2006
Спектакль «Предбанник» И. Вацетиса. Постановка С.Ю. Юрского Театр им. Моссовета.
Премьера спектакля — апрель 2006 года, на сцене «Под крышей» Театра имени Моссовета.
«Как в нашей последнее премьере говорится: слишком много карнавала, танцуют все, кроме тех, кому не до танцев. Я из второй категории. Мне не до танцев. А танцуют все — и телевидение, и фестивали, непрерывный праздник, непрерывный смех, все непрерывно, конвейер, конвейер. Он стал для меня физиологически трудно выносимым, как слишком громкая музыка…»
Источник: Сергей ЮРСКИЙ: «Танцуют все. Кроме тех, кому не до танцев» Ольга Кучкина, Комсомольская правда, 07.11.2008
Книга Практические облака. Издательство Эксмо
— Ваша книга «Практические облака» вырастает из лучших традиций сатиры. Вы же понимали, когда писали, что такая сатира дивидендов не даст? Вы взялись за совершенно неблагодарное дело…
— Насчет дивидендов вы правы. Но почему дело неблагодарное? Я конечно, не могу сказать, как Хлестаков: «Я, признаться, литературой существую…» Я никогда литературой не существовал. Всегда был актером, и это было мое твердое существование, любимая служба и моя материальная основа жизни. Литература никогда не была баловством, но я никогда не рассчитывал на то, чтобы перейти на профессиональное занятие литературой. Но, как ни странно, именно потому, что, как актер, я человек демократический, я обращаюсь к залу по нескольку раз в неделю,и пока еще нахожу в нем некоторый отклик, а когда-то находил громадный отклик. Я невольно, когда писал, обращался к той же, моей аудитории.
2007
Так получилось, что на интервью с Сергеем Юрским пришлось пробираться через многочисленные кордоны ОМОНа — наша беседа состоялась аккурат в день разгона «Марша несогласных» в центре Москвы. И здесь уже горькую иронию искать не пришлось.
— Сергей Юрьевич, не могу не задать вопрос: как вы относитесь к этой ситуации?
— Я ехал в театр и слышал по радио, как старых людей побили палками на Рождественском бульваре. А завтра все это будет в Питере… И против них, двух тысяч человек, выставляется мощно организованная и профинансированная «Молодая гвардия», где 14 тысяч человек… И если они встретятся и попробуют друг друга убеждать маханием рук, может произойти что-то страшное. Значит, правы те, кто развел их на десяток километров. Они правы. Но город на полувоенном положении. Вот что страшно. Не зря мой герой в «Предбаннике» в финале предупреждает зрителя: «Будет баня. Будет кровавая баня, когда нас будут бить сначала легкими ветками, а потом солеными розгами». (отсюда)
Н. В.Гоголь. Ревизор. Радиоспектакль для Канала «Культура»
— Не знаю, сколько времени потребуется, чтобы «Ревизор» утратил свою злободневность, — говорит артист. — Но я прослушал несколько существующих записей «Ревизора», и мне показалось, что хорошие актеры в меру своего таланта пьесу раздраконивают. Происходит замутнение идеального звучания текста Николая Васильевича. Во имя цельности комедии рискнул сыграть ее в одиночку. Мой городничий, вспоминая Хлестакова, показывает идиотизм своих чиновников. Ведь Антон Антонович, по словам Гоголя, очень даже не глупый человек…
Ведущий и один из вспоминающих 12-серийный документальный фильм «1956. Середина века.» Пятый канал.
МН: Откуда вы черпаете рабочую форму, где находите книги в вавилонском смешении книг, стихов, тьмы авторов?
Юрский: Стихи извлекаю из потока книг, присылаемых мне… Переводную литературу почему-то сейчас меньше читаю. Выделяю опять же почему-то англичан. Джулиана Барнса, написавшего беспощадно ироническую книгу «Англия, Англия» — по поводу того, что была империя, а осталось невесть что.
МН: Нам тоже урок?
Юрский: Ну да, у нас тоже была империя и тоже порушилась. И мы видим попытки сегодняшних ультрапатриотов все время кричать по радио, в газетах, по телевидению, как Проханов: «Я люблю Россию!» Кричать таким голосом, что слово «я» звучит громче всего: «Я люблю Россию! И не сметь никому ее любить! Если окажется, что кто-то еще любит — то это вранье! Будем с теми бороться! Я, Я, Я люблю Россию!» И надо немедленно создать вокруг имперское ощущение нашей хорошести! Хорошести! Хорошести! И так до истерики… На этом фоне английская самокритика с традиционной иронией, с горечью, с колоссальной наблюдательностью и при этом с любовью мне очень понравилась.
Четвертое измерение. Серия Зебра Е Издательство АСТ 2007
Каждый из нас распят на горизонтальных связях. Закройте глаза, раскиньте руки в стороны. Чувствуете кончиками пальцев? Через небольшой, воздухом наполненный пропуск они – друзья, враги, коллеги, сослуживцы. Любимые, нелюбимые, желанные, надоевшие. Вожделения так быстро оборачиваются обязанностями. Всякий голод и любая жажда переходит в пресыщение. Во всех начинаниях чувствительный нос мгновенно обоняет тлетворный запах конца. Бесконечно скучной становится линия ежедневного делания жизни. Вот оно – безвременье, безвременье, безвременье… Человек делает свою жизнь, готовит ее для себя, а она, жизнь, все никак не начинается. Прелюдия. Предисловие до самой смерти. Содержания нет. И даже при обилии наслаждений и побед голова человека опускается, и он видит только черную дыру Аида, куда безрезультатно стекается его пот и энергия…
2008
— У вас есть что-то, что хотелось бы поставить и сказать этим что-то важное зрителям
— Часто получается, что меня это что-то не очень волнует или я не вижу сотрудников. Я считаю, что сейчас самым важным… Я эту идею подал 15 лет назад, даже больше… Что самым важным было бы сейчас гениально поставить «Натана Мудрого»
— Большой текст. Нужен гениальный режиссер все-таки…
— И гениальные актеры. Потому что режиссурой здесь не возьмешь. Это и я мог бы быть таким режиссером и придумать, как сократить, чтобы это бесконечно не длилось, и как сделать, чтобы смыслы эти в период почти войны религий, почти абсолютизированной ненависти друг к другу, чтобы это прозвучало оттуда, из XVIII века. Было бы здорово. Но нужна команда. То, что было у Бергмана. Актеры, на которых он может абсолютно положиться, которые не просто поймут, пойдут за ним, а еще и сотворят. К сожалению, у меня этого нет.»
В кинофильме Полторы комнаты , или Сентиментальное путешествие на Родину. (Режиссер А.Ю.Хржановский). — Aлeкcaндp Ивaнoвич Бродский.
СЮ: Мы сняли фильм под названием «Полторы комнаты и окрестности». Фильм о Бродском. Снимал Андрей Хржановский. Мы с Алисой Фрейндлих играли родителей Бродского. Собственно, фильм, с точки зрения Бродского, — о них. Снялись мы два с лишним года назад. Картина все доделывается, доделывается. На днях видел Андрея, он говорит: «До сих пор все висит». Мы полностью зависим от женщины, которая не говорит по-русски, которая живет в Америке и которая говорит: «Ну, вот когда покажете фильм, я решу — разрешать или нет». Художественный фильм, в который вбита масса денег, в который вбита любовь к Бродскому многих людей, знакомых его, его товарищей, его пропагандистов, и меня в том числе, — и мы висим в воздухе. Может, да, а может — нет.
— И что делать?
— Это — один из тупиков, в которые залезло человечество: так защищать права, что изымают из употребления то, что составляет всенародное, всемирное достояние. Отдайте! Отдайте это людям! Нет. И теперь уже, как у Гоголя сказано, все в руках секретарей.
РГ: Тонино Гуэрра, представляя в Петербурге фильм, сравнил его с «Амаркордом» Феллини, с такой «набоковской» ностальгией по детству. Вы сами ее испытываете?
Юрский: Я живу без острой ностальгии. Потому что умиляться в этом прошлом нечему. А забывать его категорически нельзя. Там было то, что называется «голодом сердца», — жажда познать то многое, чего мы не знаем и чего мы еще достигнем.
Да, у Бродского было такое детство, в котором он ходил за руку с отцом, отец был в нем, он был в отце. А оказалось, что это чужие люди — в смысле того, что составляло главное для Бродского. Стихи его родителям непонятны, его жизнь им была непонятна. Они просто любили Йоську. И он их любил. Но знал прекрасно, что все, что он делал — для других, но не для самых близких ему людей. Это была большая драма. И вообще вся картина Хржановского — это роскошный фон для простой истории, как у двух людей, хороших, благородных, трудно живущих, родился мальчик, который как бы не их…
В кинофильме Отцы и дети (Режиссер Авдотья Смирнова) — отец Базарова.
— Твои взаимоотношения с действительностью каковы? Ну как мы соотносимся с действительностью: принимаем или не принимаем, нервничаем, раздражаемся, выступаем или молчим и не замечаем. Ты помудрел в этом плане? Или это не мудростью называется, а как-то по-другому…
— Я был активистом. По молодости убежденным комсомольцем, потом перестал им быть. Я никогда не вступал в партию, упирался, не шел. Я не был диссидентом, но я был общественным деятелем. Я возглавлял всякие там секции. Было время такое. А потом это прошло. Не просто прошло, а мне показалось, что это скорее тщеславие, скорее выгода, чем тот результат, к какому якобы стремишься.
— И ты честно себе это сказал?
— Честно себе это сказал. Да я и не особенно говорил. Просто стало скучно. Как мне скучны все фестивали, все премии. Стало просто невыносимо.
— Почему?
— Не знаю. Мне кажется, это ужасная трата времени и обман. Главное — обман. Маски….Эти приросшие маски я вижу в череде фестивалей, того, сего…Как в нашей последнее премьере говорится: слишком много карнавала, танцуют все, кроме тех, кому не до танцев. Я из второй категории. Мне не до танцев. А танцуют все — и телевидение, и фестивали, непрерывный праздник, непрерывный смех, все непрерывно, конвейер, конвейер. Он стал для меня физиологически трудно выносимым, как слишком громкая музыка…
2009
VII Актерская премия Кумир. На пароходе «Ласточка», плывущем по Москва-реке, Лев Додин вручает Сергею Юрскому премию в номинации «За высокое служение искусству».
Телевизионный спектакль По поводу Лысой певицы…
Снят в 2007, показан в 2009. По Эжену Ионеско, сценарий и постановка С. Ю. Юрского. Он же играет роль Пожарного. — Канал «Культура»
– В последние двадцать лет вы фактически все время обращаетесь к абсурду. Началось с Гоголя – «Игроки XXI»…
– И потом, все, что я делал: и Ионеско, и Вацетис, и мои собственные работы в фильме «Случай с доктором Лекриным», и телевизионный спектакль «По поводу лысой певицы»… Абсурд для меня кажется единственно возможной связкой между поколениями.
Книга Всё включено. Издательство «Прозаик»
О своем приближающемся 75-летнем юбилее актер Сергей Юрский говорить отказывается. По его словам, он готовится сейчас вовсе не к этой дате, а к необычному фестивалю – «Свидание с Петербургом». На сценах Малого драматического и Большого драматического театров Северной столицы пройдут четыре спектакля с участием Юрского
– Сергей Юрьевич, я нашел ваше интервью 1993 года, когда «Стулья» впервые были поставлены. Вы говорили, что привлекает вас в пьесе философия, поэзия и вместе с тем это произведение очень плотское. Так почему вы возобновили спектакль?
– Недавно я снова подумал о пьесе Ионеско, и мне показалось, что это, может быть, самый важный для меня текст в жизни. Это текст, который про каждого мужчину, про каждую женщину. В нем насмешка над человеческими претензиями, самомнением (это плохие качества), а также надеждами, свершениями (это уже хорошие качества, но и над ними насмешка). Однако это не дьявольская насмешка, а насмешка любящего существа, которое имеет все те же проблемы, ошибки и чаяния. Я влюблен в эту пьесу, однако финальную мизансцену изменил кардинально. У Ионеско Старик и Старуха прыгают из окон в мутную жижу болота. У меня они поднимаются вместе по бесконечной лестнице вверх. Старик в пьесе надеется на Оратора, который объяснит собравшимся всё, что не мог объяснить сам. Но Оратор оказывается глухонемой. Это жесткая насмешка. Но ведь и в жизни так: то, что ты сам не сказал, за тебя никто не скажет.
– Не кажется ли вам, что жанр абсурда на российской сцене несправедливо отодвинут на дальний план?
– Разумеется, потому что абсурд абсолютно откровенен. А откровенность – это нарушение ритуала. Это как функция шута при короле или скомороха при царе. Шут говорит вроде бы глупость, но эта глупость тайным образом задевает повелителя. И потому такая функция всегда опасна. ….
– Недавно вы восстановили и еще один спектакль – «Ужин у товарища Сталина»…
– С той же целью. Изменилось время. И я хотел к этому времени примерить то, что мне казалось важным несколько лет назад. Особенно это актуально сейчас, когда за последние два-три года образ Сталина вдруг снова укоренился в сознании людей.
– Как вы считаете, почему Сталин периодически «воскресает» и мы видим его заступников?
– Потому что он сейчас козел отпущения. Все свои грехи можно списать на него. А козел отпущения – это ведь священное животное. И Сталина делают священным. Он отражает ужасные чаяния, которые в народе существуют генетически и пробуждены. Они странным образом связаны с христианством, поскольку христианство стоит на том, что Бог – создатель, творец. А Сталин старался создать рукотворного Бога, которому можно пожать руку. Но согласитесь, что такой Бог – все-таки Антихрист. Это сложные связи, но они невероятно прочны и они мощно проявляются из веков. И вот он оказался самым срифмованным с вековыми чаяниями Антихристом.
2010
Театральные монологи.
Юбилейный спектакль на сцене театра Моссовета в 2010 году
М.Булгаков. Глава из романа «Мольер»
А.Островский. Лес (Счастливцев и Несчастливцев)
И.Бергман. После репетицииhttps://player.vimeo.com/video/404812341?dnt=1&app_id=122963
– Вы всегда точно угадывали время – что происходит сейчас?
– В самых общих чертах – пробуждение после недолгого и тяжелого сна на краю пропасти, не очень глубокой, но нам хватит.
– Оно связано с кризисом?
– Кризис – внешнее обстоятельство. Нет, это новое состояние связано с тем, что начали сниться кошмары, что нельзя спать слишком долго, что мир вокруг меняется тоже… Пробудившийся дезориентирован и плохо себя чувствует. Многие навыки утрачены. Надо заново учиться ходить, читать, смотреть по сторонам. Некоторые реакции совсем детские. Но у больного несколько нарывов, тупиковых ситуаций, которые пухнут, и потому главное слово, которым я определил бы эпоху, – набухание.
– А как-нибудь тихо выпустить гной…
– Вот это главный вопрос. Боюсь, что, во-первых, нарывы слишком многочисленны, а во-вторых, время упущено. До какого-то времени вопрос был – вскроется или взорвется? Сейчас больше шансов, что взорвется.
– На семидесятые похоже?
– Только по общему вектору: все всё понимают, но изменить не могут или не хотят. Может быть, тогда в самом деле было подспудное понимание, что если хоть что-то изменить – рухнет конструкция в целом, а в новой может не остаться места никому из присутствующих. Так ненавидят среду, вне которой тем не менее не могут существовать. Система рухнула, когда риски ее сохранения оказались больше рисков перемен, когда спиваться и вешаться стали не меньше, чем впоследствии гибнуть в перестрелках. Сейчас это состояние еще не пришло, хотя общее отвращение к себе нарастает. Это эмоция благотворная, думаю я.
Ситуация с Ходорковским и Лебедевым – один из главных нарывов, но многие до сих пор не понимают, что происходит. Мешают его богатство, его прошлое, ложь, навороченная вокруг него. Но парадокс ситуации в том, что больше такому персонажу – который отказался бы все это терпеть и начал прозревать – неоткуда было бы взяться. Он все это знал, среди этого жил и первым не захотел дальше играть по этим правилам.
Спектакль «Полонез, или Вечер абсурда №3» И. Вацетиса. Постановка С.Ю. Юрского.
Театр им. Моссовета.
— Почему спектакль называется «Полонез»? Для вас было важно, что это танец польский, танец, открывающий бал, или что это в принципе танец бальный?
Импульсом возвращения к пьесе, написанной лет 7-8 назад, стала взятая с полки для вечернего чтения книжка маркиза де Кюстина «Россия в 1839 году». Он рассказывает о полонезе как важнейшем ритуале, во время которого происходят все разговоры, обмен новостями, сплетнями, колкостями не только в паре, но и через плечо соседей. Полонез — как метафора бесконечности движения, традиция, которая лишилась всех смыслов, но за которую все держатся.
Сейчас так мощны силы, вышедшие из прямого подчинения людей даже самых властных, эти силы и породивших, что предугадать что-либо трудно. Надо ждать. Остается идти бесконечным полонезом и вставать в общий строй. В строй встали многие, бросив свое сопротивление, и приняли участие в общем движении, которое и есть ожидание.
Сергей Юрский 