Глава из книги Сергей Юрский. Жест. — Вильнюс-Москва, Полина/POLINA, 1997 


ДОМА 

пространство расчерчено рамой окна 
а время не ограничено
вот так органично доходишь до дна 
самого самого личного 

ПЕЙЗАЖ 

Зелёные заборы, 
пропыленный репей. 
Гитары переборы, 
тоскливость летних дней. 
Иду средь самоваров, 
среди гирлянд белья, 
средь молодых и старых, 
средь кошек и гнилья. 
Скорей, скорей на поезд, 
чтоб ветер, чтобы путь. 
Чтоб, жизнью беспокоясь, 
всю ночь не мог уснуть, 
чтоб скорость, чтобы споры, 
чтоб только - пой и пей! 
А за окном заборы, 
пропыленный репей. 

1958, Комарово 


Глаза закрой, 
Тише!
Шумит прибой, 
Слышишь? 
Вода мутна. 
Не видно дна,
Бежит за волной волна. 

У наших ног
Камнем лег
Холодный и мокрый песок. 
В соснах поёт ветер, 
Мы одни на свете. 
Пляж пустой - 
Ты да я.
Нет, постой, 
Милая, 
Я не во сне?
А завтра при свете
Ты будешь мне
Самой близкой на свете?
Ты не забудешь про этот ветер? 
Волны песок лижут, 
Море холодом дышит. 

Что с тобой? 
Голос мой 
Тише,
Тише, 
Тише. 

Идём бесконечной аллеей 
По влажной упругой траве. 
Вечернее небо алеет,
Луна в ожидании млеет,
В груди вдохновение зреет, 
И гений сидит в голове. 

Целые годы моим жильем  были гостиницы и поезда

Мне странно,
Мне так это странно:
Я иду по шикарному коридору,
В руке моей дымит папироса.
Я ключом отпираю дубовую дверь. 
Это я? Неужели?
Как странно.
Ведь это всё атрибуты взрослого, 
Уверенного в себе человека. 

Мне странно.
Мне так это странно.
Я целую замужнюю женщину, 
У меня помада на подбородке. 
Я провожаю её, притворяясь, 
Будто я совершенно взрослый. 
Будто я не стесняюсь её дочки, 
Которая называет меня дядей. 

1960 г. 


Р.К.

Ваше платье бессильно повисло на стуле. Вы уснули. 
Ну, спите.
Я тихонько вот здесь посижу, возле Вас, Вы хотите? 
Незримые нити 
Связали сегодня тебя и меня, 
Непрочные нити.

Я так себя вёл, будто всё это очень обычно. Привычно. 
Это маска.
Знала бы ты, как мне дорога твоя ласка.
Три на Спасской 
Пробило. И вечер, и ночь, и рассвет - 
Словно сказка. 

Помню вечер до мелочей, 
будто это имеет значение - 

передёрнула зябко плечами 
и ушла, позабыв перчатки. 
На лестнице дети кричали, 
шумно играя в прятки. 

У соседей мурлыкало радио, 
на перчатках следы от пудры, 
я подумал: чего ради
я проснусь завтра утром? 

НОЧЬЮ

Р.К.

Зрачки в покрасневших глазах плеща, 
Дверь настежь - и попросила вон! 
Уйду, и не надо меня стращать, 
Красноглазого и некрасивого. 

Уйду, моргая больными глазами,
К мёртвым и спящим троллейбусам, 
Забуду тепло твоих касаний
И любовь, подобную ребусу. 

Дождливою ночью холодной 
Шаги одиноки и гулки. 
Застыну бессмыслой колодой 
В каком-нибудь переулке. 

И, рваный пиджак теребя, 
Под небом отчётливо синим
Я вспомню опять про тебя
И мир окрещу твоим именем. 

ГОСТИНИЦА “АРМЕНИЯ” 

Снова там же с тобою сидели мы вместе,
Я стихи бормотал наизусть,
И седой армянин в ресторанном оркестре 
На бубне выстукивал грусть. 

Клекотали пандури, звенели бутыли,
От жары и вина люди падали с ног.
Этот душный мирок мне давно опостылел - 
Мир, где в блюда и в воздух добавлен чеснок. 

Что мы мечемся, милая, что мы здесь ищем? 
Где-то воздух, прохлада вечерней росы. 
Наперченный до одури мяса кусище 
Притащил официант, нас ругая в усы. 

Ты сказала опять, будто я тебе нужен. 
Лучше выпьем за речку, туман и росу.
Сядь в вагон - уезжай-ка, любимая, к мужу, 
Я тебя на вокзал на руках отнесу. 

Снова грустный мотив - безысходный и сладкий, 
Кислость вин и восточная горечь приправ. 
Уезжай, уезжай! Я целую все складки
Одеяний твоих, на колени припав. 

Если б был я один, то напился б до дури,
И счастливый, свободный бродил меж столов, 
Подпевая волшебным напевам пандури. 
Уезжай! Я молиться об этом готов. 

Я б не ждал ничего - ни любви и ни мести, 
Я б читал официантам стихи наизусть.
И седой армянин в ресторанном оркестре
В такт стихам бы на бубне выстукивал грусть. 

В ОЖИДАНИИ ЗВОНКА, КОТОРОГО НЕ БЫЛО 

Л. Г. 

Через три часа нервно вздрогнет поезд. 
Губы обкусав, я не успокоюсь.
Через три часа поплывут знакомо 
Тихие леса и вокзальный гомон. 

Захочу заснуть, мысли забастуют. 
Вперюсь в темноту - гулкую, пустую. 
Через три часа больше не увижу 
Милые глаза - всех родней и ближе. 

Крупная роса, паровозный грохот, 
Через три часа будет очень плохо. 

КОНЕЦ РОМАНА

М. Я.

Метелица, метелица 
Опять метёт с утра.
Не верится, не верится, 
Что ты - уже вчера. 

В окне снежинки бесятся, 
Зовут в пустую новь. 

...Три самых холодных месяца 
Морозили нашу любовь. 

*** 

Ну-ка рядом садись, расскажи,
Как жила без меня столько месяцев, 
На какие взошла этажи,
По каким поднималася лестницам? 

*** 

Кто-то тянет, тянет душу 
Сильной ласковой рукой. 
Я полёт снежинок слушаю, 
В грудь вливается покой. 
Шум далёкой электрички, 
Тропка узкая по снегу,
Я забыл твоё обличье, 
Будто бы тебя и не было. 

*** 

Я на звонки не отвечаю,
На стук не отпираю дверь. 
Я был доверчивым вначале, 
Я недоверчивый теперь. 

*** 

Не верить - рано, верить - поздно. 
Все ближе жизненный оскал.
И где-то в закоулках мозга
Уже рождается тоска. 

***
Мы постепенно забываем
Её походку, голос, имя.
Мы постепенно зарываем
Одни минуты под другими.

***

В непроглядной жуткой темени
В острой боли морща бровь,
Обвяжу бинтами времени
Обгорелую любовь.

***

Равниною снежной
Лыжней бесконечной
Ушла твоя нежность
Навечно, навечно.

***

В метели скрылись навсегда
Огни последнего вагона.
Я позабыл про поезда.
И словно белые погоны,
Легли на плечи мне снега.

***

Стихами боли не поможешь,
А ночи дьявольски тихи,
И, распуская нервов вожжи,
Я вновь и вновь пишу стихи.

***

коньяк приятно обжигает рот
и кровь шипит и бьётся об висок
и видишь мир совсем наоборот
во всяком случае чуть чуть наискосок

М.Я.

Сумерки,сумерки.
Все будто умерли.
То ль это явь, то ль в бреду - 
Холодно, боязно.
Долго нет поезда.
Вдоль по платформе иду. 
Мыслей свинец надавил на глаза - 
Сумерки, жуткое время,
Некому слова сказать.
Вот пробежали олени... 
Что я? Какие олени? 
Бред! Это тени.
Тени деревьев прошли по земле 
В пронзительном свете фар
Прошли по платформе, по рельсам, по мне 
Огромные, как кошмар. 
Тени деревьев прошли в свете фар 
Проехавшего грузовика. 
Тьма. Дыхания белый пар. 
Градусов тридцать наверняка. 
Электричка стучит, 
Пустая почти.
Достань письмо, 
Снова прочти. 
Как это там? - “Мы чужие, учти”. 
Учту, учтёшь, учтём, учти... 
Мелькнул ещё километр пути. 
Электричка стучит, 
Пустая почти. 
Город уж скоро. Без трёх одиннадцать. 
Клочки письма улетели прочь.
Поезд в сплетение стрелок ринулся. 
Кончились сумерки. Въехали в ночь. 

Т.С.

Дело во времени, только во времени. 
Снова лежу меж твоими коленями, 
Снова целую скучающий рот, 
Одновременно унижен и горд. 

Пьем в одиночку своё наслаждение, 
Дело во времени, видно, во времени. 
Душу дарю тебе, имя и отчество
И получаю взамен одиночество. 

Нет, невозможно сближенье, сдвоение. 
Дело во времени, что ли? Во времени? 
Странное время. Мы странные люди - 
Мало запомним и много забудем. 

Свет не включая, сидим мы в обнимку, 
Близки и счастливы наполовинку. 

Я одиноко тебя обнимаю.
Ты мне клянёшься в любви одиноко. 
Всё понимаю. Всё понимаю!
Счастье - за счастье, око - за око. 

Давай одеваться, пора расставаться.
Пора погрустить, коль не можем смеяться. 

Под фонарями вьюга качается. 
Два поцелуя в один не сливаются. 

КИНОПРОБА 

М.Д     

Диск пластинки чёрный-чёрный, 
Снег в окошке белый-белый. 
Ставил - нечет, вышел - чётный. 
Ты мне снилась, Микаэла.

Ласки рук под сотней глаз, 
Равнодушных, утомлённых, 
Зрящих уж в который раз
Двух очередных влюблённых. 

Но, шепча чужие нежности
В вихрь волос твоих каштановых, 
Думал я о неизбежности,
Что свести должна нас заново. 

Разыграв любовь по мизансценам, 
Чувствовал, как вздрагивали плечи твои. 
Наше чувство в полставки оценят,
Наш порыв фонарями высвечивали.
Мы, наверное, плохо играли.
Нам сказали, что нежности мало.
“Нет, не вышла любовь, - нам сказали. - 
Лучше взяли бы сцену скандала”. 

Но, шепча чужие нежности
В вихрь волос твоих каштановых, 
Думал я о неизбежности,
Что свести должна нас заново. 

Надоело мне всё до оскомины. 
Провожал я тебя до гостиницы.
Мы сегодня с тобой познакомились,
 Завтра даль между нами раскинется. 

Диск пластинки чёрный-чёрный, 
Снег в окошке белый-белый.
Снова ставлю на нечётный.
Ты мне снилась, Микаэла. 

Ругали меня, не ругали,
Я рвался навстречу огню.
По неумолимой спирали 
Я двигался к этому дню. 

Минуя скамейки покоя
И мнимые бури озёр,
Я рвался к открытому морю. 
Теперь я пред ним распростёрт. 

Пугали меня, не пугали, 
Боялся я сам или нет,
По неумолимой спирали 
Пришёл я к скрещению бед. 

_________

Полусвист, полурассвет
Шорох ног по мокрой гальке, 
Нежный женский силуэт.
Шепот моря. Клёкот чайки.

Раздвоение души 
На покой и раздраженье,
На задумчивую ширь
И упрямое движенье.

Дрогнет стройная нога,
Уплотнятся очертанья.
И воздушности Дега
Перейдут в другие тайны.

Тайну тела, тайну слов,
Тайну грусти расставанья.
Пены, пены умиранье
В камнях низких берегов.