Текст опубликован в сборнике БОЛЬШОЙ ЧЕЛОВЕК. Книга об Игоре Владимирове. СПБ, Издательство «Петербургский театральный журнал», 2020

• 

• 

На дату посмотрите, я пишу эти строки в 2017 году, а тогда… Тогда шёл незабвенный для всех нас 1957! То есть ШЕСТЬДЕСЯТ лет назад! 1957-ой! Ой! Незабвенный для нас, советских людей. Потому что поверилось тогда — кончился сталинизм, пришло обновление. И только что грянул ВСЕМИРНЫЙ фестиваль молодёжи и студентов! Мы — это молодежь и студенты, впервые почувствовавшие возможность движения, впервые увидевшие перспективу.

ТЕАТР стал обновляться! Обожаемый нами, желанный ТЕАТР, который уже давно стал заметно ветшать и загнивать, вдруг дал свежие ростки. Сразу в нескольких местах, по-разному, но одновременно. В том числе и в Ленинграде. Прежде всего Товстоногов — сперва он поднял на дыбы Театр Ленинского Комсомола, а потом, получив возможность возглавить Большой Драматический имени Горького, начал с нуля, резко обновил труппу молодёжью и с небывалой скоростью предъявил новых авторов, новые жанры, новых актеров (а если это были прежние и знаменитые даже актёры, под руководством Гоги они изменились даже до неузнаваемости) в каком-то новом способе общения на сцене и общения со зрителем.

Премьеры выпускались каждые 2-3 месяца. Товстоногову нужны были помощники — надёжные, бодрые и неутомимые. И он их находил. Тогда ими стали Роза Сирота и Игорь Владимиров, чуть позже Рубен Агамирзян и Зиновий Корогодский. Все четверо вошли в историю как выдающиеся самостоятельные мастера — руководители, создатели собственных школ и направлений в искусстве. Но тогда, в их молодые годы, в расцвете «оттепели», которая пробудила творческий нерв в стране, казалось намертво замороженной, все они начинали под знаменем Товстоногова. Под его рукой — твёрдой и иногда беспощадной, и (что было очень важно!) под защитой его авторитета.

А мне было 22 года, и я был студентом 2-его курса Театрального института. Позади были еще три года учения на юридическом факультете Ленинградского университета и целый набор сыгранных ролей в очень заметном Университетском любительском театре. Позади были попытки, сомнения, опасения… катастрофа этого года, разрубившая жизнь надвое — внезапная смерть отца. Юрия Сергеевича Юрского, человека известного и уважаемого в театральных кругах. Всё памятно, но всё это было позади!

Ослепительной реальностью был БОЛЬШОЙ ДРАМАТИЧЕСКИЙ ТЕАТР  на реке Фонтанке и БОЛЬШОЙ (в смысле, ВЫСОКИЙ и ШИРОКИЙ), с покоряющей внешностью победителя, с ослепительной улыбкой режиссер спектакля «В поисках радости» по пьесе Виктора Розова — ИГОРЬ ПЕТРОВИЧ ВЛАДИМИРОВ !

Да, мой первый режиссер в профессиональном театре — Игорь Владимиров. А «В поисках радости» первая САМОСТОЯТЕЛЬНАЯ режиссёрская работа Владимирова в БДТ. Так всё сошлось и так всё заполнилось той волной свежей жизни, что никогда не забыть, а из нашего сегодняшнего далека, честно сказать, и поверить трудно.

Мы начали 30 сентября и твёрдо знали, что премьера будет 5-го декабря. Два месяца! И никаких разговоров типа: «Ну, покажем, когда будет готовы»…, или «Нет, нет, театр не завод! Мы не болванки вытачиваем, мы ищем подлинную правду человеческих отношений…» Боже мой, я из театральной семьи, знаю цену этим разговорам! Это они подточили веру в Систему Станиславского, они довели театр до сегодняшней разрухи. А тут в блаженном театра БДТ на Фонтанке, 65 тридцатого сентября 1957-го года ничего этого не было!

И представленный нам Товстоноговым, безмерно обаятельный молодой Игорь Владимиров сказал: «Пьеса мне очень нравится. Надеюсь, вам тоже. Сейчас мы её прочтем по ролям, и завтра начнем репетировать. Учите текст.»

И всё!!! И на этом закончился знаменитый «ЗАСТОЛЬНЫЙ ПЕРИОД», который в угоду «системе», традиции и, говоря попросту — лени, длился в театрах иногда месяцами, а иногда и годами!

Пьесу Розова тогда играли — очень известная смолоду, а тогда уже пожилая Ольга Георгиевна Казико, Николай Петрович Корн — один из опорных артистов БДТ, обожаемый публикой молодой герой Владислав Стржельчик (кажется, впервые в своей жизни в отрицательной роли!), тогда ещё совсем не всесоюзознаменитый Ефим Копелян, уже очень замеченные публикой и критикой Зинаида Шарко и Кирилл Лавров, ну и молодежь (на пробу, на опыт, на ещё что-нибудь…) — Люда Шувалова, Лариса Светлова, Валя Таланова, Изиль Заблудовский и (как пишется в стильных высококультурных письмах) Ваш покорный слуга. Покорный слуга играл школьника Олега Савина, который, собственно, и был героем пьесы. Это он взрывал сюжет своим «поиском радости» жизни и предъявлял зрителям человека нового времени.

Разумеется, все мы понимали, что наш спектакль, в котором не значится имя Товстоногова как постановщика, или, руководителя постановки, не войдет в число определяющих генеральную линию развития театра. Это был спектакль «для утренников» (хотя мы много играли его и вечерами), для школьных каникул (хотя мы возили его и на гастроли), но это был спектакль УРОВНЯ БДТ, а, значит, и по всегда переполненному зрительному залу, и по режиссуре, и по мощности актерского ансамбля и по горячей небоязненности нового мышления это был тот самый театр, который именно тогда становился центром притяжения для мыслящей части не только Питера, но всей страны, скажу больше — для театральной Европы. Доказательства? Да, пожалуйста! —

В том же декабре того же 57-го года на той же сцене прогремел «Идиот» по Достоевскому в постановке Товстоногова, и режиссуре Розы Сироты с ошеломившим публику Смоктуновским в роли князя Мышкина. Вот так!

А Игорь Владимиров делал своё дело — радостно и уверенно. Он уже успел побыть в шкуре актёра, и эту профессию знал изнутри, он уже заметно заявил о себе в кино, и с его роскошной внешностью перед ним открывались перспективы одного за другим играть современных положительных героев, но… Но как-то пресновато это выглядело для него. Он желал театра — режиссуры в театре, где мог проявиться его темперамент, его воля, его юмор.

Славно было работать с Игорем Петровичем. Попробую объяснить почему — он ДИРИЖИРОВАЛ нашим разновозрастным оркестром, а не командовал и «не обучал», раздавая задания, а потом придирчиво проверяя их исполнение. И ещё: он был доброжелательным и весёлым ЗРИТЕЛЕМ наших проб и поисков.

Мы пришли к премьере с волнением, но уверенные в пьесе, в нашем режиссере и в себе. И 5-го декабря, в четверг (я помню — это был четверг!) мы имели успех у переполненного зала и одобрительный разговор с Товстоноговым и закулисный банкетик, на котором выдохнули накопившуюся за эти месяцы довольно сильную усталость. Потом мы играли 8-го в воскресенье утром и вечером, а потом… потом играли два года не менее четырех — пяти раз в месяц, играли в Свердловске, Челябинске, Магнитогорске, но больше всего, конечно, в Питере. Но уже накатывали волны других спектаклей, ролей, премьер на каждого из нас. Я ведь это время репетиций моего первого спектакля на профессиональной сцене фактически прожил внутри роли, как бы не выходя из декорации квартиры семьи Савиных. Вот глава семьи — Мама (через 60 лет воздержусь от эпитетов, но тут позволю себе — Казико играла мать с изумительной естественностью и в теплоте, и в горечи!), вот старшие братья, вот жена старшего — стерва и мещанка, вот ширма, за ней раскладушка, которая является моей спальней… А вот и я — Олег Савин, «молодой Пушкин, пишущий стихи и живущий в коммунальной квартире в 50-е годы двадцатого века в Советском Союзе» (так был сформулирован режиссурой этот образ). За два месяца я даже толком не разобрался, что за жизнь идёт вокруг меня. Что Игорь Владимиров и великолепная Зина Шарко мужи и жена, что у них маленький сын и в настоящее время непростые отношения, что Ефим Захарович Копелян и Владик Стржельчик большие друзья, и при этом очень любят разыгрывать и «подкалывать» друг друга, что Кира Лавров, мой главный партнер, хоть и играет школьника и выглядит очень молодо, но аж на 10 лет старше меня и прошел уже и армию, и большой кусок непростой жизни.

Мог ли я тогда помыслить, или хоть в бреду предположить, что всего через пару — тройку лет накатят на наши судьбы штормовые волны, смешают их и явят в новом, совершенно неожиданном обороте. Об этом чуть позже.

А пока… жизнь в БДТ шла с нарастающей скоростью и нарастающим напряжением. Публика ломилась в театр — на Фонтанке стояли длинные очереди в кассу. Каждая премьера становилась событием. Число представлений нашего спектакля приближалось к сотне. Но! Ничто не бесконечно! Внезапно умерла наша МАМА — Ольга Георгиевна Казико. О замене её вопрос даже не вставал. Нужен был другой, новый спектакль «для утренников». Театр решил ставить «Машеньку» Афиногенова. Постановка Игоря Владимирова. В главных ролях Алла Федеряева и старейший артист театра, обремененный всеми возможными званиями, Василий Яковлевич Софронов. Я получил роль Виктора (на этот раз роль «с отрицательным разрядом»). Работали честно, работали ответственно, но… чего-то не хватало нам ни в общении друг с другом, ни того праздника на сцене, который был у нас «В поисках радости». Мой дорогой, восхитительный Игорь Петрович также доброжелательно и изобретательно дирижировал, но… не зазвучал оркестр. Мелодия слышна, а вот чего-то нет… — «пронзительности» что ли? Спектакль не жил долго (прошел 32 раза).

Помню, что я занервничал. Стал проявлять инициативу, предлагать себе и партнерам перемены, варианты. Игорь тёр руками лицо, морщился, посмеивался: — «попробуйте… ага, угу… ну, ещё раз попробуйте…» А после репетиции сказал мне дружественно (и вот стиль его общения!) —  «Серёжа, играй, занимайся своим делом, тебе же лучше будет. А если опять начнешь заниматься саморежиссурой, предупреждаю — у меня в следующей постановке есть сцена колхозного партсобрания, будешь сидеть в массовке, и роль у тебя будет старый негр, лысый и с бородой, и гримировать тебя будут два часа, и слов у твоего негра будет четыре: «Я с председателем согласен!»

Мы все стали старше. Это имело значение. Подумаешь — всего-то на два года! Да, но это имело значение — мы же опять играли «школьную пьесу». Мы подошли к ней с тем же ключом, что и к Розову. А путь, принцип работы БДТ не предполагал дверей, для которых подходят готовые ключи. Надо искать новое. Каждый раз! На этом стоят театр Товстоногова в свои лучшие начальные годы, которые, всем на удивление, длились целые десятилетия. «Машенька» была проходным спектаклем — для нашего постоянного зрителя. Но мы обязаны были сказать (вслух, или про себя), что это неудача. Тогда я начал понимать, а теперь на старости лет убедился, что в коллективном искусстве театра НЕЛЬЗЯ пользоваться поэтической формулой великого Пастернака — «пораженья от победы ты сам не должен отличать». Должен! Должны! В театре — ДОЛЖНЫ! Иначе перестаёт работать тот внутренний измеритель качества, который показывает верный и неверный вектор движения.

Думаю сейчас об Игоре Владимирове. Вспоминаю, задаю себе вопрос: он понимал, что Розов был его победой, а Афиногенов поражением? Да, он понимал. Он был сильный человек, и умел «держать удар». Но он понимал, и я уважал его за это.

Впрочем, за эти два года так много изменилось. Творческое и личное в молодом сплетении на свежем ветру нового времени неслись со страшной скоростью и предъявляло такие повороты, что дух захватывало.

В БДТ после «Идиота» поворотным, вершинным спектаклем стала пьеса Александра Володина «Пять вечеров», постановка Товстоногова, режиссер Р. Сирота. Здесь не просто блеснули, а абсолютно утвердились в новом стиле актерского великолепия Ефим Копелян и особенно Зина Шарко. И в это же время брак Зины с Владимировым окончательно разрушился. Мы с Зиной стали неразлучными и очень успешными партнерами в театре, в концертных выступлениях, и очень скоро — мужем и женой. А Игорь Петрович уже двигался к осуществлению своей мечты. Он возглавил театр Ленсовета, по примеру Гоги стал создавать СВОЮ труппу, и его героиней, музой и женой стала Алиса Фрейндлих (кстати, моя соученица — на курс старше — по театральному институту, и подруга, и партнёрша по телевидению).

Потом… началась, или, можно сказать пошла широким шагом (скорее даже — скачками!) другая жизнь. Я бывал на спектаклях Владимирова в Ленсовете, нечасто, но бывал. Совсем редко Игорь Петрович заглядывал в БДТ. Не будем измерять масштабы, но было время параллельного взлёта этих двух театров. У каждого была своя публика. А у каждого из нас была своя жизнь с новыми (иногда очень даже крутыми) поворотами. Зина Шарко уже не была моей женой. Шли десятилетия. Сломалась система Советской власти. Мы жили уже в другой стране с другим названием. Мы жили теперь в разных городах. А Алиса Фрейндлих уже не была женой Игоря Владимирова.

Однако какая длинная жизнь была нам дана! Встречались мы теперь редко, случайно. Но однажды Игорь Петрович позвонил и пригласил на свидание. Перемены в себе предполагаешь, но не особенно замечаешь — они происходят постоянно и постепенно. А изменения в том, кого знал и кем восхищался в молодости… они бьют прямо в сердце. И начинаешь внимательнее всматриваться в своё отражение в зеркале.

Мы встретились у него в театре, в его кабинете.

Игорь Петрович не потерял ни обаяния, ни юмора. С ним было легко. Пошутили… повспоминали… И вдруг он в такой полувопросительной форме предложил — а не сыграть ли мне шекспировского Короля Лира в его — Игоря — постановке? Я не особо удивился, в глубине души я даже это предполагал — актёру, достигшему определенного возраста и определенного положения обязательно предложат Короля Лира, кажется, никуда от него не деться. Мне уже несколько раз поступали такие предложения с разных сторон. Я отказывался, был занят другим. Но с Владимировым я чувствовал себя обязанным быть более откровенным. Я подхватил его тёплую, «обсудительную» (если так можно выразиться) интонацию: дескать, не надоели ли уж зрителям эти бесконечные старые актеры с обязательным под конец жизни «Королем Лиром»? Не надоели ли режиссёры, вымучивающие обязательно «небывалую» трактовку сильно заигранной пьесы? Я Шекспира играл и любил играть — был у меня Генрих Четвёртый, Король Клавдий, на телевидении — Кориолан., я даже самого Шекспира сыграл в пьесе Шоу, может, достаточно? Да и вам, Игорь Петрович, действительно ли именно сейчас и именно в нынешнем репертуаре вашего театра так необходима трагедия, и именно эта? Так вот мы говорили, говорили… И почувствовал я, что сижу я с очень близким мне человеком, с которым нас связывает что-то очень давнее и очень важное. Мы оба знаем, что в театре обретённый волшебный ключ открывает только одну дверь и ни к одной другой не подойдет.

«В поисках радости» — это два месяца нашей счастливой победной молодости. Они давно прошли. Бесконечно многое наслоилось поверху. Но они никогда не забылись, как никогда не забывался для меня мой самый первый режиссёр в профессиональном театре — Игорь Петрович Владимиров.