Сегодня 9 дней, как не стало Сергея Юрского.
Все эти дни думаю о нем и размышляю, в чем же, собственно, его феномен, почему его место в истории нашей культуры уникально?
Он был выдающимся актером, талантливым режиссером, великолепным чтецом, интересным поэтом, прозаиком и эссеистом. Но думаю, что властителем дум для многих он стал прежде всего благодаря масштабу личности, которая была видна во всем, что бы он ни делал, и именно она, эта личность, и делала его дар уникальным. Блистательный интеллект, громадная эрудиция, но прежде и во главе всего нравственная высота.
В 12 была панихида в том же храме св. Власия, прихожанином которого он был и где его отпевали, потом посиделки в ресторане Дома актера в кругу близких друзей и коллег, куда я затесалась по чистой случайности. Я не была ни его другом, ни даже приятельницей, не собираюсь примазываться. Но, благодаря общим ближайшим друзьям, мы виделись часто и регулярно в течение многих лет и даже были на ты. 
Дух дышит, где хочет, и всем известно, как разочаровывают иногда знакомства с селебрити, как часто таланты и гении в бытовом поведении бывают недостойны своего дара. А уж в ситуациях застолья, расслабленности, в ближнем кругу, при обильных возлияниях особенно. Так вот в случае с Юрским могу свидетельствовать, что за многие часы, проведенные за общим столом за многие годы, не было ни одной секунды, когда он был бы себя недостоин.
Он не был балагуром и душой компании. Никогда не держал площадку, в разговорах не тянул одеяло на себя, но каждое его слово было весомо. Был блестяще остроумен, но не был остроумцем, любил и как мало кто умел шутить, но никогда не зубоскалил. Никогда не участвовал в пустом трепе и сплетнях. Впрочем, в этом доме и этих застольях их и не было. Разговор всегда шел о самом важном – в искусстве, политике, религии. Он жадно впивался в интересных людей, от которых мог узнать что-то новое, и слушал охотнее, чем говорил. Иногда бывал молчалив и мрачен, порой саркастичен. Пошл, развязен, неблагороден – никогда. Я ни разу не слышала от него ни одного бранного слова. Подозреваю, что их вообще не было в его лексиконе. Если он был в дурном расположении духа, плохо себя чувствовал, мог посидеть полчаса и уйти, благо жил в двух шагах. 
Вообще он был человеком довольно закрытым, бесконечно далеким от театральной богемы. Звездная болезнь была ему незнакома, круг друзей ограничен, а «работал лицом» он лишь в тех редчайших случаях, когда требовалось кому-то помочь.
Он всегда жил всерьез. Крестившись, принял евангельскую проповедь всем сердцем и следовал заповедям буквально. Но в церкви жил не слепо, страдая от разрыва между Церковью небесной и церковью земной.
Сейчас в обществе, и в интеллигентской среде в частности, редкий разброд, вкусы у всех не просто разные – полярные. Но я ни разу не встречала человека, который не любил бы Юрского.
Однажды мы встретились с ним в нашей эстэдэшной поликлинике у врачебного кабинета. Там была приличная очередь, и мы в ожидании сидели и болтали. Но как только из кабинета вышел человек, все расступились и буквально впихнули Юрского без очереди, несмотря на его сопротивление. А когда он вышел, стали столь же решительно пропихивать без очереди и меня. На мое недоумение последовал ответ: «Вы его знакомая, проходите!»
В фейсбуке в последние дни все перепощивают рассказ Юлия Гусмана о том, как Сергей Юрьевич приехал к его умирающему отцу и сыграл Онегина для него одного, привезя с собой фрак, цилиндр и тросточку – все как на сцене. А я в связи с этим рассказом вспомнила другую историю.
Когда у нашей общей подруги был тяжелый момент в жизни, она была одинока, беспомощна, и в холодильнике было шаром покати, Юрский сварил и принес ей курицу. Не я, не другие ее подруги, а Юрский. Сам сварил и принес.
И когда я думаю о нем, эта курица стоит у меня в одном ряду с его великими ролями и спектаклем для умирающего отца Гусмана. Светлая память!