Памяти Сергея Юрского- Петербургский Театральный журнал, №1, 2019
Надо знать, кем был Юрский для тогдашнего Ленинграда. Хороших актеров в это время хватало, но никто из них не был настолько свободен. Вот выходит человек на сцену — и сразу видно: да, он такой. Не исполнитель чужих заданий, а самостоятельный творец.
Впрочем, отдельность свидетельствовала не об одиночестве, а, напротив, о тесных связях с публикой. В «Горе от ума» — его первой большой удаче — он рассказал историю своего поколения. Это была история людей оттепели, чей «век», говоря словами Тынянова, «умер раньше них».
Эта тема была объявлена еще до начала действия. На занавесе Товстоногов поместил пушкинскую фразу «Черт догадал меня родиться в России с душою и с талантом», но ее велели убрать. Это было не так обидно, потому что эту тему Юрский играл.
На панихиде в театре имени Моссовета об этом вспоминали. Кама Гинкас рассказал, что его отец увидел «Горе от ума» с верхнего яруса и совершенно задохнулся. Ощущение было такое, будто он не смотрит знакомую пьесу, а читает «Архипелаг ГУЛАГ». Казалось, сейчас войдут и всех арестуют.
Как Сергей Юрьевич этого добивался? Ведь тут не было никакого «осовременивания». Чацкий не носил джинсы и черный свитер, как Высоцкий–Гамлет, но при этом был узнаваем. Это был человек начала девятнадцатого столетия и в то же время один из нас.
Разумеется, мы были ему благодарны за понимание. Каждый это делал так, как чувствовал и умел. В последнем классе школы я был принят в члены «Общества юрскистов», которое создала моя тогдашняя приятельница Катя Эткинд. Общество было тайное (по крайней мере мы никому особенно о нем не рассказывали), и главным его смыслом была любовь к артисту. Мы смотрели все, что он делает, но главное — встречались друг с другом и говорили: все-таки он — гений! Как замечательно он сказал это! А как ответил то!
Это чувство сохранялось и в последующие годы.
Продолжение текста — в публикации —
Александр ЛАСКИН. БЕЛЫЕ ВОРОНЫ, ЧЕРНЫЕ ОВЦЫ . — «Нева» №10,2019, стр 44-47
Это чувство сохранялось и в последующие годы. Поэтому когда я узнал о том, что Сергей Юрьевич уезжает в Москву, мне захотелось сделать что-то такое, что пусть не изменит его решение, но хоть немного оттянет наше общее с ним расставание. Ко- нечно, возможностей у меня было мало, вернее, всего одна: я стал говорить Влади- мирову, что было бы замечательно предложить Юрскому постановку.
Юрский и «Эльдорадо»
На столе у Игоря Петровича как раз лежала пьеса Аллы Соколовой «Эльдорадо», и он был не против того, чтобы она шла на малой сцене. Кто будет ставить? Называ- лись разные фамилии, но что они против того, кто недавно поставил «Фантазии Фа- рятьева» в БДТ? Так что конкурентов у Юрского просто не могло быть.
Стыдно признаваться в своих ходах и уловках, но, как говорится, «из песни слова не выкинешь». К тому же не забывайте, что это театр. А театр — это такое заведение, в котором царит диктатура. Поэтому если хочешь чего-то хорошего, сделай так, чтобы твоя идея приглянулась первому лицу.
Это и есть основная задача завлита. Актер обращается к зрительному залу, писатель — к читателям, а завлит — к главному режиссеру. В их разговорах наедине вызревают важнейшие планы и решения.
Чтобы чего-то добиться от Владимирова, следовало напомнить ему о его происхождении. Мол, самое время протянуть руку товарищу в беде. Сделать так, как подобает настоящему русскому дворянину.
Это сейчас я логично излагаю, а тогда действовал наобум. Руководствовался тем, что люблю Юрского. Впрочем, к Владимирову я относился столь же горячо.
«Шеф» (именно так в театре Ленсовета называли главного режиссера) Юрскому звонить не стал, но поручил мне организовать встречу.
Я, конечно, обрадовался, но в то же время смутился. Мне тут же представилось, как я звоню, а трубку берет Мольер или Фарятьев. Почему я так робел? По отношению к Игорю Петровичу я уже не ощущал себя зрителем (все-таки мы ежедневно виделись), а в случае с Сергеем Юрьевичем зрительское преобладало.
Помог мой преподаватель по Театральному институту, литературовед и театральный критик Евгений Соломонович Калмановский. Он о Юрском не раз писал — и поддерживал с ним дружеские отношения. (…) Словом, я обратился абсолютно по адресу. Юрский доверял Калмановскому, и вскоре день и время были согласованы.
Прежде чем рассказать о том, как Юрский пришел к Владимирову, два слова о месте действия. Кабинету Игоря Петровича, как знают все, кто в нем бывал, предшествовали большая комната и небольшой предбанник. Из предбанника дверь вела в туалет.
Когда Сергей Юрьевич появился, Игорь Петрович находился в туалете, где пытался отстирать пятно с лацкана своего лучшего пиджака. Так — с пиджаком в руках, одновременно продолжая теребить лацкан, он вышел навстречу Юрскому.
Сергей Юрьевич сразу оценил мизансцену и сказал после паузы:
— Игорь Петрович, вы привинчиваете новый орден?
По взгляду Владимирова я понял, что мой план если не провалился, то скоро точно провалится. Игорь Петрович явно смутился. Все режиссеры, приходившие в его кабинет, начинали с расшаркиваний, и так продолжалось до конца разговора. Бывало, смеялись, рассказывали анекдоты и даже валяли дурака, но инициатором всегда был он.
Юрский был настроен благодушно и эту тему развивать не стал. Он сказал примиряюще:
— Орден у нас с вами примерно один и тот же.
Все-таки договоренность была достигнута. Правда, разговор протекал не без слож- ностей. Особенно нервно обсуждали то, кто будет играть главную роль. Юрский го- ворил, что видит в этой роли только Владимирова, а Игорь Петрович настаивал на Алексее Розанове.
Все закончилось так, как это чаще всего бывает в театре. То есть не так, как подсказывает здравый смысл. Дело не в шутке Сергея Юрьевича (хотя она тоже, возможно, не поспособствовала), но в куда более серьезных причинах. Скорее всего, Игорь Петрович посоветовался с директором (или еще повыше), и ему все растолковали. «Своим» же Владимиров объяснил это так: Юрский, видите ли, требует, чтобы играл он, а ему хочется, чтобы эту роль сыграл Розанов.
«Эльдорадо» поставил другой режиссер. Кстати, сперва действительно репетировал Розанов. Казалось бы, все предвещает среднюю постановку. Кажется, Владимиров на это и рассчитывал — именно с такого уровня проще всего брать старт.
Игорь Петрович посмотрел чужую работу, произнес что-то одобрительное в адрес актеров и режиссера, а на следующий день назначил репетицию. Ну и потом работал столько, сколько нужно для того, чтобы о прежнем варианте спектакля напоминали только текст и декорации. Впрочем, декорации он тоже изменил — одно переставил, а другое убрал.
Главное, Владимиров ввел себя на главную роль. Так что встреча с Юрским не прошла даром — роль пожилого писателя, который пытается оглянуться на пройденный путь, он все же сыграл.
Самым незавидным было положение репетировавшего до этого режиссера, но ему на помощь пришел Игорь Петрович. На вопрос «Кто останется на афише?» он ответил так, как полагается русскому дворянину: «Конечно, на афише будете вы».
Что касается Юрского, то он с семьей переехал в Москву. В столице, как теперь по- нятно из его интервью и воспоминаний, его тоже не очень ждали, но все же это было лучше, чем Ленинград.
Сергей Юрский 