---

Андрей Васянин. Играть а не играться. Сергею Юрскому исполняется 80. Российская газета — Неделя № 51(6622), 2015

Сергей Юрский мог и не стать актером. Но судьба вывела его, ленинградского мальчика — из семьи директора цирка, из юридических коридоров — на театральную сцену и съемочную площадку. Для чего? На этот вопрос мы с Сергеем Юрьевичем пробовали ответить во время нашей беседы.

Поколение «антре»

Сергей Юрьевич, ваш Груздев из «Места встречи…» говорит о том, что «всю жизнь считал себя человеком неглупым и практическим, но…». Вы прикладывали этот образ, эти слова к себе? Много в вас от Груздева?

Сергей Юрский: Скорее, это в нем от меня, я должен был играть другую роль, но попросил именно Груздева — и очень благодарен режиссеру фильма за то, что он согласился. Это был конец 70-х, трудное для меня время, я испытывал сильное давление со стороны власти, мне из-за моего общения с диссидентами запрещали работать, не упоминали в рецензиях. И тут возможность, пусть не напрямую, но сказать о системе, для которой люди — мусор…

Но вы в свое время учились, чтобы работать в этой системе. Это была не ошибка — пойти в середине 50-х на юрфак ЛГУ?

Сергей Юрский: Да какая ошибка, мне повезло! Я коснулся университета, увидел его в самый момент перехода к новым временам, в середине 50-х, познакомился с такими людьми! Моими друзьями были мои ровесники, будущие физики, астрономы, востоковеды, лингвисты, филологи, биологи — все мы сходились в университетском театре. Мы были различны в интересах, но соединялись в душевности, духовности!

Поколение «выстрелившее» в 60-х…

Сергей Юрский: …и выдавшее большую порцию людей ослепительной яркости, которых было невозможно не заметить. Это было поколение выхода, поколение «антре».

А пригодились ли знания, полученные за два курса юрфака?

Сергей Юрский: Конечно. Нас учила и старая интеллигенция времени последнего цветения и звезды новой профессуры. Мы собирались, много общались и тут ковались хорошо говорящие, а значит, и мыслящие люди.

Спектакль на полвека

Кроме Груздева на слуху сегодня совсем немного ваших киноролей: Викниксор из «Республики ШКИД», дядя Митя из «Любовь и голуби»… Не смущает такая популярность?

Сергей Юрский: «Популярность» — тут не главное слово. Тем более это уже не популярность, «Любовь и голуби» стал фильмом попросту народным. Я это ценю, но это не отменяет и того пути, что вел меня к этой роли, и пути, который вел от нее, дальше.

В этих фильмах сошлось очень многое, и потому они, наверное, так и «выстрелили».

Сергей Юрский: Мы совпадали тогда в одной точке в свое лучшее время, и это фокусировалось. Согласитесь, ведь бумагу поджигает только правильно изогнутое и направленное увеличительное стекло! Михаил Швейцер снимал на очень высоком уровне, но фокус у него случился в «Золотом теленке». Гурченко, в которую я в свое время влюблялся, в комической роли в фильме «Любовь и голуби» не просто блеснула, а оказалась в своей высшей точке. Наталья Тенякова вернулась в кино в «Любовь и голуби», да так, что сейчас ко мне после концерта в Ставрополье подошли и передали ей привет. «Вы знаете, это ж моя мама!» А мы играли про Сибирь и снимали в Карелии.

А есть ли у вас работы, которые зритель недооценил?

Сергей Юрский: Из последних это, конечно, Сталин в сериале «Товарищ Сталин», крайне актуальный персонаж, я предлагал зрителю увидеть в нем психологическое явление, до сих пор живущее в нас и с годами проявляющееся все больше. Фильм заметила критика, но не зритель. «Отцы и дети», где мы с Теняковой сыграли родителей Базарова, одна из лучших на моей памяти картин — с ней та же история, показывают изредка на «боковых» каналах. Полгода мы с ТВЦ под юбилей Пушкина снимали «Евгения Онегина», выпустили его, но прошел юбилей — и все о том забыли.

А почему так выходит?

Сергей Юрский: Сейчас некогда скромное украшение дома под именем ТВ стало его центром, заменой всего. Это оно отбирает, что существует, а что нет. На всех каналах идут фильмы с положительными героями, которые убивают отрицательных, находятся над моралью. Но герои ли это? Впрочем, надеюсь, зритель, который должен был увидеть фильмы, что я назвал — их увидел.

Со спектаклями в БДТ было иначе?

Сергей Юрский: Их помнят до сих пор! Спектакль существует только здесь и сейчас, его, как кино, спустя 30 лет не покажешь! Но поколение, то самое, в эмиграцию вывозило память о том, что оставило здесь, — программки спектаклей 50-летней давности я вижу в руках зрителей, выходя на концерты в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе: «Я, бабушка, Илико и Илларион», «Три сестры», «Горе от ума». Каждый грамм багажа считали тогда у отъезжавших, но люди брали с собой книги, статьи все, что касалось театра, где они были только зрителями, и ничего больше.

«Существует лишь то, чего мало»

Сергей Юрьевич, вы сегодня заняты в нескольких спектаклях Театра Моссовета, в «Полетах с ангелом», созданных силами разных театров, а в кино вас что-то уже нет совсем…

Сергей Юрский: Напоминаю, что по профессии я театральный актер и никогда не выбирал, где теплее.

А где слышнее?

Сергей Юрский: А зачем? Я дал недавно три концерта с разными программами в зале Чайковского, наверное, прощальных — честно говоря, устал. И мне достаточно этих вот аншлагов, по полторы тысячи человек в каждый вечер. Я персона из прошлого и ко всему, что имеет слишком широкое хождение, отношусь с предубеждением.

Помнится, ваш герой в пьесе «Предбанник», которую вы играете в «Моссовете», говорил, что «существует только то, чего мало…

Сергей Юрский: …а то, чего много, исчезает». Да, мой дядя Боря понимает, что все, чего много, идет сверху и, как погода, перестает замечаться. Шоу, действо для многих, в корне отличается от драматического театра, где каждому человеку надо помочь рассмотреть себя.

Во всех своих постановках вы сегодня и актер, и режиссер, а иногда и автор, как в «Предбаннике».

Сергей Юрский: Да, и совмещать все очень трудно. Но я выбрал этот путь. Я ставлю пьесы, которые до меня никто не ставил, говорю в них то, что я считаю нужным, и мне крайне важно, чтоб спектакль не разваливался, чтоб в нем всегда звучала заложенная в нем мысль, чистый, безупречный звук. Акробат выходит на арену и делает трюк, который никто больше не делает. Зал ахает, но всегда ли запоминает его фамилию? А это не должно волновать артиста! Каждый раз должно звучать «Ах!» и возникать некая новизна — вот его забота!

Но разве это игра? Артист, акробат живут этим.

Сергей Юрский: Когда я ставил с Раневской «Правда — хорошо, а счастье лучше», она мне все твердила: «Я не играю, я живу на сцене!» Она была невероятная, но именно потому, что ИГРАЛА. Играть — это чувствовать возможность другого человека быть не таким, как ты, оставаясь тем, кто он есть. Это особенное свойство актера. И он действительно играет — если, конечно, не играется, не притворяется. Воспоминания, которые я написал вовремя, 15 лет назад, чтоб сейчас ими не заниматься, называются «Игра в жизнь». И это не самобичевание, а гордость.

Вопрос — ответ

Сергей Юрьевич, а как вы обычно отмечаете юбилеи, дни рождения?

Сергей Юрский: По-разному. Но в этот раз не только не хочу отмечать, а просто планирую исчезнуть. Не могу, нет сил выслушивать столько банальностей в единицу времени. Это, по-моему, страшная вещь, они сжирают страну — юбилеи, дни рождения, под которые можно получить массу материальных благ, — чем у человека больше юбилеев, тем лучше. Это еще Гельман в «Мы, нижеподписавшиеся…» описал и высмеял.