитости. Перед ним либо начали преувеличенно каяться, либо преувеличенно превозносить.

Я встречался с Бродским и в последний год его жизни – на гастролях в Нью-Йорке. Я его приглашал, но он отказался и на этот раз, как тогда, в 60-е годы. «Я и так знаю, что ты артист хороший!» и при расставании обещал написать мне стихотворение. Этот стих – он называется «Театральное», – я получил вместе со сборником   «Пейзаж с наводнением», изданным уже посмертно. Его герой – актер, живущий в эпоху Древнего Рима. А значит, он раб или вольноотпущенник по сути, а по духу – безусловно, свободней творец.  Конечно, я был потрясен этим приветом поэта из вечности.

Шагал

– С Бродским сопоставим только один великий человек, с которым я, пусть и опосредованно, но соприкоснулся. Это Марк Шагал. Оба были не поняты своими самими близкими людьми. Стихи Бродского вызывали у его родителей лишь недоумение.  Мама Марка Шагала не хотела, чтобы он занимался рисованием, «этим дурацким рисованием», которое никому не нравится, да и не может понравиться.

Эта неожиданная рифма между двумя великими художниками для меня очень важна.

***

Признаюсь, прежде я никогда не был фанатом Шагала. Меня привлекали Ван Гог, Сезанн, Пикассо, но не Шагал, нет. Хотя, конечно, я осознавал его дарование. «Ах, как здорово», – мог я воскликнуть довольно отстраненно у его картины. Само собой, я читал его автобиографию. Но им я «заболел» только сейчас, когда начал заниматься спектаклем. Примеряя на себя Шагала в разных возрастах, от 9 до 98 лет, я постепенно погрузился в мир этого удивительного одиночки.

Безусловно, пьеса Зиновия Сагалова – это не биография, а фантазия «на тему». Мы рассказываем то, что чувствуем по поводу этой личности и по поводу того, сколько же в человеке заложено сопротивления и божьего дара. Этот спектакль, как и сама жизнь Шагала и его творчество, – утверждение Человека.

***

Я не случайно об этом заговорил, потому что «утвердительный» спектакль, на мой взгляд, сейчас редкость. Основная же позиция современного театра – разоблачение, демонстрация обольстительности негодяйства, эстетизация зла. Почему? Общее разочарование. Прежде пытались в человеке увидеть божественное. И эпоха Возрождения и эпоха Просвещения были эпохами устремлений ввысь, а сейчас эпоха устремлений вниз. А сегодня – напротив, и это естественное последствие кризиса христианства как основы жизни. «Бог умер!» – заявил в середине 19-го века Ницше. Но тогда вместо веры в Бога зародилась вера в человека: мы такие изобретательные, мы такие умные, мы можем подчинить себе природу. «Человек – это звучит гордо», – сказал один из персонажей Горького. Но при близком рассмотрении человек оказался недостойным обожествления, недостойным заменить Бога. Когда человек сменил бога, то развился эгоизм. В невероятных масштабах. И не все это осознают, но многие это делают – мстят человеку, доказывая, насколько он гадкое существо. И так и есть. Но природа человека двойственна – вот о чем сегодня не хотят говорить. В нем есть и возвышенно-божественное и плотское–низменное. И эта двойственность и есть загадка человека. И его великолепие, которое дает нам надежду… Борьба высокого и низкого всегда существовала, но сейчас пришла пора разочарования, когда низкое является единственным предметом рассмотрения. Должно что-то случиться, а что – Господь решит. Но пока, конечно, я вижу только движение в яму. Как говорится в одной пьесе, вода течет только вниз. Все ниже, ниже, ниже…

***

…Шагал верил, что в искусстве есть некий небесный отголосок. Хотя он не был религиозным человеком – а иначе не стал бы художником, ведь он поднялся из мира еврейства, где рисование великий грех. И за это он в нашем спектакле кается перед Богом.

Да, Зиновий Сагалов написал пьесу-покаяние. Шагал кается перед Беллой, своей первой, бесконечно близкой ему женой, за то, что посмел пережить ее. И задается вопросом: а что же такое любовь? Что такое женщина, которая в его грезах-воспоминаниях превращается в ангела. Отсюда и название спектакля «Полеты с ангелом». Шагал кается перед матерью. Это вечное покаяние, потому что каждый сын чувствует вину перед своей матерью.  Шагал кается перед своим народом, потому что не был рядом с ним, когда он переживал самое страшное – холокост. Он был неотделим от еврейства, но, оторвавшись от родного Витебска, мучился вопросами: «Кто же я, откуда я, где корни мои?..»

Так что для меня спектакль стал попыткой постижения психологии человека-одиночки, прожившего длинную-длинную жизнь в самом богатом на испытания веке.