Статья о Зинаиде Шарко в Википедии
Сергей Юрский:
— Наталья Тенякова — ваша вторая жена. А кто была первой?
— Первая моя супруга — актриса Зинаида Шарко, коллега по Большому драматическому. Но так случилось, что мы расстались. Однажды ранним утром я пришел к своему другу Олегу Басилашвили с одним маленьким чемоданчиком после краха семейной жизни.
— Нельзя ли подробнее…
— Нет, это запретная для меня тема. Я совершенно не понимаю, как люди могут сами рассказывать в газете о своей личной, частной жизни. Допустим, журналист может что-то раскопать, но чтобы сами! Этот душевный стриптиз мне кажется постыдным и бессмысленным. И некоторых своих коллег я перестаю уважать после таких откровений.
(Из интервью газете «За Калужской заставой» №07 (344))
ЗИНАИДА ШАРКО:
– Сегодня имя Бориса Зона несправедливо забыто, а ведь именно он открыл актерский талант Алисы Фрейндлих, Наталии Теняковой и многих других выдающихся актрис…
– У меня в связи с этим есть смешная история. В пятидесятые годы мы с Борисом Вульфовичем частенько встречались в Летнем саду. В ту пору я уже работала в театре, а он, возвращаясь с работы, шел к себе на Моховую. Встречаемся: «Зинуша, как дела? Какие роли играешь?» Я ему все подробно рассказывала, хвалилась, плакалась… И вдруг однажды он мне радостно сообщает: «Зинуша, слушай, у меня на курсе такая девчонка учится! Ну, конечно, не такая талантливая, как ты – таких не бывает! Но очень способная и чем-то на тебя похожа, не внешне, а что-то в природе актерской общее… Запомни фамилию – Алиса Фрейндлих…»
Я запомнила. А вскоре оказалось, что она не только Зону приглянулась, но и моему первому мужу Игорю Владимирову…
Еще несколько лет спустя встречаю в Летнем саду любимого педагога. Он мне опять с блеском в глазах сообщает: «У меня на курсе такая талантливая девчонка! Нет, не такая, как ты, кто ж с тобой сравнится! Но интересная. Некрасивая. Но на тебя чем-то похожа. Далеко пойдет! Запомни фамилию – Тенякова».
После института эта ученица Зона пришла в БДТ, где я уже была не последней скрипкой. И, как известно, стала второй женой моего второго мужа – Сергея Юрского. Замуж я уже после этого не выходила, но и по Летнему саду ходить перестала.
Иван Шарко:
После армии я какое-то время работал в БДТ монтировщиком. И однажды в праздники, будучи навеселе, получил производственную травму. В театре, как положено, меня решили пропесочить. На собрании слово взяла неизменный председатель профкома актриса Валентина Ковель. Она встала и с пафосом произнесла: «Товарищи, все мы знаем, что в детстве у Вани Шарко не было… детства!» На этой трагической ноте слушание моего «дела» закончилось…
После того собрания еще долгое время при встрече коллеги меня трепали по плечу: «А-а, вот идет человек, у которого не было детства!» Конечно, все прекрасно знали мою семью, которая в полном составе в разное время служила в театре: родители — Зинаида Шарко и Игорь Петрович Владимиров, мамин гражданский муж — Сергей Юрский и папина жена — Алиса Фрейндлих. Казалось бы, какие имена! Все сплошь народные! Спрашивается, ну разве может ребенок остаться без детства в окружении таких знаменитых артистов? «Может!» — отвечаю со всей ответственностью. Тетя Валя была абсолютно права: детства у меня не было!…
Когда я родился, маме исполнилось 27, отец был старше ее на 8 лет. Папа, как я понимаю, был у Зины (именно так я называю маму) не первый. По словам мамы, она любила мужиков, что тут скажешь?! А ведь никогда не слыла красавицей. С этим ощущением и выросла. Но уже на первом курсе — веселая, худая, с длиннющими ногами — вдруг поняла, что может окрутить любого. Между прочим, где-то я прочитал, что Шарко в свое время присвоили титул «Самые длинные ноги Ленинграда»!
Кстати, из-за чрезмерной худобы маму чуть не выгнали из театрального института. В студенческом буфете она съедала в день один пирожок и выпивала стакан простокваши. Не потому, что сидела на диете, просто время было послевоенное, нищее. Зина даже в голодный обморок однажды упала. Говорят, Владимиров, влюбившись в Зину, воскликнул с восхищением: «Вам не понять, в ней черт сидит!»
У папы до встречи с Зиной тоже была личная жизнь. О своем скоротечном браке он говорил так: «Женился на первой жене случайно. Однажды увидел, как она выпрыгивает на ходу из трамвая, и влюбился».
Зина и Игорь Петрович работали вместе в акимовском Театре Ленсовета. Там, собственно, и начался их роман.
Однако родители так и не узаконили отношения, жили в гражданском браке, в результате которого на свет появился я. Насколько знаю, первое время после рождения я жил без имени. Маму мое появление на свет застало врасплох — она ждала дочку, даже имя придумала.
— Я все мечтала, как буду мою Катю в платьица наряжать, а тут появился ты, парень, да еще и рыжий!
Меня так и звали какое-то время — Рыжий. Потом нарекли «человечьим» именем — Ваня, на что папина мама (она жила с нами), Ольга Константиновна, недовольно поморщилась: «Мало того что рыжий, так еще и Ваня!» Бабушке-дворянке были по душе великокняжеские имена — Ольга, Игорь, Петр. Отца воспитал отчим — горный инженер Петр Николаевич Владимиров. Его фамилию и отчество Игорь Петрович и носил.
Примерно в то время, когда я обрел «человеческое» имя, Георгий Товстоногов пригласил родителей в БДТ: Владимирова — в качестве режиссера-стажера, а мама стала ведущей актрисой театра. В актерской среде БДТ называли «кладбищем для актрис». Товстоногов охотно брал в театр таланты, но роли для них находил не всегда. С Зиной все вышло иначе. Товстоногов сказал: «Вы мне нравитесь. Сразу берете быка за рога!»
Родители очень много работали, им было совсем не до меня. Никто из них не собирался жертвовать театром ради ребенка. Тем более что после премьеры «Пяти вечеров» на маму обрушилась безумная известность. Театралы всей страны приезжали в БДТ посмотреть на Шарко с Копеляном.
Мне было года четыре, когда родители разошлись. У меня сохранилось фото, где мама с папой держат меня на руках: молодая семья, счастливые лица. Но вместе я их не помню, будто этого и не было никогда. Рядом они существуют для меня только на этой фотографии…
Мама никогда не говорила о причинах их расставания. Тема отца вообще в нашей семье долгое время считалась запретной. Наверное, этот союз с самого начала был обречен: оба приложили руку к его развалу.
Конечно, я сужу об их разрыве с маминых слов. Вначале она обвиняла во всем отца, потом стала постепенно признаваться, что и сама — не подарок!
Дело в том, что маме правила семейного общежития вообще не знакомы, они у нее напрочь отсутствуют!
Непредсказуемая, взбалмошная, Зина всегда жила только по своим правилам: сама с собой посоветовалась, сама с собой решила. Она в принципе никогда не могла жить с мужчиной, дело совсем не в папе. Возможно, если бы нашелся какой-нибудь мачо, который разок дал бы ей кулаком по голове и призвал к порядку, но… мачо рядом с мамой не оказалось, а Игорь Петрович не сумел скрутить ее в бараний рог….
Последней каплей, после которой родители разошлись, наверное, стала следующая история, которую мама очень любит рассказывать.
Как-то занимаясь генеральной уборкой, она нашла отцовскую записную книжку с донжуанским списком: продавщица, официантка, машинистка и так далее. Мама мудро промолчала (мужу все-таки 36 лет, не мальчик!), но когда в один прекрасный день «Отелло» устроил Зине дикий скандал по поводу «ее прошлого», не выдержала и сказала: «Из твоих девиц можно создать третьесортный бордель, а из моих мужиков — лучший театр Европы!» На этом выяснение отношений прекратилось.
Больше они не общались, Зина осталась в БДТ, а отец вернулся в Ленсовет и вскоре стал художественным руководителем театра. Их пути окончательно разошлись. Правда, один раз на записи телепередачи их случайно посадили рядом. Эта встреча родителей, пожалуй, стала первой и последней после разрыва. Мама, как я понимаю, была очень обижена на отца. И хотя гордо говорила: «Когда нет опыта — это кажется концом жизни. Но я справилась!», думаю, расставание с отцом так и осталось ее незаживающей раной. Она никогда ему не звонила, не жаловалась на мои проступки, не просила помощи. Все сама, сама, сама…
Пока я был маленьким, со мной сидел дедушка, приезжавший из Чебоксар. С дедом Максимом мы очень дружили. И хотя он за свою жизнь прочитал всего две книжки — «Поднятую целину» и «Тихий Дон», — был в высшей степени интеллигентным человеком.
Помню, как мы вдвоем коротали зиму — мама уехала в Румынию на длительные гастроли, а я внезапно заболел. Два дня провалялся с простудой, потом меня увезли на «скорой» и в больнице поставили страшный диагноз — менингит. Ситуация, как вы понимаете, серьезная — я лежал в отдельном боксе. Слава богу, попался хороший врач, который буквально вытащил меня с того света. Дед устроился в больницу плотником, чтобы все время быть со мною рядом. Вскоре маму отпустили с гастролей, она примчалась и привезла из-за границы дефицитные лекарства.
На все лето меня отправляли к дедушке с бабушкой в Чебоксары. Именно там я и наслушался историй о боевом характере Зины, который она проявляла с детства. Как и все дети войны, мама мечтала попасть на фронт, даже написала наркому просвещения заявление: «От ученицы 7-го класса Зинаиды Шарко. Прошу направить меня на учебу в Кронштадтское торпедное училище». В школу вызвали дедушку, который сказал: «Если дочка хочет защищать Родину, не могу ей препятствовать». Нарком конечно же оставил письмо девочки без ответа, но Зина не была бы Зиной, если бы сдалась. В 12 лет в составе ансамбля песни и пляски она выступала в госпиталях перед ранеными. У нее даже есть медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». Когда в школе объявили сбор посылок для фронта, Зина тайком пробралась в актовый зал, обрезала бархатные шторы и нашила кисетов для махорки. На каждом вышила разноцветными нитками «Дорогому бойцу. Жду с победой!»
Дедушка с бабушкой мечтали о достойной профессии для дочки, но вопрос, кем быть после окончания школы, перед Зиной не стоял. Конечно, артисткой! У нее уже был солидный «список» ролей: во 2-м классе — Золушка, в третьем — Царевна Лебедь, в 4-м она пела партию Козы. И получив аттестат, мама прямо из Чебоксарской женской гимназии отправилась поступать в Школу-студию МХАТ. С потертым чемоданом и портретом любимой артистки Тарасовой в руках она с волнением перешагнула порог знаменитого театра. Поднялась по старинной лестнице, робко открыла тяжелую дверь приемной комиссии и… застыла — ее взгляд упал на секретаршу. Та, сидя за столом времен Немировича-Данченко, грызла… соленый огурец! Так плюнуть в душу в Храме искусств! В тот же день негодующая Зина уехала поступать в Ленинград…
Ленинград маму принял, здесь она училась в ЛГИТМИКе у прекрасного педагога Бориса Вульфовича Зона, работала в лучшем театре страны БДТ, здесь встретила свою любовь, здесь родился я, ее единственный сын…
И если я совсем не помню совместного проживания мамы с Игорем Петровичем, то как мы жили с Сергеем Юрским, помню прекрасно…
Мне было лет пять, когда у мамы появился новый муж. С Сергеем Юрьевичем Юрским она познакомилась на репетициях в БДТ. Причем по иронии судьбы оба были заняты в спектакле Розова «В поисках радости», который поставил отец.
Юрский появился в моей жизни очень буднично. Никто меня к его появлению заранее не готовил. Я, как дитя артистки, в театре бывал довольно часто, сидел в зале и, зевая, смотрел взрослые спектакли, ничего не понимая. У Сергея Юрьевича в тот вечер в театре был дебют. В розовском спектакле он играл главного героя — юного Олега, а мама — мещанку Леночку, которая заставила всю квартиру мебелью. Я откровенно скучал, вдруг Юрский схватил со стенки шашку и начал яростно крушить мебель. Он так дубасил по диванам и шкафам своей шашкой, что я от неожиданности оторопел.
После спектакля мы втроем вышли из театра. И мама просто сказала: «Вот, Ваня, познакомься, это дядя Сережа». Я что-то буркнул в ответ, потому что очень на него обиделся: мамочка покупала мебель, а он ее разнес в щепки!
С тех пор мы стали жить вместе…
Мама с Юрским обменяли нашу двухкомнатную квартиру и его комнату на трехкомнатную на улице Бассейной. Сделали ремонт, Юрский только-только снялся в фильме «Человек ниоткуда», на его гонорар купили румынский гарнитур. И мы зажили. Нормально, как все…
Причем жили мы на одном этаже с Копелянами. Интересно, что наши кухни имели не только общую стенку, но и общий мусоропровод. Зина и жена Ефима Копеляна, Людмила Иосифовна Макарова, все время переговаривались, открыв крышку мусоропровода. Я никак не мог взять в толк, зачем кричать в дыру мусоропровода, когда можно по телефону позвонить? А им нравилось…
Зина, между прочим, официально не была замужем ни разу. Говорит: «А меня не звали!» Но, по-моему, кокетничает, — думаю, что как раз второй-то (Юрский) точно звал. Сергей Юрьевич хотел с мамой создать семью, иметь детей. Он был абсолютно нормальным в этом плане мужчиной. Но она замуж за него не пошла…
Во втором своем гражданском браке Зина старалась не наступить на те же грабли. Они с Юрским были, что называется, образцовой семьей. Зина периодически готовила какие-то грузинские блюда, по праздникам угощала гостей своей фирменной индейкой с каштанами. Сама рецепт изобрела. Она вообще была большой придумщицей, обожала сюрпризы. Помню, у нас долго стояло в квартире дерево (Зина любила таскать в дом разные коряги), очень оригинальное. В мой день рождения коряга превращалась в «древо желаний». Мама вешала на него разные штучки с записками. Мы ходили вокруг и обрезали нитки с закрытыми глазами, а потом читали подсказки, где найти подарок.
Ранней весной на улице она срезала веточки вишни или яблони и расставляла их в напольные вазы. В воде ветки распускались, и Юрский, проснувшись утром, громко читал стихи «Иду расцветающим садом». Мама вообще всю жизнь обожала цветы. Наш холодильник постоянно был забит луковицами цветов, которые она потом рассаживала в горшочки и носила в театр. Надо сказать, эта страсть осталась с мамой навсегда, в ее холодильнике и сейчас дожидаются высадки луковицы тюльпанов…
Сергей Юрьевич какой-то период занимался мной с большим энтузиазмом. Видит, болтается по дому нескладный подросток. «О! А давай-ка позанимаюсь с ним французским!» — предложил как-то Юрский. Мы завели специальную тетрадку, и даже раза три состоялись занятия. На этом, правда, все и закончилось. Сергей Юрьевич был занятой человек: съемки в кино, репетиции в театре. Они с мамой часто уезжали на гастроли, вместе выступали на концертах, разыгрывали миниатюры, как Миронова и Менакер…
Никому особенно не было до меня дела, и я опять оказался предоставлен сам себе. На родительские собрания тоже никто не ходил. Мама с Юрским были уже известными в городе людьми и собирать взгляды родителей моих одноклассников не хотели. А отцу вообще было не до этого. Так что никто не знал, хорошо я учусь или плохо. Дневник у меня не спрашивали, ограничивались вопросом: «Как в школе? Нормально? Ну и славно…»
Юрского я называл дядей Сережей. Никто не просил называть его папой — отец у меня уже был. И хотя мы не жили вместе, он от меня не отказывался. У папы тоже появилась новая семья, он женился на Алисе Фрейндлих. Тут он маму переплюнул: если Юрский был моложе мамы на шесть лет, то Алиса — моложе папы на 16.
Иногда мы с отцом ездили на футбол или баскетбол. В него когда-то в молодости папа неплохо играл. Помню, садились в его «Волгу» и ехали на матч, папа был ярым болельщиком баскетбольной команды «Спартак». Когда в холодную погоду ездили на футбольный матч «Зенита», бабушки закутывали меня, как капусту, в шарфы, шапки, свитера…
Помню, однажды возвращаюсь домой и обнаруживаю, что дяди Сережи больше нет — он ушел от мамы. Правда, все его вещи были на месте. Как висели костюмы Юрского в шкафу, так и остались висеть. Он их не забрал — в чем был, в том и ушел. Потом я донашивал эти костюмы, хотя Юрский был ниже меня и шире в плечах. Еще на память от дяди Сережи остался настоящий складной цилиндр-шапокляк. Чтобы его сложить, надо было легонько ударить ладонью по верху. Еще я нашел его старый фотоаппарат с гармошкой… Конечно, я все это со временем доломал…
Сергей Юрьевич всегда ко мне хорошо относился. Даже когда они с мамой разошлись, мы встречались. Он, помню, все спрашивал: «Как тебе тут? А как там? Может, надо помочь? Только скажи». Но нельзя же свою жизнь посвятить мне, чужому, в сущности, ребенку, тем более вскоре Юрский женился и уехал в Москву. Его женой стала актриса Наталья Тенякова.
Мама с Юрским прожила семь лет, ровно столько же, сколько и с отцом. Она шутила, что в этом похожа на Хемингуэя, — с двумя из своих жен знаменитый писатель тоже прожил по семь лет. Такое сравнение ей льстило. Спустя годы мама подытожила: «Я дважды была замужем, но оба брака оказались браком. Поэтому добрую половину своей жизни прожила в гордом прекрасном одиночестве…»
Сергей Юрский 