«Провокация» И. Вацетиса. Постановка С.Ю. Юрского. Школа современной пьесы. 2000

На этой странице:

  • Видеоверсия спектакля
  • Фотографии из спектакля
  • Майя Одина. «Сергей Юрский устроил «Провокацию». – «Сегодня, 10 апреля 2000 года
  • Алексей Филиппов. «Время «Провокации». – «Известия», 11 апреля 2000 года
  • Елена Ямпольская. «Юрский понт». – «Новые известия», 11 апреля 2000 года
  • Александр Родионов. «Не верю!» – «Время MN», 11 апреля 2000 года
  • Григорий Заславский. «Виртуозы Москвы». – «Независимая газета», 13 апреля 2000 года
  • Мария Седых. «Отчаянная комедия». – «Общая газета», 13-19 апреля 2000 года
  • Ольга Фукс. «Криминальный дурдом». – «Вечерняя Москва», 21 апреля 2000 года
  • Наталия Каминская. «Почем в Копенгагене огурцы?» – «Культура» №15, 20-26 апреля 2000 года
  • Михаил Жилкин. «Пьеса-невидимка». – «Театральный курьер», апрель 2000 года
  • Лев Аннинский. «В темноте, товарищи!» – «Культура» №17, 11-17 мая 2000 года

Видеоверсия 2002 https://vimeo.com/398045146

В ролях: С.Юрский, Е.Князев, Д.Юрская, Н.Тенякова, В.Яременко, В.Качан и др. Театр «Школа современной пьесы». Канал «Культура»  

Фотографии из спектакля

Майя Одина. «Сергей Юрский устроил «Провокацию». – «Сегодня», 10 апреля 2000 года

В «Провокации» Сергей Юрский озвучивает современную формулировку «вечного» вопроса: что происходит?!

Самая большая провокация в спектакле «Провокация» — это автор. Фамилия его неизвестна, творческий путь смутен, биография загадочна. Если какие-то факты и дошли до публики, то только благодаря режиссеру Сергею Юрскому, который явно относится ко вдруг возникшему драматургу с большим почтением.

Автор «Провокации» Игорь Вацетис, очевидно, придерживается старомодной точки зрения о том, что театр — это кафедра или как минимум зеркало и увеличительное стекло. И еще он очень обеспокоен окружающей действительностью. И не может молчать. Юрский его точку зрения очень даже разделяет. И вообще он в восторге от того, что ни один человек в зале не знает сюжета пьесы. Это и есть, по его мнению, провокация.

Юрский ставит две маленькие зарисовки Вацетиса на темы сегодняшней российской, неприятной им обоим, жизни. Сценки между собой ничем не связаны, но режиссер объединяет их с помощью актеров, играющих и в той, и в другой. Это тоже провокация. Зрители ищут связи. А их нет. Да еще в антракте, вместо привычного «будьте добры, отключите ваши пейджеры и сотовые телефоны», объявляют: «Пожалуйста, имейте в виду, что второе действие не имеет никакого отношения к первому». Тоже провокация. Потому что очень даже имеет. И тот, и другой сюжет неудержимо скатываются к одному и тому же — вопросу: «что происходит?». Автор и режиссер придают ему значение «вечного» и для русской культуры традиционного, формулировка которого с годами меняется, а суть остается. «Что происходит?» Игоря Вацетиса и Сергея Юрского сродни тем самым, программным: «Русь, куда несешься ты?», «Кто виноват?», «Что делать?», «С кем вы, мастера культуры?» и т.п. Это тоже провокация.

Вообще провокаций в «Провокации» множество. Например, выходит артист Евгений Князев в сандалиях, кофте и с тростью в руках и в эксцентричной манере начинает играть опустившегося отпрыска древнего рода. Потом является его коллега — Валерий Яременко — в красном пиджаке и малиновых ботинках и исполняет роль слегка спятившего барона. Потом приходит черед Дарьи Юрской, и с ее вступлением в действие все перестают быть лакеями, князьями и баронами и делаются бизнесменами-подкаблучниками. Сам же Сергей Юрский выступает в роли иностранца-идиота, которого больше всего интересует Репин и «Бурлаки на Волге».

Игорь Вацетис постоянно дестабилизирует сюжет. И это тоже провокация. Распознать жанр спектакля зрителю не дано. Даже случившаяся вдруг бандитская разборка заканчивается бодро трепыхающимися трупами. Артисты поочередно и хором задают тот самый вопрос «что происходит?» и раскланиваются. Во втором действии к их компании присоединяется Наталья Тенякова в роли звезды, прибывшей на Родину из-за бугра, а жанр происходящего на сцене приобретает черты более определенные — пародия на шоу-бизнес. «Вечный» вопрос остается.

Надо отдать должное автору. Он умеет «сделать неожиданно». «Провокация» похожа на аттракцион, где зрители оказываются в автомобиле, водитель которого великолепно, но лишь теоретически, знает правила вождения. Он абсолютно уверен в себе, но пассажиров болтает, они набивают себе шишки на крутых виражах, а когда, крепко вдавившись в кресло, ждут фантастических препятствий — дорога оказывается спокойной и даже скучной. Особого разочарования никто не испытывает, но и восторга тоже. Однако за время пути автор успевает высказать все, ради чего он свою драматургию затеял. Речи главных героев, которых в обоих случаях играет Сергей Юрский, полны животрепещущих сентенций, вроде: «В Европе есть закон — он глупый, но он действует. Уровень культуры повышать нельзя, так же как уровень водки в плоской посуде — она проливается» и т.п. Режиссер (тоже Юрский) озабочен судьбой отечества и граждан, его населяющих, не меньше автора. И с его соображениями и наблюдениями на этот счет всецело согласен. Таким образом, создатели «Провокации» выступают единым фронтом. Все трое они подводят итог своей мыслительной деятельности по поводу происходящего в России и констатируют: мы сошли с ума. И задаются новыми вопросами: «когда?» и «почему все сразу?». Вероятно, отвечать на них они планируют в своих следующих произведениях.

Алексей Филиппов. «Время «Провокации». – «Известия», 11 апреля 2000 года

В театре «Школа современной пьесы» дебютировал павший смертью храбрых ветеран боснийской войны.

О том, что под именем Игоря Вацетиса, автора пьесы «Провокация», скрылся поставивший ее Сергей Юрский, не сказал только ленивый. Но раскрывать псевдонимы — пусть даже и прозрачные — занятие неблагородное, поэтому мы предположим, что Вацетис (он, по словам Юрского, в девяносто первом году «исчез в недрах боснийской войны», а потом к артисту стали приходить пакеты с рукописями) действительно существовал. Тем более что в журнале «Континент» вышел его неоконченный роман, а вскоре должен появиться и сборник пьес.

Персонажи, изображенные в этой пьесе, вымышленны, все совпадения с реально существующими людьми — чистой воды случайность: на этом мы настаиваем во вторую очередь.

Мир — театр: после Шекспира эту мысль повторяли часто и на разные лады, но она никак не надоест тем, кто этот самый театр создает. Сегодняшняя жизнь с ее постоянной сменой ролей, иллюзий, масок, жанров и амплуа блестяще подтверждает слова, которые шекспировский Жак сказал по совсем другому поводу, — Сергей Юрский, а также павший смертью храбрых Игорь Вацетис привнесли в спектакль все веселое безумие, весь гротеск, всю комическую фантасмагорию современности.

Фильмы и пьесы, рассказывающие о ее прелестях всерьез (киллеры, политики, олигархи и иже с ними), переварить невозможно — действительность так фантастична и безумна, что, будучи отражена искусством, поневоле кажется пародией на саму себя. А Юрский (и погибший Вацетис) как раз пародию и создали: зритель смеется над невероятными ситуациями «Провокации» и узнает в них окружающую его реальность. По телевизору ему рассказывают и не о таком. Этому не мешает даже то, что спектакль временами похож на актерский «капустник» и то одна, то другая ситуация заваливается и провисает. Что поделать: на «капустник» смахивает и сегодняшняя жизнь с ее непредсказуемыми и нелогичными поворотами, невыстроенным сюжетом и — это имеет отношение к театру жизни, а не к спектаклю Юрского — общим ощущением самодеятельности.

Итак, «Провокация»: в первом действии к некоей даме, занимающейся искусством, благотворительностью и криминалом (ее играет Дарья Юрская, дочь соавтора И. Вацетиса), приходит посетивший Россию бизнесмен Джордж Малкович (в этой роли соавтор Вацетиса выступает сам). Западный человек хочет купить картину Репина «Бурлаки на Волге» — что такое бурлаки, он, естественно, не знает. А наша энергичная соотечественница пытается впарить ему не только полотно, где бурлаков заменяют птички, а Волгу — написанная другой рукой незнакомка, но и бизнес-идею — она на паях с господином Малковичем могла бы производить иллюзии для детей богатых родителей. Малкович говорит, что ему нужны гарантии — и тут к его собеседнице заявляются местные бандиты, убивающие всех присутствующих, кроме оцепеневшего от ужаса заокеанского гостя. (Понять, что к чему и из-за чего в них, собственно говоря, стреляют, невозможно — но в этом и состоит соль авторского замысла). Засим следует сцена всеобщего воскрешения — в России невозможно ничего и одновременно возможно все, если подойти с умом, то здесь можно извлечь воду из философского камня; честно говоря, первое действие могло бы быть занимательнее и глубже.

Зато второе — где появляется тот, кого при наличии злой воли можно принять за нашу музыкальную и национальную гордость, — и поучительно, и уморительно смешно. Благотворительный вечер, телесъемки, где все время гаснет свет (при этом зрителей умоляют потерпеть и не расходиться), мотающие друг другу нервы звезды культуры и матерые бизнюки — у каждого из присутствующих есть свой собственный мошеннический интерес.

Маэстро Сергея Юрского масштабен, народен, узнаваем — и демократический матерок, и родная водка, выпитая из родного же стакана, и моментальный переход на «ты» в свое время были обсосаны телевидением и газетами. Маэстро готов передать культуру «из рук в руки» (три тысячи долларов за выступление плюс служебный автомобиль), но «взносы-херосы» и особнячок на набережной волнуют его куда больше. Его корпулентная и «ндравная» жена Валентина Корнеевна полна любви к Родине и спеси. Ведущий вечера надел смокинг и джинсы (телекамера возьмет его только до пояса), и в результате съемки начинают три раза: «…Добра вам, люди!» — вслед за этими магическими словами дама проваливается в истерику.

А деньги, из-за которых бьются все присутствующие, давно украдены — их стащил партнер фирмы, так и не появившийся на сцене Краковяк, и все, кто мог друг друга предать, сделали это загодя. Обман громоздится на обман, недоразумение на недоразумение: Вацетис написал редкую для нашей сцены авантюрную комедию — ура Юрскому, извлекшему его наследие «из недр боснийской войны».

О сегодняшней жизни говорили по-разному: ее проклинали, над ней рыдали, ее пытались анализировать — а Юрский и его команда, жена и дочь, другие актеры, с которыми он работает уже не в одном спектакле, показали, что она еще и уморительно смешна. На «Провокации» зал хохочет до колик, и это очень хороший признак: смеяться над собой могут только нормальные люди.

Елена Ямпольская. «Юрский понт». – «Новые известия», 11 апреля 2000 года

В высшей степени странный спектакль выпустил многоуважаемый Сергей Юрьевич Юрский на сцене театра, уважать который, журналистам во всяком случае, трудно — не слишком-то корректно здесь с ними обходятся. Странен же он, спектакль, во-первых, авторством литературного материала. Человек по имени Игорь Вацетис — фигура очевидно мифическая, самим Юрским когда-то придуманная, и имеются все основания предполагать, что он сам Вацетис и есть. То бишь либо «Провокация» принадлежит перу Юрского, для чего-то взявшего псевдоним либо никем никогда не виданный Вацетис вынужден зарабатывать на жизнь другими способами: для хорошего актера это приличный текст для профессионального писателя — откровенно слабый. Гладкий, но не оригинальный, а в первом акте местами просто дубовый.

Еще одна странность — резкое несоответствие между первым и вторым действиями. Первое вполне можно пропустить. Второе рекомендую посмотреть непременно. И, наконец, странность номер три — холостой выстрел названия. Никакими провокациями здесь не пахнет. Наоборот, все довольно-таки тягуче и предсказуемо. «Острое наслаждение ставить и играть пьесу, в которой зритель не знает, чем все кончится», — пишет в программке Юрский, поддерживая миф о Вацетисе. Однако зритель — сидит ли он в театральном зале на Трубной площади или дома, у собственного телевизора, за выпуском новостей — точно знает, что все кончится (грамотнее сказать, закончится) ничем. Так именно и происходит. В чем же интрига? Ни в чем. То, что Юрский считает провокативным, на современном языке в лучшем случае именуется понтом.

Странности не отменяют, однако, достоинств «Провокации». Особенно, нет, не особенно, а исключительно второй ее части. Часть первая чересчур «косит» под Хармса, но, достигая тождественной идиотичности, не дотягивает даже приблизительно до хармсовского юмора. Когда ничего не понятно и вдобавок совсем не смешно — это ужасно. Хуже в театре ничего быть не может. Когда же минут через сорок после начала сюжет проясняется, приходит вдруг обидное недоумение: понимать-то было нечего, примитив. Ну новые русские дворяне, нищие и зависимые. Ну глуповатый американский гость. И крутая бизнесменша, в чьей голове родился проект фантастической гувернерской службы для бездарных отпрысков богатых предков. Эту мысль она долго и пафосно развивает, исторгая в зал поток якобы остросоциальных разоблачений, а на самом деле — затертых банальностей.

Американского гостя играет Юрский, бизнесменшу — его дочь Дарья. Ее актерское лицо, наконец, определилось: Дарья Юрская больше похожа на маму. Слабая копия Натальи Теняковой. Домашние радости. В финале подъезжают конкуренты и затевается перестрелка, из которой все тем не менее выходят целехонькими, чтобы продолжить представление через антракт.

Если живописное полотно, подписанное сзади: «Н.Репин. «Бурлаки на Волге» (подлЕнник)», навевает-таки определенные сомнения в авторстве «Провокации» (неужели Юрского могут забавлять подобные вещи?), то тема воспрявшего российского дворянства, правда, гораздо смешнее и точнее (чего стоят хотя бы «шоп-туры по местам первой эмиграции»), уже затрагивалась Юрским в его прошлогодней книге «Содержимое ящика». Кстати, из рассказа «Осенний бал» могла бы получиться ироничная и блестящая одноактная пьеса. И прятаться не надо: Юрский он и есть Юрский, какой там еще Вацетис…

Придя на «Провокацию», главное — найти в себе моральные силы не слинять в антракте. Можно плеваться, можно возмущаться, но надо сидеть дальше. Второй акт обязательно сгладит впечатление от первого. Он словно написан другим человеком, поставлен другим режиссером и разыгран другим исполнительским составом. Здесь с первых мгновений понятно, о чем идет речь. Более того — понятно даже, о ком.

В провинциальный город, по некоторым приметам — южный, приезжает пара матерых знаменитостей. Настоящих. Девяносто шестой пробы. Из тех, о ком говорят с сакральным придыханием. Кого практически не смеют тронуть журналисты. Кто еще при жизни объявлен национальным достоянием. Он — в мантии и краеугольной профессорской шляпе. И она в скромных мехах. По паспорту он Максим Альбертович, уважительное обращение — «маэстро», но он требует, чтобы ему говорили «ты» и называли Максом. Она, супруга Макса Валентина Корнеевна, разыгрывает перед публикой простоту, которая значительно хуже воровства, а в узком кругу со смаком акцентирует слово «мудак», хлопает стопку за стопкой и держит мину гениальности сразу за двоих — за себя и за своего мужа. Муж характером попроще и обхождением поприятнее, явно находится под каблуком у жены. Комическое сочетание хитрости и детского наива, замысловатые разговоры об интеллигентности на фоне ее полного отсутствия, отвлеченная благотворительность, основанная на конкретном корыстолюбии, Большая Показуха на Двоих — попробуйте не угадать, какую звездную пару имеет в виду Юрский… На прогоне, как ни странно, зал соображал туго. Мое непроизвольное, шепотом, восклицание: «Так это же M.Р. и Г.В.!!!», пошло от ряда к ряду, и реакция соседей на все происходящее на сцене заметно оживилась. Премьерной публике наверняка подсказывать не пришлось, премьеры обычно посещают люди подкованные.

Юрский играет маэстро Макса прекрасно. Тенякова — вульгарная, любвеобильная и сильно зашибающая Валентина Пантелеевна — восхитительна. Еще очень хорош слуга двух господ Валера — Валерий Яременко (следовало отметить и его же барона Тигеля в первом акте). Мировые звезды, по собственной глупости попавшие в центр российских криминальных разборок, выглядят настолько нелепо, что их становится жалко. Вот только сущность разборок опять-таки до конца не ясна, и времени на них отнимается чересчур много. Выйти на символическое обобщение не получается, а получается театральный дубль «Ментов» или «Улиц разбитых фонарей»…

Александр Родионов. «Не верю!» – «Время MN», 11 апреля 2000 года

Сергей Юрский выпустил спектакль по пьесе, которую, возможно, сам и написал. Звезды — сам Юрский и Наталья Тенякова — будут играть в острейшей сатире другую звездную пару, своих ровесников Мстислава Ростроповича и Галину Вишневскую. Много странного и таинственного связано с этой пьесой. Теперь мы можем узнать все — «АРТель АРТистов» Сергея Юрского и «Школа Современной Пьесы» показали премьеру пьесы драматурга-дебютанта «Провокация».

Увлечение Сергея Юрского пьесами Игоря Вацетиса — молодого журналиста, бесследно пропавшего из реального мира, проявилось два года назад на конкурсе «Антибукер». По легендам, Юрский — тогда член жюри — считал оптимальным кандидатом на премию в драматургической номинации именно Вацетиса. Но дальше двойной номинации в шорт-листах пьесы загадочного писателя не прошли. Теперь вслед за членом жюри «Антибукера» Табаковым, нашедшим там «Русскую народную почту» Богаева, свою любимую современную пьесу нашел и Юрский.

Пьеса выйдет вот-вот отдельным изданием. Она в двух актах, которые отличаются друг от друга только сюжетом и героями. В присутствии симпатичных персонажей — графа Савостьянова (Евгений Князев) и барона Тигеля (Валерий Яременко) начинающая советская бандитка (Дарья Юрская) проводит деловую встречу по «тревел-бизнесу» с наивным американским бизнесменом-фармацевтом (Сергей Юрский). Но вместо «трэвел-бизнеса» нам неожиданно рассказывают о проекте инсценировок творческих успехов для детей миллионеров. Затем вдруг появляются бандиты и начинают правдоподобную, но совершенно непонятную разборку с хозяйкой. Потом начинается долгий диалог с графом на тему: «Где часы»? В результате все перестреляли друг друга. Что происходит, когда они ожили, не скажу, пока пьеса не выйдет. Потому что это действительно неожиданно.

Прыгнем через лучшую часть спектакля — первое действие — в длинную и «неровную» вторую. Что же там сделано с Ростроповичем и Вишневской, которые пустили Солженицына на дачу, а нас спасали одноразовыми шприцами, школами и культурными проектами? Они приехали в Россию присутствовать на презентации респектабельного фонда «Культура из рук в руки». Их партнеры в этом благородном деле — прожженные бандиты, с которыми Ростропович и Вишневская общаются скрепя сердце, но с успехом подавляют брезгливость и готовы на все ради финансовой поддержки культуры. Максимилиан Альбертович, персонаж Юрского, с самым отвратительным бандитом (Евгений Князев) пьет стаканами водку, не пьянея, и просит, чтобы его называли Макс и на «ты», говорит хриплым эксцентричным голосом с безупречно ростроповичевскими интонациями. Наталья Тенякова не так точно копирует Вишневскую. Но иногда она просто неотличима — ее Валентина Корнеевна ругается матом, говорит: «Я грешная женщина!», начинает презентацию словами «Добра, добра вам, люди!» и жестоко портит постановщикам презентации нервы.

«Провокация» — актерский спектакль, неподдельная в хорошем и плохом смыслах антрепризная комедия: с актерскими шутками, с монологами, с классически эффектным финалом первого акта. Похоже на озерко, настолько тихое, что в нем невозможно угадать омут. Эта «сложная пьеса» кончается жестокой бессмыслицей. Единственное осмысленное слово, которое звучит в последние десять минут действия, — «провокация». «Это провокация!» — раз за разом кричат герои хором и по очереди, пока в том же медленном темпе, с теми же традиционными актерскими гэгами и монологами расследуют историю верховного бандита. Того, что организовал и фонд, и презентацию и вдруг исчез. Который заказал свое собственное убийство, но в то же время он не убит, и… дальше безумие.

Видимо, этот неудобно пустой финал и был провокацией. И она удалась. После спектакля на вас обрушится легкая грусть, а на неуверенных в себе пугливцев — и страх перед современной драматургией, не устающей развивать наши старые головы.

Григорий Заславский. «Виртуозы Москвы». — «Независимая газета», 13 апреля 2000 года

В предуведомлении к пьесам, составившим цикл «Провокация», автор Игорь Вацетис, специально оговаривает, что разыграть его сочинения по силам лишь актерам-виртуозам. И дело не в избыточных претензиях сочинителя: обстоятельства-де требуют от артистов ежесекундной готовности к перевоплощению.

Юрский — из тех, которые готовы всегда. И всегда готовы идти впереди, ведя за собою остальных. В этом он подобен горьковскому Данко. Если все прочие участники «Провокации», премьеру которой в эти дни можно увидеть на сцене «Школы современной пьесы», — виртуозы, то Юрский — виртуоз вдвойне, иначе говоря, виртуоз виртуозов. В этом он подобен Спивакову, который, собрав виртуозов, сам вынужден был стать первым среди лучших. Хотя рядом с Юрским его супруга, замечательная актриса Наталья Тенякова, его дочь, актриса Дарья Юрская, «друзья семьи» актеры Евгений Князев, Владимир Качан, Валерий Яременко, Максим Евсеев и постоянный спутник всех затей «АРТели АРТистов Сергея Юрского» (где бы это ныне фантомное тело не находило себе пристанище) — нужный ему, кажется, не столько как артист, сколько как оберег — Александр Аронин. И вместе с тем Юрский ни на секунду не забывает, что его партия — ведущего, остальные — ведомые. Что он — солист, который по совместительству еще и дирижер. Хотя рядом с ним мастера, он для них — как мама-утка, которая вывела на прогулку своих маленьких утят.

Повод для волнения, внешне, впрочем, почти не обозначенного, имелся: Юрский вывел в люди новую пьесу для нового театра (из цикла «Провокация» в спектакль вошли только две пьесы). В этом его пафос созвучен треплевскому (из чеховской «Чайки»). Премьерный зал — кажется, больше из любви к Юрскому и его партнерам, чем разделяя искреннее расположение Юрского к Вацетису, — то горячо откликался на какие-то шутки, то замирал в нерешительности, и свою нерешительность относил на счет недостатков драматургии. В «качестве игры» Юрскому у нас отказывать не принято (но особенно нравится все, что он делает, нашим ленинградским коллегам). К тому же Юрский, даже если выстроить целую цепь аргументов и объяснить, где не получилось, что и почему, все равно не поверит. Он вообще не принимает критику, а потому…

Жизненный и творческий путь Сергея Юрского известен.

Жизненный и творческий путь Игоря Вацетиса нам известен от Юрского.

Бессмысленно пересказывать содержание пьес. Вообще бессмысленно, но в случае Вацетиса это бессмысленно тем более, поскольку автор вымерил на весах, чтобы только содержание не «перевесило» ни в коем случае форму. Скажем больше: нам кажется, что содержание этих пьес в их форме, поскольку, интересуясь современными историями, автор больше всего озабочен формальными изысками. И если в этих пьесах ему удалось сделать открытие, то это открытие в области современной формы (признавая эти достоинства, жюри Антибукера дважды включало пьесы Вацетиса в «короткий список»). Потому пересказ сюжета как минимум «ополовинит» пьесы.

Потому — об искусстве. О чистой форме. О содержании — между прочим.

Ионеско, если верить театральной легенде (а в театре принято верить в легенды вообще, в театральные легенды — тем более), начал писать пьесы, заразившись абсурдизмом от учебников французского языка. Юрский заразился Ионеско и, по другой театральной легенде, учил французский по его пиесам: Ионеско он переписывал, перечитывал и пересказывал русским языком — как русские драмы. Попробуем предположить, что Вацетис заразился любовью к диалогическому жанру, начитавшись Ионеско в переводах Юрского и насмотревшись на Юрского, с которым, кажется, они не шапочно знакомы. Перечитанный и, может быть, не раз переписанный, преломленный и извращенный — в сочинениях Вацетиса Ионеско тенью то и дело выглядывает из-за кулис. И, к слову, машет тени Хармса, которая маячит в «кармане» сцены с противоположной стороны и приветственно кланяется в ответ.

Вполне возможно, что театр, давно тоскующий по современному слову, а главное, по современному герою, найдет его здесь, в «провокациях» Игоря Вацетиса. И будет раздосадован, если не все ценители разделят радость нового знакомства. Начнутся долгие разборы полетов. Станут судить да рядить. Может быть, не все актеры были виртуозами, как то обещало предуведомление? Может, не с той стороны подошли и «взялись»? Может — о, ошибка! — не так хороши были пьесы? Все может быть. Может быть, что и самого Вацетиса нет и никогда не было (что нам Вацетис, когда ныне говорят, что и самого Шекспира никто в глаза не видел?!). Есть его пьесы (и тут Вацетис «соприроден» уже не только Ионеско, но и Шекспиру). И с ними нам жить. А что до искусства, то оно, как доказывает Юрский всей своей 65-летней (уже?!) жизнью, вообще не адресовано каждому. Оно выберет ценителей из толпы проходящих мимо.

Мария Седых. «Отчаянная комедия». – «Общая газета», 13 — 19 апреля 2000 года

Потом, после представления, ты понимаешь, что в заголовок вынесен жанр, и даже более того — цель. Художественные средства, способ игры и способ взаимоотношений с публикой — все слилось в этом слове. Слове резком, определенном и в нашем сознании мгновенно вызывающем негативные реакции.

Стоит заглянуть в старую, то есть советскую, энциклопедию, и сразу рядом прочтешь пояснения и про методы действий агентов царской охранки, и про буржуазную политику, насквозь пропитанную… Да зачем за примерами так далеко ходить, вспомним рязанские мешки с сахаром и дальше по тексту песни дней нашей жизни, из которой, известное дело, слова не выкинешь. Одно из корневых, конечно же, «провокация».

А вот зато в переводе с латыни оно звучит без всяких омерзительных оттенков — просто “вызов”. К тому же в словарях новейших отмечается и второе, можно даже сказать гуманистическое, ее, провокации, воздействие — «искусственное возбуждение каких-либо признаков болезни».

Провокация Сергея Юрского в кавычках и без вбирает все оттенки смысла, в том числе и медицинский. Не исключаю, что последний, как говаривал великий романтик Станиславский, даже сверхзадача. Видно, на вкус современного мастера примочки да пиявки нынешней сцены — терапия для здоровых. Болезнь, которую он нам диагностирует, нуждается в нетрадиционных методах лечения.

Нетерпеливый газетный читатель уже вправе раздраженно заворчать, что пора бы и сюжетец рассказать: это ведь не чеховская «Чайка» или гоголевские «Игроки», которых все якобы наизусть знают и могут хоть как-то ориентироваться в вашем критическом междусобойчике. Не сочтите за труд, сообщите хоть, где и когда действие происходит и кто на сцену выведен.

Воспользуемся репликами из спектакля. После заминок и накладок на вопрос: «Откуда начинать?» — один из персонажей отвечает другому: «С нашего непростого времени». Здесь в театре и разворачивается сюжет, а действующие лица — артисты. Именно действующие, в жанре предложенной провокации. Только в отличие от пьес о закулисье, артисты рассказывают нам о той жизни, в которой мы вместе с ними проживаем.

Так почему же так прямо и не сказать, мол, комедия современных нравов. В общем-то — да, но совсем прямо не получается.

А вот, кстати, насчет гоголевских «Игроков», вы, нетерпеливый читатель, в самую точку попали. Уже минуло почти десять лет с тех пор, когда Юрский собрал АРТель АРТистов и поставил спектакль «Игроки-ХХI. Мы еще не получили ваучеры, не сдали деньги в «Чару», не потянулись за Леней Голубковым, все-все еще было впереди, а молодой, красивый Леонид Филатов словами Ихарева уже пытался с горечью оповестить публику о месте нашего проживания, чтобы помнили: «Такая уж надувательская земля!» Публика ликовала и жутко радовалась, как ее любимцы выводят игроков-жуликов на чистую воду.

Пьеса Гоголя предполагает, что сидящие по эту сторону рампы прекрасно осведомлены, кто перед ними, наблюдая, как персонажи попадают в хитросплетения сюжета. Зрителям «Провокации» АРТель предлагает совсем другие условия взаимоотношений. Артисты в новом спектакле играют персонажей, которые играют в жизнь людей, принимающих себя самих за одних, а выдающих за совсем других.

Вот, кажется, я наконец все очень понятно объяснила. Как? Вы три раза перечитали и ничего не поняли? Ну, представьте себе, что на сцену именитого московского театра выходит почтенная министерская дама, на лице которой отпечатались годы туристической юности с песней «Дым костра создает уют», и голосом античной вестницы сообщает собравшимся, что в светлый праздник Благовещения она принесла собравшимся благую весть от администрации президента, которая не теряет веры в то, что на тернистом пути искусства еще будут высоко оценены достижения антрепризы.

Вы думаете, я наконец описываю сцену из новой комедии. Никак не бывало. Это — зарисовка с натуры, с открытия мини-фестиваля «Под крышей дома своего». Он начался тють-в-тють в те же дни, когда давали премьеру «Провокации», где артистка Наталья Тенякова в ролинекой Валентины Корнеевны, прибывшей в наши пенаты вместе с мужем из Копенгагена для организации крыши фонду «Культура из рук в руки», распахивала нам объятия, выдыхая своим неподражаемымгрудным голосом: «Добра, добра вам, люди!»

В зале многоярусного театра, слушая госпожу министершу, никто даже не хихикнул. Привыкли, воспринимаем тотальную фальшь как должное. Собственно говоря, подыгрываем. Над героиней Теняковой — смеются, значит, без провокации мы уже не способны на естественные реакции?

Два акта, два сюжета спектакля, разыгранные Владимиром Качаном, Евгением Князевым, Валерием Ярёменко, Дарьей Юрской, Сергеем Юрским, Максимом Евсеевым и Александром Арониным, не связаны между собой единой фабулой, но связаны острым, жгучим чувством стьща за соучастие в строительстве той безразмерной панамы, тень от которой уже покрыла 1/6 часть суши.

Не хочу пересказывать сюжеты, где трансформации происходят мгновенно и постоянно меняются местами «убегающий» с «догоняющим». Не хочу ли-шать зрителя наслаждения не знать, чем все кончится, потому что автор (по его признанию в программке) делает на это ставку. Хочу лишь заверить: главное наслаждение спектакля — не узнавание современных реалий, не репризы — смешные и очень смешные, — а артисты, с филигранным изяществом передающие тот дух туфты, которым мы дышим полной грудью.

Провокация на сей раз в том и состоит, что комедианты, коим на роду написано лицедействовать, бросают вызов заигравшемуся обществу — этакий мешок гексогена с надписью «Сахар» от АРТели АРТистов.

Но, в отличие от той министерской дамы с ее благой вестью за подписью Волошина изрязанского ФСБ, они ведают, что творят, и, одурачив публику несколько раз кряду, каются перед ней, помня все же о жутковатости слова, вынесенного в заголовок. Каются и как артисты, и как люди, принимающие участие в общей игре.

…Опускается гобелен-пастораль, нарисованный художником Александром Боймом, и перед нами на заднике сцены вновь те же амурчики, что украшают стены партера. Теперь мы все вместе в парадном зале старинного публичного дома, занимаемого нынче театром «Школа современной пьесы». Возможно, сейчас здесь начнется заседание районного отделения дворянского собрания. Впрочем, с этого, помнится, все как раз начиналось. Но ведь потом-то выяснилось, что «граф» и «барон» — просто кликухи. Да нет, выяснилось, что артист Князев хочет учить дочь в Оксфорде и потому нанялся к Регине, чтобы надуть Джорджа Мажовича и создать нечто совместное. Опять мимо. Дочь не у самого Князева, а у того, кто под видом графа Севастьянова…

Стоп. Позже немного постреляют. Словом, будет весело.

Ольга Фукс. «Криминальный дурдом». – «Вечерняя Москва», 21 апреля 2000 года

Сергей Юрский устроил провокацию. Точнее, спровоцировал пишущую братию на такое утверждение, поставив «Провокацию» Игоря Вацетиса.

О Вацетисе известно, что Сергей Юрский был его первым читателем. Что сам он пропал в Боснии в 91-м году. Что его роман «Обстоятельства образа действия» опубликован в журнале «Континент» с биографией, написанной Юрским же. Что Вацетис имеет, например, спецприз Польской Ассоциации Критиков в защиту современной драматургии от нападок. Что после исчезновения Вацетиса Сергей Юрский стал получать от него рукописи со скоростью, превышающей возможности Сергея Юрьевича успевать эти рукописи читать. Что в ближайшем будущем в свет выйдет сборник «Театр Игоря Вацетиса», который Юрский составил. Словом, все пришли к выводу, что Игорь Вацетис — alter ego самого Юрского, который сочинил себе еще одну судьбу, еще одно имя, ревниво наблюдая за жизнью и успехами своего персонажа (и, кажется, переживая за него не меньше, чем за себя самого) и получая удовольствие от возможности поводить публику за нос. Впрочем, в ответ на подобные предположения можно повторить реплику, которую периодически произносят хором герои спектакля: «Это провокация».

Спектакль состоит из двух сюжетов, связанных одной темой — абсурдностью новорусского бизнеса, доведенной до сюра, до полной невнятицы. В первой части крутая бизнес-леди Регина (Дарья Юрская) и ее сподручные, переодетые либо в представителей выродившегося дворянства, либо в шестерок некоего авторитета, обводят вокруг пальца дебиловатого американца по фамилии Малкович (Сергей Юрский).

Во второй — в Россию с благотворительной акцией приезжает эмигрировавший когда-то знаменитый Маэстро Максимилиан Альбертович (Сергей Юрский) и его взбалмошная супруга (Наталья Тенякова), которые влипают в грязные передряги. Логического завершения у этой истории нет, но тревожное послевкусие криминального дурдома остается. Звездная супружеская пара, занятая благотворительностью, ну очень похожа на Мстислава Ростроповича и Галину Вишневскую. Точнее, на их карикатуру. Впрочем, в интервью продающемуся в фойе «Театральному курьеру» Сергей Юрьевич заявляет, что совсем не обязательно ассоциировать Максимилиана Альбертовича с Мстиславом Леопольдовичем — мол, и другие музыканты благотворительностью занимаются.

Все вышесказанное отнюдь не мешает замечательной актерской игре. Музыкальный Валерий Яременко (театр им. Моссовета) с темпераментом, близком к взрывоопасному. Премьер Вахтанговского Евгений Князев, неожиданный в гротескной роли липового дворянина,Тонкая штучка Дарья Юрская, пока обреченная на сравнения со своими знаменитыми родителями. И, наконец, сами знаменитые родители: сочная, наповал разящая Валентина Корнеевна (Наталья Тенякова), которую буквально распирает от закордонного нравоучительного патриотизма пополам с омерзением, вызванным некоторыми приметами любимой родины. И главный провокатор в исполнении Сергея Юрского — остроумный подкаблучник любимой стервы, который роняет афоризмы вроде: «Нельзя повышать уровень культуры. Это все равно, что повышать уровень водки в плоской посуде — перельется». Умница и остряк, постепенно теряющий почву под ногами, — играть такое Сергей Юрьевич, что ни говори, большой мастер.

От сочетания остроумия, невнятицы и хороших актерских работ осталось ощущение необязательности приятно проведенного театрального вечера. А по дороге в метро знакомый рассказывал, как однажды увидел настоящего киллера: сам плюгавенький, шапчонка серенькая, а из-под куртки торчит ствол. Знакомый хотел было посоветовать ему ствол припрятать получше, но потом подумал, что в том стволе может быть запасная пуля — для него. Рассказывая это, знакомый нервно смеялся. Видно, Сергей Юрский со своей «Провокацией» все-таки попал в десятку. Жаль только — «десятки» пошли какие-то мелкие.

Наталия Каминская. «Почем в Копенгагене огурцы?» – «Культура» №15, 20-26 апреля 2000 года

Где и на каких неведомых дорожках происходят эти счастливые встречи двух творческих людей, с полуслова понимающих друг друга? Таинственный лауреат премии «Антибукер» Игорь Вацетис шлет из самых разных точек земного шара давнему другу Сергею Юрскому свои пьесы. Суть и литературная манера этих сочинений так близки художественному миру артиста, как будто он их сам написал. Как будто одними и теми же глазами видят и одними и теми же ушами слышат они трагикомический абсурд нашей жизни. Пьеса «Провокация» поставлена Юрским на сцене «Школы современной пьесы» с таким органичным чувством текста Вацетиса, что вспоминается восточный афоризм: «Единожды един дает однажды двух».

Не так давно прочитала замечательную книжку прозы Сергея Юрского «Содержимое ящика», в которой, помимо ранее опубликованного, появилось новое. Датированное разными годами, но в отрезке времени, когда начались стремительные перемены в жизни советских граждан. Открылись границы и возможности, homo soveticus увидел мир, начал сравнивать, и гореть надеждами, и примеривать на себя одежды цивилизованного света. Одежды и фигуры, как оказалось, плохо подходят друг к другу. Надежды плохо сбываются, ибо для их осуществления как-то не хватает нужных средств. Сравнения плохо подходят, так как наше бытие несравненно. Мир оказался разумным и красивым, но каким-то пресным на наш специфический вкус.

Тонкая и одновременно грубо осязаемая, грустная и убийственно смешная проза Юрского есть не что иное, как талантливо схваченный родной абсурд. У нас эта эстетическая категория, как известно, переместилась в разряд бытовой. Так вот, на удивление похожий, столь же безумный и узнаваемый мир возникает на сцене в двух абсурдистских драматических новеллах Вацетиса. В книжке Юрского были новоявленные предприниматели, азартно начинавшие и плохо кончившие. Отпрыски славных родов с дурацкими фамилиями, демонстрировавшие в своих дворянских собраниях повадки грузчиков. Бывшие соотечественники, которых на родине с интересом расспрашивают, почем в Париже картошка. Ошалевшие от загадочных русских душ иностранцы…

А в «Провокации» некий западный бизнесмен Малкович (С. Юрский) вовлекается в безумную российскую затею под названием: фирма «Гувернер». Для весомости начинания привлекается некий барон Тигель (Фигель, Мигель, Магель?), которого Е. Князев играет амбициозным замухрышкой. Возникает и громкий фонд «Культуру из рук в руки», украшенный парой «выдающихся деятелей», наших бывших соотечественников. Сборная команда артистов, в числе которых, помимо названных, – Н. Тенякова, Д. Юрская, В. Яременко, В. Качан, М. Евсеев и А. Аронин, играют два, как объявляется, не связанных друг с другом сюжета, меняют роли и костюмы. Но декорация А. Боима – одна: задник с облезлым интерьером особняка и задник с пошлым гобеленом, живописующим дворянскую усадьбу. Несмотря на предуведомления авторов, сюжетные схемы подозрительно схожи: фонд с лихим названием, весомые фигуры (дворяне, мастера культуры), мероприятие, в котором что-то хронически заклинивает, явление криминальных субъектов… И много-много высоких слов.

Правда жизни в этом спектакле тем явственнее, чем абсурднее ситуации и персонажи. Что поделаешь – как дышим, так и пишем, то и играем.

«Провокация» – не сатира. Скорее, драматургическое эссе. Хотя актеры играют с видимым зазором между собой и персонажем, с откровенным расчетом на реакцию зала. Действо напоминает хорошую эстраду, почти утраченную сегодня. Нечто подобное делал раньше Михаил Жванецкий, когда в необъемных параметрах эстрадной площадки создавал театральный объем, и сквозь смешные словеса просвечивали грустные дали жизни.

Очевидная, казалось бы, репризность спектакля Юрского в какие-то моменты плывет, рамки пригрезившегося было жанра размываются, изображения и смыслы двоятся. В воздухе пахнет подвохом: абсурд слишком понятен, а понятное откровенно абсурдно.

Вот граф Савостьянов – В. Яременко жизнерадостно сообщает: «Я теперь гомосексуалист». Это как же так – «теперь» и «вдруг»? Но при желании понять можно: он – современный граф, смело ломающий традиции.

«Великий деятель» Макс (Юрский играет его чуть ли не нобелевским лауреатом в мантии и шапке с кисточкой) горячо убеждает бизнесмена Алексея (Е. Князев), что уровень культуры повысить нельзя, это все равно, что лить водку в плоскую посуду. Сразу виден мыслящий человек, стремящийся поднять до своей отметки простого смертного – пьет с ним на брудершафт, сквернословит со вкусом.

«Великая супруга» Макса (невозможно смешная Н. Тенякова) все время поминает город Копенгаген. Так ведь есть что вспомнить, когда на родине все время что-то ломается и не работает. Если ведущий телепрезентации нового фонда верхней половиной тела облачен в смокинг, а нижней – в позорные голубые джинсы. Если на закуску к водке подают соленый огурец, а салфетки для рук не прилагаются.

Дивная смесь огурца с Копенгагеном, культурной миссии с брудершафтом, прогрессивной бизнес-идеи с цветным логотипом фирмы, который рисуется на небесах воздушными струями и сохраняется до трех дней, – все это не дает расслабиться. Отечественная предприимчивость достигает невиданных в каком-то там Копенгагене высот. Вышибалы одновременно являются экспертами произведений искусства. Барон Тигель, мечтающий пристроить дочку в Кембридж, оказывается беззаветным патриотом. Секретарша фирмы (Д. Юрская играет зажигательную девицу с чудовищно провинциальным говорком) более всего тоскует по коллективным ужинам с фруктами и вином. Нет, решительно – отечественные деловые предприятия зиждутся на каких-то совсем нематериальных ценностях. Быть может, именно от этого их финансовая основа (как и культура), передаваемая из одних рук в другие, неизменно уплывает в чьи-то третьи? Ключевое слово «провокация» звучит в финалах каждого из двух сюжетов и словно подтверждает любимое российское подозрение: очередной провал у нас по обыкновению случается в результате какой-то мистической диверсии. Изготовление грандиозного количества «лапши», прядями свисающей с доверчивых российских ушей, будто бы происходит не по месту жительства, а где-то в инфернальных сферах.

Когда-то в гоголевских «Игроках» – первом опыте АРТели АРТистов С. Юрского – действие переносилось в XXI век. Сейчас, когда этот век стоит на пороге, артист и режиссер решил обойтись без временных скачков. Элемент фантастики в «Провокации» ощущается столь же явственно, сколь и реалии жизни. Скажем так: жизнь наша – сплошная фантастика, ни умом не понять, ни аршином не измерить.

«Провокация» – это жизнь, подсмотренная в расколотом зеркале и дробящаяся на знакомые куски. Это театральный подвох, на свой, хулиганский лад предлагающий играть в современном театре современные пьесы. Это молодое и острое желание слышать смех в зрительном зале. Впрочем, сам Юрский однажды написал: «…Веселью мешали два обстоятельства – вечный излишек водки и… печальный, тоскливый фон нашей жизни».

Михаил Жилкин. «Пьеса-невидимка». – «Театральный курьер», апрель 2000 года

Скучно стало ходить в театр. В театр, который уже совсем перестал удивлять, а если и удивляет, то только своей невежественностью и почти клинической неизобретательностью. И вдруг в названии пьесы Вацетиса, поставленной Сергеем Юрским, мелькнула надежда на оригинальность. «Провокация». Как так? Театр, все последние годы неистово стремившийся к буржуазной благопристойности, вдруг решил кого-то на что-то спровоцировать? Это уже само по себе любопытно. Масла в огонь подлил и сам Юрский, заявивший, что наконец-то нашел в России драматурга, пишущего о современности и при этом достойного постановки. При всей странности такого заявления, особенно пикантного в устах члена жюри букеровской премии (пьес о современности вполне достаточно и не все они уж так плохи, как о том твердят критики), примем на веру, что единственно стоящую нашего внимания пьесу написал некто Вацетис.

Что касается Вацетиса, то теперь уже только ленивый не догадался, кто на самом деле скрывается за фигурой этого неуловимого и по-кроличьи плодовитого писателя, сгинувшего в недрах балканской войны, но и оттуда с завидным постоянством бомбардирующего нашего всенародно любимого артиста своими творениями, заставив его в почтенном возрасте осваивать новую профессию литературного секретаря. Позволю себе дерзость не согласиться с большинством, уверенным что за прибалтийским псевдонимом прячется сам Сергей Юрский, и предложить свою версию того, кто же такой этот Вацетис. По-моему, это не кто иной, как муж Дарьи Юрской. Кто же еще так любовно может построить пьесу, чтобы в ней оказались целых две, чуть ли не центральные для нее роли, в которых хотя и играть-то особенно нечего, но все же и себя показать можно — этакая блестящая и шуршащая обертка без шоколадки внутри. Кто же, как не зять, сможет так искренне и радостно угодить тестю и теще, написав такие же прекрасные роли и для них, для чего ему, очевидно, пришлось предварительно изучить их актерские пристрастия и понять, что они любят и могут делать на сцене. Словом, тихий семейный праздник в самом разгаре. Но вернемся к нашим, вернее, к юрским провокациям.

Фраза Юрского о творчестве виртуального автора: «Он писал быстрее, чем я мог прочитать» (см. интервью с актером в апрельском номере ТК), оказалась на редкость точной. Такого неряшливого, наскоро сколоченного текста видеть не приходилось уже давно: вместо детально прописанных ролей — легкая эскизность, подчас переходящая в грубоватую карикатуру, и при этом катастрофическая неспособность связать отношения между персонажами в какое-либо подобие сюжета, который в «Провокации» так же виртуален, как и ее автор. Налицо две, не связанные между собой зарисовки из жизни новорусского бомонда со случайным набором персонажей, действующих в легкоузнаваемых, по-газетному плоских ситуациях.

О первой из них я ничего не скажу по причине полной ее вымученности и сумбурности, прикрытой легким налетом доморощенного абсурда, с помощью которого автор и актеры попытались оправдать плохую пьесу и плохую игру. А вот «сюжет» второго действия я все же попытаюсь обозначить. Приехавшие из мифически райского Копенгагена на родную землю Маэстро и его «великая супруга», в которых без труда угадывается комическая пара Ростропович-Вишневская (радость этого узнавания — единственное приятное воспоминание о спектакле, настолько сочно, точно и по-клоунски ярко это сыграно), затевают коммерческие игры с «новыми» хозяевами жизни. В конце концов и тех и других «кинет» некто третий, на сцене так и не появившийся. В чем здесь детектив (а именно Юрский назвал пьесу детективной) — угадать невозможно. Этаких историй нам уже столько порассказали, что мы их знаем не хуже «Курочки Рябы» и готовы подхватить с любого места — хоть с дедки, хоть с бабки, хоть с мышки. «Мышка» (в данном случае виртуальный злодей Краковяк), цинично разбившая хвостиком недолгое счастье приехавших из Копенгагена старичков, угадывается изначально, а разоблачение нехитрых «мышиных» козней занимает добрую половину вялотекущего действия. Чтобы хоть как-то расшевелить интригу и прекратить издевательство над зрителем и актерами, хотелось прямо из зала подсказать им, кто всю эту кашу заварил и чем все закончится. Скучно поудивлявшись и натужно повозмущавшись, персонажи наконец-то додумались до этого сами, на чем спектакль и кончился.

Впрочем, какова может быть оценка этой виртуальной драматургии, или по-русски «пьесы-невидимки», можно судить по красноречивому высказыванию самого автора «Провокации» относительно всех своих трудов, изложенному Юрским в предисловии к роману «Обстоятельство образа действия», напечатанному в 90-м номере журнала «Континент»: «Много раз он (Вацетис) говорил мне по телефону: «Дядя Сережа, делай с этим г…, все, что захочешь». Юрский делает из «этого г…» капустник, жанр, не подразумевающий режиссерской работы, и поступает честно.

Наши большие актеры, не наблюдая на горизонте режиссеров, равных им по таланту и возможностям, берутся за создание спектаклей сами, постепенно привыкая к мысли, что в театре нет ничего легче этого незамысловатого в общем-то ремесла. Но отсутствие какой-либо концепции спектакля и невозможность оценить себя со стороны зачастую играют с ними злую шутку, над которой зритель громко смеется в зале и тихо горюет дома. Умные и правильные слова, сказанные с нужным пафосом во всевозможных интервью, никак не спешат претворяться в интересные дела — благими намереньями дорога в халтуру вымощена, и несутся по этой дороге наши Мэтры и Маэстро, не оседланные ни драматургами, ни режиссерами.

Что же, и у этого жанра есть свой почитатель и он наверняка останется чем-нибудь доволен. Местами остроумный, частично неглупый, но в большинстве своем резонерский и скучный текст, произвольно разбитый на реплики, подается актерами максимально эффектно и откровенно «на публику». Явных провалов нет, все пристойно и предсказуемо. Все роли построены так, чтобы оттенить семейный портрет Юрского — Теняковой, об игре которых хочется сказать, что это довольно мило, но и только.

Юрский и Тенякова в своем амплуа — кому хочется посмотреть на это в сотый раз, приходите и смотрите — ни текст виртуального автора, ни виртуальная режиссура самого Юрского вам при этом не помешают. Только вот причем тут «современная драматургия»? Быть может, в этом и заключается провокация?

Лев Аннинский. «В темноте, товарищи!» — «Культура» №17, 11-17 мая 2000 года

Вопрос застревает в сознании, хотя поначалу кажется проходной шуткой: по ходу действия на сцене гаснет свет (выбило пробки?), и пока его чинят, участники представления перекликаются. Потом свет дают, и тогда кто-то замечает, что родимые россияне на свету ведут себя уже как господа, а в темноте — еще как товарищи.

На свету они изо всех сил стараются быть культурными, рассказывают заезжему спонсору, как и куда потратили гуманитарные доллары, охотно пьют аперитив (или, по-нашему, оператив) и вообще танцуют перед иностранцами, как неподкованная английская блоха.

Спектакль, поставленный Сергеем Юрским на сцене московской Школы современной пьесы (автор пьесы — Игорь Вацетис), называется “Провокация”. Поскольку Школа есть Артель (АРТель АРТистов), назову, помимо постановщика (он же исполнитель главной роли), актеров Владимира Качана, Евгения Князева, Валерия Яременко, Максима Евсеева — и еще Наталью Тенякову и Дарью Юрскую. И Артель в порядке, и династия — в блеске. Я смеялся от души. Мысль же, терзавшая душу, была такая. Вот куражатся эти новые русские, эти нувориши, эти надутые деятели, вспомнившие, что они — графья-бароны, эти сытые коты новейшего разлива… Накликают же на свои головы, как в 20-е годы, братишку с маузером.

Он и является. Правда, не братишка, а братан. И не с революционным маузером, а с современным пистолетом. И кладет всех на пол. Рожа — та же. Что на свету особенно хорошо видно.

Это и есть ответ на вопрос, куда разряжается праведная энергия масс, зарядившая когда-то полмира.