«Вечерний звон. Ужин у товарища Сталина» И. Друцэ. – Сталин. Постановка С.Ю. Юрского. Театр «Школа современной пьесы»  

Запись спектакля осуществлена каналом «Культура» в 2008 году. В ролях: С.Юрский, Т.Фасюра, А.Аронин, М.Евсеев. https://vimeo.com/397407219

Сергей Юрский: Что раньше и что сильнее — СТАЛИН или СТАЛИНИЗМ? Откуда он взялся, сталинизм? Из воли и коварства одного человека, бывшего семинариста, сына грузинского сапожника?

Фотографии Нины Аловерт (съемка 2005 года)

Первый акт

Второй акт

После спектакля

Сергей Юрский о спектакле, Сталине и сталинизме.

1. ВИДЕО Мастер-класс в рамках 3-й Международной летней театральной школы СТД РФ. Звенигород, 15 июня 2009 года https://vimeo.com/419411280

2. Сергей Юрский. «Тень». Первая публикация — в 2005 году в журнале «Континент»

Полный текст — ЗДЕСЬ

…Такое простое желание у вождя — провести домашний вечер. Побыть одному (ну, разумеется, с охраной и обслуживающим персоналом), поужинать, не перегружаясь напитками и закусками, подумать в тишине. А чтобы тишина не давила, послушать хорошую (и хорошенькую) молодую певицу под аккомпанемент струнных. Надоели рожи соратников, надоели бесконечные их византийские интриги. Пусть будет просто тихий культурный вечер. Может, и дуэтом споем (у вождя неплохой слух)…
Так нет же! Не получился дуэт. Чертовщина какая-то! Двести миллионов человек в любой час суток ждут его слова, его приказа. Полмира с тревогой и страхом приглядывается к каждому его поступку. А тут девчонка, обученная, профессиональная, не может справится со своей колоратурой. Чего она пугается? Людоед он, что ли?! Он ей Сталинскую премию дал, а она трясется… то ли от почтения, то ли от восхищения, то ли еще от чего. Что такое, в самом деле?! Кричат «Ура-а!», с портретами его ходят, клянутся в любви и верности, поют хором: «Мы все, как один…» Не надо все! Пусть один… одна… не клянется в любви, а любит! Нормально пусть ведет себя. Так нет, не получается! Взбеситься можно. Хочется прямо со света сжить таких неблагодарных, таких фальшивых. Вся страна из таких состоит, никому верить нельзя. Предадут при первом удобном случае… А вот мы их опередим! Чтобы не ошибиться в политике, надо смотреть вперед, а не назад. В замысле все правильно, но что-то разладилось в механизме. Надо найти виновных и примерно наказать! Чтоб неповадно было!..

3. Юлия Шигарева. «Кому снова нужен Сталин?» – Аргументы и факты, декабрь 2004 года

«Если Сталин — падшее существо (в моральном плане), то это все-таки падший ангел. Он никогда не был стяжателем, набивателем собственных карманов. Это был человек зловещий, властный, талантливый и, судя по рассказам тех, кто его знал, обаятельный. И бесконечно одинокий. Сверхколлективизм, на который претендуют социалистическая теория и сталинизм, в результате приводит к сверходиночеству. Человек, который посадит всех в тюрьму, останется один по другую сторону стены. Мы должны понимать: культ личности — порождение не того, кто становится предметом этого культа. Он может возникнуть только тогда, когда громадное количество людей жаждут этого культа. И мне было интересно изучить потребность страны в предмете для поклонения.

— Насколько сегодня сильна в обществе эта потребность?

— А мы никогда от подобной ситуации и не уходили! Образование культа, как я замечаю к своим 70 годам, возникает на всех уровнях нашей жизни. … На Западе — в Америке или во Франции — существуют мощные противовесы, сдерживающие власти предержащие, — обязательная смена лидера и пр. А у нас с противовесами плохо. Их вообще нет! Поэтому положение наше весьма тревожное. <…> Современный культ личности страшен еще и тем, что замешен на совершеннейшей корысти. В эпоху Сталина корыстные чувства подавлял или страх, или восторг. А здесь ни страха, ни восторга — одна корысть. Я считаю это громадной опасностью, тупиком, в который может попасть Россия».

4. Дмитрий Быков.  «Безвременье — время заняться собой». – «Собеседник», март 2005 года

-Мне после этого вашего «Звона» серьезно кажется, что вы с огнем играете.

– Это именно та реакция, которой я добиваюсь. Думаете, я не вижу этой опасности? Когда я связался с этим материалом, мне семья и большинство друзей говорили: не надо. Только Даша сказала: попробуй, это может быть интересно… Была пьеса Иона Друцэ, тогда очень сильно отличающаяся от окончательного варианта. Но увлекательная – смелостью подхода к теме.

– Да вы просто наслаждаетесь! Он у вас три часа убедительно, изобретательно и обаятельно издевается над людьми. Я убежден – он именно такой и был. И вы, как актер, ловите фантастический кайф, это и залу понятно – люди хихикают, и я смеялся. А над чем, если вдуматься?

– Почитайте мемуары людей, близко его знавших. Там одно из самых частых слов применительно к нему – обаяние. Это уже потом, в сороковые, получился законченный монстр, каким я его показываю во втором действии. Он был остроумен, его реплики цитировались окружением… Легко сопротивляться тирану, когда он чудовище. Я хочу, чтобы вы ему сопротивлялись, когда он очарователен. И не только он в этой истории наслаждается. Челядь – тоже. Она в него влюблена. Влюблена даже девушка-певица, которую он пытается соблазнить – и которая умудряется выстоять.

– Вас подталкивали к этой работе политические обстоятельства – или это театральный эксперимент?

– Не политические, скорее психологические. Мне интересно понять, каков должен быть внутренний резерв, откуда берутся силы, чтобы сопротивляться массовому гипнозу. Особенно когда гипнотизер не так стар, жесток и противен, каким он стал к концу 40-х, а когда он мил и почти человечен, может пошутить, величием прельстить…

5. Игорь Шевелев. «В эпоху ряженых профессия актера умирает». – «Российская газета», 3 марта 2005 года

Юрский: Мне был интересен рискованный ход — выйти со своим лицом и сказать: «Это Сталин». И публика сказала: «Да, это Сталин». Удивляет другое. Когда человек на сцене оказывается сумасшедшим, который говорит: «Да это и не Сталин никакой!» И публика: «Ах, вот что, да это не он?!» – «А если не он, то чего же вы испугались?» И когда я выхожу во втором акте в полном гриме Сталина, то я чувствую, как плывет сознание зрителей. Это именно то, что происходит во взаимоотношениях с властью.

РГ: Когда все смотрят, настоящий властитель или нет? Настоящий царь или самозванец?

Юрский: И все это создается театральными методами. Сейчас выйдет он. Он выйдет сейчас. Он приближается. Он сейчас войдет. Вы слышите звук. И дальше может выйти кто угодно. В том числе я. Неважно. Без усов, без всех признаков вождя. А реакция — как на вождя. Вот что мы проверили. Вот что очень интересно. 

ПРЕССА о СПЕКТАКЛЕ:

  • Глеб Ситковский. «Спецсвязь товарища Юрского». – «Газета», 24 декабря 2004 года
  • Марина Шимадина. «Раздвоение культа личности». – «Коммерсант», 25 декабря 2004 года
  • Артур Соломонов. «Замахнулся на карту СССР». – «Известия», 25 декабря 2004 года
  • Ирина Корнеева. «Сергей Юрский узнал «код» страны». – «Российская газета», 25 декабря 2004 года
  • Григорий Заславский. «Бон-бон с товарищем Сталиным». – «Независимая газета», 27 декабря 2004 года
  • Мария Седых. «По ком звонят?» – «Итоги» №52, 30 декабря 2004 года
  • Григорий Заславский. «По нам звонит и по нас…» – «Октябрь» № 2, 2005 год

Марина Шимадина. «Раздвоение культа личности». – «Коммерсант», 25 декабря 2004 года

В последнее время нам подозрительно часто приходится видеть товарища Сталина. Усатое лицо вождя народов хитро щурилось с экранов телевизоров в течение двух месяцев, пока по первому каналу шли исторические сериалы. Очень похожий на Сталина непрофессиональный исполнитель из «Московской саги» и загримированный до неузнаваемости Максим Суханов в «Детях Арбата» изображали Иосифа Джугашвили монстром с человеческим лицом, которому не чуждо ничто людское – ни болезни, ни мелкие слабости. Теперь эстафету по «очеловечиванию» главной фигуры советской мифологии принял Сергей Юрский. Он поставил пьесу Иона Друцэ «Вечерний звон», занявшую одно из призовых мест на драматургическом конкурсе «Действующие лица», который вот уже несколько лет проводит «Школа современной пьесы». И сам исполнил в ней главную роль. Господина Юрского понять можно: какой актер не мечтает сыграть такого сложного, многопланового и такого фактурного персонажа? Примерить на себя роль вершителя судеб, предмета всеобщего поклонения и практически живого бога само по себе заманчиво. А уж если представляется возможность покопаться в психологии, удержаться от соблазна невозможно. Немудрено, что ради этой роли Сергей Юрский взялся за такую откровенно слабую пьесу, как «Вечерний звон».

Драма Иона Друцэ имеет подзаголовок «Ужин у товарища Сталина» и рассказывает о встрече вождя народов с приглянувшейся ему молодой солисткой Большого театра с говорящим именем Надежда Блаженная. Но ничего такого, о чем вы подумали, в пьесе нет. И не потому, что Иосиф Джугашвили – это не Билл Клинтон и даже не Лаврентий Берия, а в том, что любовная интрига вовсе не входила в планы автора. Несчастная певица, проводящая два часа сценического действия на правительственной даче, нужна была писателю лишь в качестве статиста, испытывающего на себе все странности поведения вождя.

Не будем уподобляться драматургу и долго водить вас за нос, а скажем прямо: товарищ Сталин в пьесе Иона Друцэ страдает раздвоением личности. Приняв слишком близко к сердцу принцип «разделяй и властвуй», о котором он неоднократно упоминает в спектакле, вождь Страны Советов поделил на части и самого себя. Правда, чем отличается Сталин-1 от Сталина-2, в пьесе уловить сложно. В спектакле они отличаются только наличием усов и парика, что окончательно сбивает зрителей с толку: может, это вообще два разных человека, один из которых настоящий Сталин, а другой – двойник?

Впрочем, оба явно психически нездоровы и несут какую-то чушь: один просит позвонить по спецсвязи умершей маме, другой – отправившемуся на тот свет профессору Бехтереву. Причем второй не помнит, что делал первый, и наоборот. Один требует срочно вбить гвоздь для шинели, второй ругается, зачем испортили стену. Приглашенная на ужин к отцу народов девушка под стать гостеприимному хозяину. Заслышав далекий колокольный звон, источник которого помощники вождя все никак не могут обнаружить, она начинает трястись крупной дрожью, теряет голос и никак не может исполнить песню о Сталине народного акына Джамбула Джакаева. Дальше – больше. Окончательно ополоумевшая девица (недаром у нее такая фамилия) заявляет, что чувствует себя изнасилованной и что ей чудится, как изо всех щелей лезут какие-то твари. А Сталин ей объясняет, что в основе любого искусства лежат эротика и насилие. К несчастью, Татьяна Фасюра, которую пригласили на роль молодой певицы, по-видимому благодаря ее вокальным данным, совершенно не умеет играть и держится на сцене ужасно неестественно. Так что понять, что переживает ее героиня, какие чувства она вкладывает в свои слова и поступки, решительно невозможно. Например, ее финальное заявление, что вся власть от бога,– это что, протест против атеизма или признание нечеловеческой силы вождя?

Честно говоря, разбираться в этом совсем не хочется, низкое качество постановки не вдохновляет на серьезный анализ. Сергей Юрский пытается своей форсированной игрой заткнуть все смысловые дыры в спектакле, но тот расползается по швам. Единственное, что персонажам удается сделать хорошо и слаженно,– это спеть песню «Вечерний звон». Но стоило ли ради этого огород городить? Ведь по ком у нас в сороковые годы звонили колокола, всем и так известно.

Артур Соломонов. «Замахнулся на карту СССР». – «Известия», 25 декабря 2004 года

В канун 125-летия Иосифа Сталина в театре «Школа современной пьесы» показали премьеру спектакля «Вечерний звон» по пьесе Иона Друцэ. Сергей Юрский сыграл отца времен и народов, а певицу Надежду Блаженную — Татьяна Фасюра.

Зимней ночью на дачу к товарищу Сталину доставляют молоденькую певицу из Большого театра. Генералиссимус произносит речи о религии, политике и искусстве, но вскоре мужчина побеждает в нем искусствоведа и вождя. Однако сближения не происходит, поскольку генсек снова берет верх над мужчиной. И вот уже девушка, насмерть испуганная, кладет Сталину руку на колено. Этот жест нескромен: рядом отец времен, а ты чего делаешь? Но вскоре зритель замечает, что громовержец уж больно суетлив. Подозрения оправдываются: это вовсе не Сталин, а его двойник. Настоящий Сталин (а может, снова фальшивка?) придет во втором действии. Юрский наклеит усы, сталинскую шевелюру и возьмет в руки трубку.

Итак, Сталиных два, обоих играет Юрский. Сталин первого действия груб: замахивается молотком на карту СССР, щупает пульс на шее девушки — жива ли еще? Сталин действия второго потише и пострашней. Около двух часов Сталин и девушка, власть и народ, выясняют отношения.

А колокол тем временем звонит. Кобу раздражает колокольный звон, беспокоят умершие (он хочет пообщаться с покойной мамой по спецсвязи, не прочь перекинуться парой словечек с усопшим профессором Бехтеревым). Не терпит Сталин, когда при нем имя Божие треплют: если и есть у него соперник, то это Бог. Еще, ко всему прочему, Иосиф Виссарионович раздвоением личности страдает: так что, может быть, нет никаких двойников и тройников, а это один человек страсть к переодеванию удовлетворяет. Прекрасные мысли, только, как осетрина, о которой писал Булгаков, — второй свежести. Отправившийся в метафизические высоты спектакль не освоил никаких новых пространств. Вообще, зря он туда отправился: выбрана тема, с помощью которой воспарять в «абстрактное далеко» по меньшей мере странно. Но создатели спектакля устроили на сцене философскую лабораторию по исследованию вечных проблем бытия, где Сталин — инструмент для познания добра и зла.

А ведь эта постановка могла бы стать изюминкой сезона. Сергей Юрский в роли Иосифа Сталина — чего уж заманчивей! Большой актер, недавно написавший блистательную книгу «Игра в жизнь», где столько места уделено размышлению о «системе», о ненавидимом-любимом государстве СССР, конечно, на высочайшем уровне должен был сыграть роль человека, на десятилетия определившего путь страны. Но, мне кажется, проблема в том, что не Сталина Юрский играл, а символ. Дело, конечно, в тексте.

«Вечерний звон» написан почти в том же ключе, что и другая пьеса Друцэ — «Апостол Павел». Спектакль по этому произведению был сыгран в московском храме Христа Спасителя. «Апостольская» тема влекла автора к притчевости, использованию символов, отстраненному исследованию природы добра и зла. Но в случае со Сталиным социальный темперамент вряд ли стоило так приглушать. Если судить по этой пьесе, для Иона Друцэ Сталин почти такая же абстрактная и далекая фигура, как апостол Павел.

Вспоминается, с какой ненавистью и яростью играл Сталина в спектакле «Шарашка» Юрий Любимов. Подход Любимова — почти публицистический, но ведь вряд ли кто-то уже готов воспринять Сталина как некую отвлеченную фигуру.

Например, драматург Джордж Табори в пьесе «Mein Kampf» показал другого тирана — Гитлера — нелепым человечком, неудачником не только в любви и искусстве, но и в самых простых житейских делах. Табори давал понять немцам, что история могла возложить миссию разжигания Второй мировой войны на кого угодно. Он лишал Гитлера инфернальности и мистического ореола — и это был, возможно, один из самых ощутимых ударов вслед ушедшему фюреру.

Ион Друцэ не отказал Сталину ни в инфернальности, ни в мистическом ореоле. Даже напомнил, что «всякая власть от Бога». Человек из «Вечернего звона» истеричен, агрессивен и мстителен, но думает о народе, о стране и, творя свои зверские дела, скорее всего какие-то благие цели преследует. Но и эта мысль заявлена робко и потоплена в массе других, на которые нам только намекают. В итоге создается впечатление, что молчание авторы спектакля выдают за позицию. Или я чего-то не расслышал? Ведь очевидно, что для Сергея Юрского и Иона Друцэ этот спектакль — серьезный шаг, почти что миссия.

Но кажется, что темный тюль, который скрывает сцену перед началом спектакля, так и не поднимается. Спектакль о Сталине проходит словно в дымке. С какими призраками борются создатели спектакля, что преодолевают, какие победы одерживают — вопрос, искусствоведению неподвластный.

Ирина Корнеева. «Сергей Юрский узнал «код» страны». – «Российская газета», 25 декабря 2004 года

Пьесу «Вечерний звон» в «Школу современной пьесы» принес Сергей Юрский. Художественный руководитель театра Иосиф Райхельгауз даже не прочитал первой страницы — открыл титульный лист, увидел: «Ион Друцэ. Ужин у товарища Сталина» и тут же воскликнул: «Артистка есть. Кроме всего прочего, она поет». Юрский медлил: «Я думал, в оперетте поискать». Но Райхельгауз настаивал: «Не надо в оперетте — у нас свои хороши». Так судьба одного зимнего вечера товарища Сталина, проведенного им по воле автора пьесы Иона Друцэ на Ближней даче в компании с молодой певицей Большого театра Надеждой Блаженной, была решена.

Сталина начал репетировать Сергей Юрский. Блаженную — Татьяна Фасюра. Но потом Сергей Юрьевич начал пьесу Иона Друцэ переписывать. Он ведь даже «Стулья» Ионеско переделывал — привнес в классику абсурда элементы, которых там и в помине не было, — и ничего. Сам Ионеско этого не видел — умер в том самом году, в котором «Стулья» были поставлены, но люди, хорошо его знавшие лично, свидетельствовали: Ионеско бы не возражал. «Вечерний звон» классика молдавской литературы Друцэ Юрский тоже дописывал: добавил две роли артистам, вывел их из массовки во второстепенные персонажи, подарил им имена. Отрицательных слов автор пьесы не сказал. Но с тех пор прошло почти два года, прежде чем мы увидели Юрского в роли Сталина.

Собственно, Юрского в гриме Сталина мы уже видели — на фотопортрете Екатерины Рождественской, который сейчас висит на ее выставке на Пречистенке, а два года назад был опубликован в очень популярном толстом глянцевом журнале. Портрет Юрскому понравился, а мысль запечатлеть этот образ и на сцене показалась ему сегодня еще более соблазнительной. Почему? Потому что у человека, достигшего невероятных высот власти, тоже была частная жизнь, за которой вполне интересно наблюдать в театре народу: как общался генеральный секретарь с обычными людьми, какие женщины ему могли нравиться и как он за ними специфично пытался ухаживать. Далее: что это был за выдающийся талант, какая у него была личная трагедия абсолютного одиночества — не по причине скверного характера, а из-за той высоты, на которую, кроме него, уже никто не мог забраться… Но что для Юрского было самым принципиальным — так это то, что, как подсказали ему историки, «Сталин был иностранцем — полугрузином, полуосетином, кавказским человеком, который, будучи именно не русским, со стороны, открыл код России».

Акцент Юрский ставил себе специально. Строил его на соединении сталинского, который слушал по записям на пластинках, и специфически акцентированной речи Иона Друцэ. Так случилось, что премьера совпала со 125-летним юбилеем Сталина. Намерения сотворить что-нибудь политическое, разумеется, не было. Но вообще-то таких откровенно политизированных подарков, специально или нет, ко дню рождения уже давно не дарят. Юрский Сталина сыграл как человека, который «живее всех живых», и притом настолько убедительно, что медицинский диагноз Иосифа Виссарионовича — раздвоение личности, паранойя — трактуется в его спектакле не как болезнь только его героя, а как эпидемия всей территории страны, помнящей Сталина, «которую нужно скорее лечить, а для этого ее нужно констатировать»…

Первый акт Юрский играет без грима. Со сверхзадачей: вы ждете Сталина, значит, этой певице, вам, тебе, мне — всем нам можно подсунуть что угодно, с усами, без — все равно в массовом сознании это будет Сталин. Во втором акте он предстает во всех сталинских физиономических подробностях. «Принцип, которым активно движется наш театр и которому я не менее активно стараюсь противостоять, — это принцип мелких шоков и разжеванных объяснений, — рассказывал Сергей Юрский, когда стихли овации. — Вы видели когда-нибудь портрет Сталина, думали о Сталине или родители вам рассказывали, — он в нас живет, поэтому мы можем подменить Сталина, любой может прийти, а мы и не заметим, поспешим закричать: мессия явился… Главный посыл спектакля — это судьба России. Для меня она сосредоточивается и в талантливой, но угнетаемой женщине, и в стражниках, и в самом Сталине — он ведь тоже Россия. А одиночество нашей героини — это и одиночество самой власти. Сталин одинок. Все одиноки. Наконец, это проблема и сегодняшнего зрительного зала»…

…Итак, принял на своей даче Сталин певицу Большого театра. Выглядела она очень бледно, и не только потому, что петь ей пришлось генеральному секретарю на расстоянии вытянутой руки. Чтобы исполнить что-то народное, она требует цветастый платок. А потом долго, мучительно и старательно входит в образ. Сталин ждет. Зритель ждет. Платок не помогает. В роли певицы Надежды Блаженной выступила дебютантка Татьяна Фасюра. Для драматической актрисы она неплохо поет, для певицы, когда-то окончившей музыкальную школу Галины Вишневской, терпимо играет. Не более того. Поэтому и бунт ее — не бунт, а так, дерзость застенчивой девочки, стоившая ее героине жизни… Рядом с органичным донельзя Сергеем Юрским она явно теряется. И уж точно пока не тянет на ту великую роль, которую отводил ей автор пьесы Ион Друцэ.

Григорий Заславский. «Бон-бон с товарищем Сталиным». – «Независимая газета», 27 декабря 2004 года

Он выходит сам по себе, Юрский как Юрский, кажется, чуть-чуть более сутулый, чем в обычной жизни, но в общем мало чем отличающийся от Юрского-актера, Юрского-мыслителя, чуть-чуть трибуна. Но начинает говорить — с едва заметным акцентом, — и ясно, что перед нами никакой не Юрский, не актер, а Сталин. А если не Сталин — то его двойник, то есть некий Анатолий Михайлович из Таганрога, о котором проговаривается болтливый помощник Мегашов (Олег Долин). Нечистая сила.

Слово «полубог» является расхожим, а вот с противоположной стороны подобного же определения почему-то не существует, хотя тот, которого играет Юрский, хочется назвать именно так. Полудьявол. Вот и звон церковный мучает его, и «Вечерний звон» — запрещает. «По ком звонит? По ком звонит?»

Тем не менее окружающие относятся к нему, как к полубогу (в обоих случаях восхищение смешивается с животным ужасом).

Когда после антракта Юрский выходит в сталинском гриме, в парике и усах, становится не по себе: сходство — дьявольское, пугающее.

У «Вечернего звона» имеется подзаголовок: «Ужин у товарища Сталина». Впрочем, ужинает он один: из слов помощников можно понять, что товарищи по партии сидят у телефонов, ждут команды, без спроса не едут. Но Сталину-Юрскому, кажется, тесно и одному. Тесно «здесь, на земле», поэтому — только кажется, что в шутку — просит одного из помощников позвонить по спецсвязи сначала покойной матушке, затем доктору Бехтереву, которого сам же и отправил к праотцам: «Пусть скажет!» Искренне недоумевает — что за спецсвязь, если толком связаться ни с кем не позволяет…

Он спрашивает, но не ждет ответа, он говорит, не заботясь: услышат ли? Услышат. А кто не услышит — тот сам пожалеет (если успеет).

По сложившейся то ли традиции, то ли привычке Сергей Юрский является еще и постановщиком (в программке он обозначен как автор спектакля). И, как режиссер, кажется, сильно внедрился в текст, основательно его переработал, так что в конце концов Ион Друце — на слух! — звучит, как любимый Юрским Игорь Вацетис (две его пьесы под одной «шапкой» — «Провокация» — в постановке Сергея Юрьевича можно увидеть на той же сцене «Школы современной пьесы»).

Если разбирать спектакль «по косточкам», придется сказать, что вокруг актера немало «прогалин» и «проталин». Что-то кажется схваченным на живую нитку, какие-то детали — взятыми взаймы у условного театра, хотя в игре Юрского условного почти нет. Он играет всерьез, безусловно.

Прямолинейность оппозиции почти что церковной драмы, на полюсах которой — волк и агнец, — скорее, уплощает историю, нежели добавляет и провоцирует объем: на Ближнюю дачу приглашают молодую солистку Большого театра Надежду Блаженную. Она поет — что-то из классики, с большим или меньшим успехом, и запинается, когда вождь просит спеть ее «Песню о Сталине» народного поэта Джамбула Джабаева. Срывается, плачет, но — снова и снова не может. Рядом со Сталиным-Юрским молодая актриса, дебютантка Татьяна Фасюра, кажется кроликом, севшим напротив удава. Он и впрямь ее гипнотизирует, завораживает и даже как будто соблазняет.

Захочешь — не споешь.

Премьера «Вечернего звона» вышла на следующий день после более или менее торжественного празднования 125-летия со дня рождения кремлевского горца. Определенно можно сказать: так много добрых слов с, так сказать, высоких трибун Сталин не слышал с декабря 1952 года. Его вновь называли «незаурядным политиком», какого «не хватает России». «Одной из самых выдающихся личностей XX века» назвал вождя всех времен и народов спикер Госдумы Борис Грызлов. Правда, оговорился: «Конечно, те перегибы, которые, как я считаю, были сделаны во внутренней политике, безусловно, его не украшают».

Спектакль Юрского — об этих самых перегибах.

Он играет всерьез. Я бы сказал — адекватно: когда выходит на сцену, как будто что-то переключается в нем, смещается не снаружи, а внутри. Он тяжелеет сам, тяжелеет взгляд, который мгновение спустя следует «измерять» не прилагательными, а калибром. И он уже Сталин. Процентов на 80. И страшно даже тогда, когда немного смешно.

Юрский играет усталость тирана, время от времени как будто даже проваливающегося в беспамятство, хотя окружающие этого не видят, потому что нельзя посмотреть в глаза Господу, нельзя посмотреть в глаза дьяволу. И потому взгляд отводят.

Он как будто и не играет, он просто говорит. С певицей Большого театра Надеждой Блаженной, с двумя своими помощниками, Кулятиным (Александр Аронин) и Мегашовым. Часто шутит. Как наши автомобили всегда паркуются, заезжая на пешеходный тротуар, так и шутки Сталина всегда «забирались» по ту сторону жизни. «Давайте вместе споем «Вечерний звон», — предлагает он помощникам. «Так ведь запрещено», — резонно отвечают те. «Вас все равно арестуют когда-нибудь, хоть будете знать за что».

В «Вечернем звоне» даже игру самого Юрского принимаешь не всю целиком, не во всем. Но его спектакль воспринимаешь как событие. Как что-то важное и даже главное. Как событие театральное и даже сверх того. Как, прошу прощения, художественный и гражданский поступок.

Мария Седых. «По ком звонят?» – «Итоги» №52, 30 декабря 2004 года

В театре «Школа современной пьесы» Сергей Юрский поставил пьесу Иона Друцэ «Вечерний звон» («Ужин у товарища Сталина»)

Вполне возможно, давнее воспоминание было спровоцировано именно спектаклем. Потому как «аура» и «тайна» — слова ключевые для постановки Сергея Юрского, повернувшего сюжет в направлении совершенно неожиданном или неожидаемом.

Накануне официальной премьеры, в день рождения Сталина, театр устроил то, что во времена идейные называлось «общественный просмотр». Пригласили политиков, видных деятелей etc. Этот жест, вероятно, был продиктован определенного рода опасениями. Года два тому назад, когда спектакль заваривался, не было того контекста, который образовался к окончанию работы. Не знаю, делаются ли такие замеры, но нынешней осенью имя Иосифа Виссарионовича по частоте упоминаний вышло, похоже, в лидеры, во всяком случае на ТВ. Его образ, то светлый, то темный, то документальный, то «низковысокохудожественный», вытеснил прочих персонажей настоящего и прошлого. И если уже сейчас будто видишь кем-то установленные весы, на которые поочередно бросают гирьки «славных дел» и «тяжких преступлений», старательно пытаясь сохранить равновесие, то страшно даже представить себе, какая вакханалия ждет нас к маю, к юбилею Победы.

К сожалению, к счастью ли, но «общественная» дискуссия после просмотра «Вечернего звона» не состоялась. И причина тому вовсе не беспечность собравшихся или отсутствие сталинистов среди приглашенных. Причина, думаю, в художественном строе спектакля, напрочь игнорирующем логику «взвешивателей». Юрский — режиссер и исполнитель роли товарища Сталина — пошел совсем другим путем. Путем, на котором нет места загадкам и отгадкам, о правильности которых можно спорить, побивая друг друга цифрами, новыми-старыми аргументами, фактами, почерпнутыми из открывшихся-закрывшихся архивов. Юрский посягнул на тайну, потянул нас в мир чувственный, попытался пробиться к подсознанию. А уж тут какие дискуссии, тут каждый себя-то не до конца понимает. От загадки тайна тем и отличается, что к ней можно только прикоснуться. 

Так с кем же и как прошел ужин у товарища Сталина? Начинающую солистку Большого театра пригласили на дачу. Кажется, на ближнюю. Сам задерживается. Два бесшумных помощника готовят Его появление. По спецсвязи им постоянно докладывают: проехал там-то, остановился, пересек такое-то место, двухминутная готовность… Так начинают играть Его. Нервно, напряженно, самозабвенно. Это важно. Ни грамма холуйства, ни капли подобострастия. Совсем другой тон. Хотя все действия абсолютно реалистичны (переставили графин, поправили ковровую дорожку, ответили на телефонный звонок, откупорили бутылку), да и реплики вполне бытовые, но с первых секунд ощущение инфернальности происходящего. Что-то здесь не как у людей. А как у кого?

Когда Он наконец появится, зал осечется с аплодисментами, привычно отреагировав на выход любимого артиста. И, кто знает, заметит ли в порыве воодушевления блестящую лысину и отсутствие усов. Портретного сходства-то нет, а вера — есть. Юрскому или его персонажу? Вера в артиста или в его героя? Она, его гостья, во всяком случае, точно ничего не заметит.

Их свидание продлится два часа с небольшим. Они проведут его в разговорах (не рассчитывайте на пикантные подробности, не старайтесь вспомнить сплетни), слово за слово, становящихся все абсурдней и абсурдней. Юрский — сам себе Ионеско и препарирует притчевую, философски-поэтическую ткань пьесы Друцэ по законам совсем другого театра, другой поэтики. Даже символическое имя героини — Надежда Блаженная — по ходу представления словно теряет высокопарный ореол, становясь трагикомическим. Мы шаг за шагом наблюдаем за раздвоением личностей. Диагноз, стоивший жизни профессору Бехтереву, автор спектакля распространяет на всех. Неудивительно, с какой ювелирной тонкостью ведет свою партию Сергей Юрский, удивительна дебютантка Татьяна Фасюра. Природная искренность, чистота молодости, наивность, певческий дар — все бросается режиссером и актрисой в топку образа и сгорает на наших глазах. Если во время исполнения первой арии даже пространство начинало светиться вокруг нее, то к концу меркнут глаза и в юной хрупкости проступает старушечья немощь.

Чтобы наша мысль не шла по проторенному пути (тиран — жертва), режиссер устраивает провакацию, круто, почти детективно разворачивая сюжет. После антракта мы узнаем, что первое действие провели не с товарищем Сталиным, а… с его двойником Анатолием Михайловичем из Таганрога. А мы-то внимали, содрогались, ужасались, трепетали… Что же почувствуем теперь, отсмеявшись над собой, когда он выйдет в полном гриме и во всей силе? Холодный озноб. После спектакля он не прошел.

Григорий Заславский. «По нам звонит и по нас…» – «Октябрь» №2, 2005 год

Рассказ о “Вечернем звоне”, премьере в театре “Школа современной пьесы”, хочется начать, как сказку или так, как начинается книга о бароне Мюнхгаузене: “Маленький старичок с длинным носом…”. Почему так? Самое вероятное: из подсознательного, невысказанного желания опосредованности, не увеличения – умножения дистанции. О Сталине и проще и, конечно, спокойнее думать как о герое анекдотов: оживили Сталина, спросили: “Что делать?” Он: “Во-первых, отменить решения ХХ съезда, во-вторых, расстрелять всех членов Политбюро, а в-третьих, перекрасить Белорусский вокзал в красный цвет”. – “А вокзал зачем?” – “Я рад, что пункты первый и второй вопросов не вызывают”. Или что-то в этом роде. Сталину не нужно ничего доказывать. Когда он говорит – ему верят.

Примерно так и Юрский: в начале спектакля он выходит сам по себе, Юрский как Юрский, может быть, более сутулый, но, в общем, мало чем отличающийся от Юрского-актера. Но начинает говорить – с едва заметным акцентом, – и ясно, что перед нами никакой не Юрский, не актер, а Сталин. 

Когда же после антракта Юрский выходит в сталинском гриме, становится не по себе: сходство – дьявольское, пугающее.

У “Вечернего звона” есть подзаголовок: “Ужин у товарища Сталина”. За последние годы на наших сценах проходило немало ужинов, где за столами сходились Гендель и Бах, Талейран и Фуше, Пикассо и Дали… Великие выбирали себе в собеседники великих, так было интереснее – и драматургам, и, казалось, самим небожителям.

Сталину – Юрскому тесно и одному. Тесно “здесь, на земле”, поэтому он просит одного из помощников позвонить по спецсвязи сначала покойной матушке, затем доктору Бехтереву, которого сам же и отправил к праотцам: “Пусть скажет!” Искренне недоумевает – что за спецсвязь, если толком связаться ни с кем не позволяет!..

Он спрашивает, но не ждет ответа, не заботится: услышат ли? Услышат. Все услышат. Кто не услышит – тот сам пожалеет (если, конечно, успеет). 

Складывается ощущение, что Сергей Юрский, являясь еще и постановщиком спектакля, сильно внедрился в текст, основательно его переработал, так что Ион Друце – на слух! – звучит, как любимый Юрским Игорь Вацетис (две его пьесы под одной “шапкой” – “Провокация” – в постановке Сергея Юрьевича можно увидеть на той же сцене “Школы современной пьесы”).

“Вечерний звон”, даже если сам Юрский полагает иначе, возвращает в Россию политический театр, то есть такой, который отвечает на самые что ни на есть злободневные вопросы. Прямолинейность ситуации, одна только схема – скорей уплощает историю, нежели добавляет и провоцирует объем: на Ближнюю дачу приглашают молодую солистку Большого театра Надежду Блаженную. Она поет – что-то из классики, с большим или меньшим успехом, и запинается, когда вождь просит спеть ее “Песню о Сталине” народного поэта Джамбула Джабаева. Срывается, плачет, но – снова и снова не может. Рядом со Сталиным – Юрским молодая актриса, дебютантка Татьяна Фасюра кажется кроликом, застывшим перед удавом. Он и впрямь ее гипнотизирует, завораживает и даже как будто соблазняет.

Захочешь – не споешь. Хоть и непонятно, сам ли Сталин сидит и настаивает на том, чтобы была исполнена эта “Песня…”, или все это – только репетиция и “безусый Сталин” – некий Анатолий Михайлович из Таганрога, о котором проговаривается болтливый помощник Мегашов (Олег Долин). Лучше – не знать….

Юрский играет всерьез. Играет усталость тирана, время от времени как будто даже проваливающегося в беспамятство, хотя окружающие этого не видят, потому что нельзя посмотреть в глаза Господу, нельзя посмотреть в глаза дьяволу. Отводят глаза.

Он как будто и не играет, он просто говорит. Просто и точно передает зловещий юмор вождя, его манеру шутить: как наши автомобили всегда паркуются, заезжая на пешеходный тротуар, так и шутки Сталина всегда “забирались” по ту сторону жизни. “Давайте вместе споем “Вечерний звон”, – предлагает он помощникам. “Так ведь запрещено”, – резонно отвечают те. “Вас все равно арестуют когда-нибудь, хоть будете знать, за что”.

Про такое говорят – черный юмор. Юмор Сталина черный вдвойне: сначала он шутил по поводу смерти, радуясь производимому эффекту, а затем еще большее удовольствие получал от материализации собственной шутки.

В “Вечернем звоне” игру самого Юрского принимаешь не всю целиком, не во всем. Тем не менее его спектакль воспринимается как событие. Как нечто важное и даже главное. Как художественный и гражданский поступок.

ТАКЖЕ СМОТРИТЕ:

2004 Аудиокнига   Э. Радзинский. «Коба. Монолог старого человека.» Читает С.Юрский.

2011 «Товарищ Сталин» — многосерийный телевизионный историко-художественный фильм, вышедший осенью 2011 года на телеканале «НТВ». Сергей Юрский в заглавной роли.