В книге: Эжен Ионеско в русской версии Сергея Юрского. Санкт-Петербург, Издательство Фонда русской поэзии, 2001

Действующие лица:

• Лёвьё (Он) — 95 лет 
• Лавьей (Она) — 94 года Оратор — 56 лет 
• И множество других персонажей

На сцене стоят два стула. С потолка свисает газовая лампа. Лампа не горит. Голоса из-за кулис:

Она. Пойдем, душенька, закрой окно. Такой противный запах от этого болота, и комары налетят.

Он. Оставь меня в покое.

Она. Пойдем, пойдем, душенька! Ну, сядь! Ну, не наклоняйся так, ты можешь упасть в воду. Помнишь, что случилось с Франсуа I? Надо быть очень осторожным.

Он. Начались эти примеры из французской истории. Ах, ты жизнь, дерьмо собачье! Как это надоело. Я хочу смотреть в окно. Вон лодки оставляют пенный след на воде… пятна на солнце.

Она. Не можешь ты этого видеть — солнца нет, уже ночь, моя душенька. Нет солнца.

Он. Но пятна остались.

Она. Ах, ты меня пугаешь, душенька… ну, сядь же. Ничего ты не увидишь. И не пытайся! Ночь уже.

Он. Я хочу видеть. Я люблю видеть воду.

Она. Ну что ты такое говоришь! Душенька! У меня голова кружится от твоих слов. Ах, этот дом, этот остров, не могу я привыкнуть к ним. Вокруг вода… под всеми окнами и до горизонта…

Старик проходит из левой кулисы в правую. Старуха идет за ним, останавливается посередине.

Она. Пойдем, душенька, закрой окно. Такой противный запах от этого болота, и комары налетят.

Он. Оставь меня в покое.

Она. Пойдем, пойдем, душенька! Ну, сядь! Ну, не наклоняйся так, ты можешь упасть в воду. Помнишь, что случилось с Франсуа I? Надо быть очень осторожным.

Он. Начались эти примеры из французской истории. Ах, ты жизнь, дерьмо собачье! Как это надоело. Я хочу смотреть в окно. Вон лодки оставляют пенный след на воде… пятна на солнце.

Она. Не можешь ты этого видеть — солнца нет, уже ночь, моя душенька. Нет солнца.

Он. Но пятна остались.

Она (тащит его за рукав). Ах, ты меня пугаешь, душенька… ну, сядь же. Ничего ты не увидишь. И не пытайся. Ночь уже. (Слышны хлюпающие звуки болота.) Ах, этот дом, этот остров, не могу я привыкнуть к ним. Вокруг вода… под всеми окнами и до горизонта…

О н (сел на стул). Закрой окно. Такой противный запах от этого болота… И комары налетят. .. 

Она. Комары налетят…

Он. Не наклоняйся так, ты можешь упасть в воду… Помнишь, что случилось с Франсуа I? Надо быть очень осторожным…

Она. Надо быть очень осторожным…

Он. Не можешь ты ничего видеть, нет солнца, ночь уже…

Звуки стихли.

Она. Уже ночь… солнца нет…

Он. Нет… нет солнца…

Она. Уже ночь, солнца нет.

Он. Солнца…

Она. Ах, этот дом, этот остров, не могу я привыкнуть к ним. Вокруг вода… под всеми окнами… и до горизонта.

Пауза.

Пантомима в тишине.

Некоторое время старики неподвижны. Он замечает, что кругом темно, а лампа не горит. Решительно уходит и сразу возвращается с горящей спичкой в ладонях. Влезает на стул, тянет руки к лампе. Спичка гаснет — она сгорела. Старик бросает огарок на пол. Уходит решительно и сразу возвращается бегом, неся горящую спичку. Спичка гаснет.

Он бросает огарок на пол.

Уходит и сразу возвращается с коробком спичек. Влезает на стул. Чиркает спичкой. Она выпадает из рук и падает на пол. Зажи гает вторую спичку и вместо того, чтобы зажечь лампу, которая рядом, ищет с помощью пламени спички первую упавшую спичку. Находит, а сгоревшую отбрасывает. Влезает снова на стул, чиркает спичкой — она бракованная. Не горит. Отбрасывает ее. Ищет третью, но коробок уже пуст. Грустно садится на стул.

Она раскрывает руки и поднимает их. Лампа сама опускается. Она сближает руки, и лампа сама зажигается. Звучит отрывок из «Патетической сонаты» Бетховена. Горящая лампа сама поднимается к потолку и встает на место.Он и Она смотрят на нее.

Он. Шесть часов… а уже ночь… Помнишь, когда-то было не так… Бывало девять часов вечера и десять, и полночь, а все еще день.

Она. Ой, правда! Как ты все помнишь!

Он. И все изменилось.

Она. Как ты думаешь, почему?

Он. Не знаю, Семирамида, жизнь наша — дерьмо собачье… Может быть, потому что чем дальше идешь, тем больше удаляешься. А земля все крутится, крутится, крутится… (Он уходит со стулом направо и возвращается слева.)

Она. Крутится, крутится, маленькая моя душенька… (Молчание.) Ах, да, ты, конечно, очень ученый. Ты очень способный, душенька. Ты мог бы стать председателем чего-нибудь, главным председателем… главным королем… даже главным врачом… старшим маршалом… если бы ты только захотел, если бы у тебя было хоть немного честолюбия. Ты мог бы стать каким-нибудь ответственным лицом.

Он. Ну, и что было бы? Ничего не изменилось бы… И потом, не так уж все плохо, я и сейчас, можно считать… я ответственный квартиросъемщик, потому что сторожу этот дом.

Она (лаская старика как ребенка). Моя душенька, мой маленький…

Он. Очень мне тоскливо.

Она. Ты был повеселее, когда смотрел на свою воду… Ну, развлеки нас, изобрази что-нибудь, как бывало…

Он. Ты изобрази, твоя очередь.

Она. Нет, твоя.

Он. Твоя.

Она. Твоя.

Он. Твоя.

Она. Твоя.

Он. Пей свой чай, Семирамида.

Она. Ну ладно, ну, представь нам февраль месяц.

Он. Не люблю я никакие месяцы.

Она. Ну, чуть-чуть! А что еще делать? Ну, доставь мне удовольствие.

Он. Ладно. (Напевает марш.) Январь… март… январь… март… Февраль. (Скребет себе голову.)

Она (смеясь и аплодируя). Да, да! Так. Спасибо, спасибо, миленький мой, маленький… (Он садится ей на колени. Она — целует его.) Ох, ты очень способный. Если бы ты захотел, то мог бы стать кем хочешь, хоть самым главным маршалом.

Он. Я сторож. Я маршал этого дома.

Молчание.

Она. Расскажи-ка мне историю, ну эту, ты знаешь, «Немного вина, немного икры».

Он. Опять? Хватит… «Немного вина, немного икры». Еще не хватало… Всегда ты просишь одно и то же. «Немного вина, немного икры». Какое однообразие. Семьдесят пять лет мы женаты, и каждый вечер, ну абсолютно каждый вечер, ты меня заставляешь рассказывать одни и те же истории, показывать одни и те же лица, все то же самое… Поговорим о чем-нибудь другом…

Она. Ну, мой миленький, мне это не надоедает. Это твоя жизнь. Она восхищает меня.

Он. Ты знаешь ее наизусть.

Она. Нет! Я как бы тотчас все забываю. И каждый вечер все для меня заново, как будто слабительное приняла… и опять, как новенькая… для тебя, душа моя, каждый вечер. Ну, начинай же, ну, пожалуйста.

Он. Ну если ты действительно хочешь…

Она. Начинай, рассказывай свою историю. Это ведь и моя история. Что твое, то и мое. «Немного вина, немного икры».

Он. «Немного вина, немного икры», дерьмовочкаты моя…

Она. «…вина, немного икры», душенька моя… (Толкает его.)

Он. «…немного икры»…

Она. «…икры»… (Толкает его.)

Он. «…икры»…

Она. «…икры»… (Толкает его.)

Он падает со стула.

Она (поднимает его). Душенька, ну! Икры… Икры…

Он. И кры… ши были мокрые… промерзли до костей, шли, шли и пришли к высокой ограде с решеткой. Прошли часы, и дни, и ночи, недели.

Она. Месяцы…

Он. Под дождем. Хлопали себя по ушам, по ногам, по коленям, по носам, щелкали зубами… Это было лет восемьдесят назад…

А нам все не позволяли войти… А могли бы хоть садовую калитку открыть.

Молчание.

Она. В саду трава была мокрая.

Он. И была тропинка в саду, которая вела к маленькой площади… и посреди церковь деревенская. Где была эта деревня? Не помнишь?

Она. Нет, душенька, теперь уж не помню.

Он. Как туда добирались и где та дорога? Кажется, это место называлось Париж…

Она. Нет, такого точно никогда не было. Париж? Нет, мой миленький.

Он. Такой город был, потому что он рухнул… Это был город света, потому что потом он погас… погас четыреста тысяч лет назад, и теперь уже ничего не осталось, кроме одной песенки.

Она. Правда? Какой песенки?

Он. Колыбельной. Это такая аллегория: «Париж остается Парижем». (Напевает.)

Она. Ну, пришли они к этому саду. Далеко это было?

О н (мечтательно, потерянно). Песенка?.. Дождик?

Она. Ты очень способный. Если бы тебе немного честолюбия, ты мог бы стать самым главным королем, главным журналистом, главным актером, главным маршалом… Но в этой дыре все это… увы… в этой темной дыре… В темной дыре… Слышишь меня?

Молчание.

Он. «Немного вина, немного икры».

Она. «Немного икры». Да, да, продолжай. Рассказывай.

О н (по мере рассказа Старуха начинает посмеиваться, потом смеяться в голос, потом хохотать. Старик тоже начнет смеяться). Немного вина… немного икры… вообще все… апартамент. Ну, чего еще?

А она говорит: надо стены… ковры. Ковры, ковры. Вот сосед — внизу, бельгиец — точно такой апартамент, он все стены… обил… ковры, ковры, ковры… обил…

Она. Кто?

Он. Бельгиец. Сосед. Ну, этот по лестнице — тум, тум, тум. Дзень! — звонок. А тот: что?

Она. Кто?

Он. Бельгиец, который бюгель потерял. А этот: хотим как у вас, коврами обить… стены. Сколько надо купить… метров? А тот, бельгиец, говорит: мы купили 56.

Она (хохочет). 56?

Он. 56. Мы купили…

Она. Кто?

Он. Бельгиец, сосед. (Смеются.) Ну, купили, потом тук, тук, тук, обили… все. Осталось 38 метров.

Она. 38? (Смеется.)

Он. 38! (Хохочут оба.) Что такое? Он по лестнице — тум, тум, тум… Дзень — звонок.

А этот: что?

Она. Кто?

Он. Бельгиец. Он говорит: вот, мы обили, все… осталось 38 метров. А бельгиец говорит: у вас 38 осталось? И у нас 38.

Она. И у них 38, и у них 38.

Хохочут.

Он. «Такие рыжие от хны… Они не хныкали. Им хоть бы хны. Смеялись. Все было смешно. Хоть бы хны. Этот забавник потом… пополз по земле голым животом, по мокрой траве… есть брюхо, вот он на нем и ползал… А те… так хохотали, до коликов в животе… Так смеялись, так смеялись, так смеялись… На всех-то была миска риса… он с ней и полз… на брюхе… и рассыпал весь рис, голый рис на голой земле, брюхом по траве, голым брюхом… и рис, рис повсюду… а они не хныкали, им хоть бы хны».

Она. «Хоть бы хны!» Вот смеху! И все просыпал… Полную миску! И брюхо голое, и миска голая.

Она и Он (вместе]. Хоть бы хны! Рыжие от хны! А!.. Ах! Шутник голобрюхий. Вот вам рис. Кушать подано! Вот тебе и рис. Миска рису. Риска мису! (Старики постепенно успокаиваются.] А! Ах! От хны! А! А хоть бы хны… Такие рыжие… от хны…

Она. Да. Это там было, в знаменитом твоем Париже. 

Он. Ну вот, кто может, пусть расскажет лучше.

Она. Ах, душенька, ты такой… ты такой, такой, такой, ты мог бы стать в жизни чем- нибудь побольше, чем маршалом в собственном доме, да еще и не собственном.

Он. Будем скромны… Будем довольствоваться малым.

Она. Может быть, ты изменил своему призванию?

О н (неожиданно плачет). Изменил? Я его сломал! Мама, мама, где ты, мама? Хи, хи… А я ведь сирота… (Стонет.) Сирота, сирота…

Она. Я с тобой, не бойся ничего.

Он. Нет, Семирамида, дерьмовочка моя, ты не моя мама… сирота, сирота… Кто меня защитит?

Она. Но я же здесь, дорогой мой.

Он. Это другое дело. Я хочу маму, а ты… ты не мама.

Она. Не надрывай мне сердце, не плачь, мой маленький.

Он. Хи, хи, оставь меня. Хи, хи, я чувствую себя совсем разбитым. Призвание мое меня мучает. Сломалось оно.

Она. Успокойся.

О н (рыдает как ребенок с широко открытым ртом). Сирота-а! Сирота-а!

Она (пытается успокоить его). Сиротка моя, душенька моя! Ты мне сердце разрываешь. (Укачивает Старика на своих коленях.)

О н (всхлипывая). Хи, хи, хи, мамочка! Где моя мамочка? Нет больше мамочки.

Она. Я твоя жена… значит, теперь я твоя мамочка…

Он (успокаиваясь). Неправда… сирота, сирота…

Она (напевает). Сиротинушка, сиротунюш- ка, сиротанюшка…

Он (еще дуется, не позволяет себя успокоить). Нет, не хочу я… Не хочу-у-у!

Она. Сиротину-тину-тину, сиротину-шка моя, лю-лю-лю, ля-ля-ля-ля, ли-ли-ли-ли, лё-лё-лю-лю.

Он. Не-е-ет! Не-е-ет!

Она. Тина, тина, сиротина, тихо, душенька моя…

Он (успокаиваясь понемногу). Где она, моя мама?

Она. На цветущих небесах. Она тебя слышит, она на тебя смотрит. Она среди цветов. Не плачь, а то и она будет плакать.

Он. И это неправда. Э!.. Не видит она меня, не слышит… Сирота я в этой жизни, и ты мне не мама.

Она (Старик уже почти спокоен). Вот видишь, ты и успокоился. Не надо так, не надо… у тебя много достоинств, мой маленький маршал. Вытри слезы… сегодня ведь к нам должны прийти… те, кого ты пригласил… не надо, чтобы они видели тебя в таком состоянии, не все разбито, не все еще потеряно. Ты им все выскажешь, все объяснишь, у тебя есть идея… ты же всегда говорил, что ты им все выскажешь, надо жить. Надо бороться ради твоей идеи.

Он. У меня есть замысел, ты права, я борюсь. Это миссия. У меня есть кое-что за душой. Это мое послание человечеству… человечеству…

Она. Да, да, всему человечеству, душенька, твое послание.

Он. Это так, да, это так.

Она (утирает ему платком слезы). Так, так, ты мужчина, ты солдат, ты мой маршал.

О н (увлекаясь идеей). Я не то, что другие, у меня есть идеалы в жизни. Может быть, я человек способный, как ты говоришь, может быть, даже у меня есть талант, как ты говоришь. Но нет у меня легкости. Я вполне смирился с моей нынешней должностью, я всегда был на высоте положения, честно, может быть, этого вполне достаточно…

Она. Не для тебя. Ты не как другие, ты выше всех. И все-таки было бы лучше, если бы ты мог, как все, ладить со всеми. А ты спорил всегда со всеми друзьями, со всеми директорами, со всеми маршалами, с твоим братом.

Она. Надо начать, и придет легкость. Это как жизнь, и как смерть… надо только решиться. У всех так. Начнут говорить, и сами собой находятся мысли и слова, а потом уже в собственных словах мы найдем и тот город, и сад, вообще, может быть, снова найдем все, и ты не будешь больше чувствовать себя сиротой.

Он. Я сам не собираюсь говорить. Я пригласил профессионального оратора. Он будет говорить от моего имени. Ну, ты увидишь!

Она. Так это действительно будет сегодня? Ты позаботился по крайней мере оповестить, пригласить всех, кого надо? Домовладельцев, землевладельцев, всех ученых?

Он. Да, да, всех владельцев и всех ученых.

(Молчание.)

Она. Охранников… телохранителей… священнослужителей… химиков… гомиков… политиков, паралитиков, театральных критиков?..

Он. Да, да… Графов… работников почт и телеграфов… актеров, монтеров… всех, кто чем-нибудь владеет — либо знаниями, либо собственностью.

Она. А банкиров?

Он. И банкиров. 

Она. Пролетариев… парламентариев, деятелей… сеятелей… продавцов, голубцов… авиаторов… психиатров… и их психов?..

Он. Ну всех, ну всех, всех, потому что все они вкупе и есть либо знатоки чего-нибудь, либо собственники чего-нибудь.

Она. Не нервничай, душенька, я не хотела тебя обидеть. Ты нерасчетлив, как все большие люди. Это такое важное собрание, но надо, чтобы они все собрались сегодня. Ты можешь на них рассчитывать? Обещали они тебе?

Он. Пей свой чай, Семирами!

(Молчание.)

Она. А папа… а папки… а папильотки?

Он. Надо купить вина и водки. Всю жизнь у меня было ощущение, что я задыхаюсь, и вот сегодня они узнают всё… благодаря тебе, благодаря оратору… только вы понимали меня.

Она. Я горжусь тобой.

Он. Собрание начнется через несколько минут.

Она. Это правда? Они придут? Вот сейчас? А ты не расплачешься снова? Это уже не папы и мамы, это ученые и собственники. Может, стоит отложить? Выдержим ли мы?

Он. Думаешь, это действительно так утомительно?

(Возбуждение нарастает. Некоторое время уже Старик семенит нерешительной походкой то ли старца, то ли ребенка вокруг Старухи. То спешит к двери, то возвращается, кружит на месте.)

Она. Ты ведь немного простужен.

Он. Как же я могу теперь все отменить? 

Она. Пригласим их в другой раз. Позвони им по телефону.

Он. Бог мой! Это невозможно, уже поздно.

Они, наверное, уже плывут на лодках. 

Она. Надо было тебе раньше подумать.

(Звонок.)

Он. Звонок.

Она. Звонок. (Тоже ходит взволнованно.) Может быть, это оратор?

Он. Нет, ему еще рано. Это кто-нибудь другой. А!

Она. А!

(Торопливо идут к входной двери в глубине направо.)

Он. Скорее…

Она. Я не причесана. Подожди. (Приводит в порядок волосы, платье, подтягивает свои толстые красные чулки.)

Он. Раньше надо было. У тебя было достаточно времени. 

Она. Как я ужасно одета, старое платье потертое… мятое…

Он. Могла бы и погладить… (Звонок.) Ну, скорее, заставляешь людей ждать.

(Начало музыки с мандолиной. Они уходят в дверь. Мы слышим, как открылась входная дверь, затем закрылась за кем-то, кто вошел в прихожую.)

Голос Старика. Добрый день, мадам, входите, пожалуйста. Мы счастливы видеть вас у себя. Это моя жена.

Голос Старухи. Здравствуйте, мадам, очень рада познакомиться с вами. Осторожно, не помните вашу шляпку. А булавку вы можете вытащить, так будет удобнее. Вот сюда. О! Нет, никто на нее не сядет.

Голос Старика. А вашу шубу положим вот сюда. Позвольте, я вам помогу. Да нет, никуда она не пропадет.

Голос Старухи. Ах, какой красивый костюм… и трехцветный корсаж. Печенья не хотите? Нет… вы вовсе не полная… нет… пухленькая, да. Поставьте ваш зонтик.

Голос Старика. Пожалуйста, прошу за мной.

(Конец музыки.)

О н (входит спиной к нам). Я всего лишь скромный служащий…

(Они возвращаются и между ними идет невидимая гостья — немного пустого пространства. Они продолжают разговор с невидимой Дамой.)

Он. Хорошая у вас там погода?

Она. Вы, наверное, очень устали?.. А? Да, немного.

Он. У самой воды…

Она. Очень мило с вашей стороны…

Он. Сейчас я принесу стул.

(Старик направляется налево. Выходит через дверь 6.)

Она (невидимой Даме). Садитесь пока сюда. (Указывает на один из стульев на авансцене, и сама садится на другой — справа.) Тепло сегодня, правда? (Улыбается Даме.) Какой красивый веер. Мой муж… (Старик появляется со стулом в двери 7.) .. .мне подарил когда-то точно такой же… (Старик садится слева от Дамы.)…семьдесят три года назад. Он у меня сохранился… Нет, не муж, а веер… ну да, и муж тоже. Это был подарок ко дню рождения… Нет, не в день моего рождения, а… в мой день рождения.

(Дама сидит между ними. Старик, повернувшись к ней лицом, улыбается ей, кивает головой, потирает руки, слушает внимательно то, что она говорит. У Старухи та же игра.) 

Он. Ах, мадам, жизнь никогда не была дешевой…

Она (Даме). Вы правы… (Слушает даму.) Абсолютно верно… Конечно, все со временем изменится. (Меняет тон.) Как раз мой муж собирается этим заняться… Ну, он вам сам расскажет.

О н (Старухе). Молчи, молчи, Семирами, рано еще об этом говорить. (Даме.) Извините, мадам, что возбудил ваше любопытство. (Дама реагирует.) Дорогая мадам, не настаивайте…

Она. Да.

Он. Нет.

Она. Да, да.

Он. Нет, нет.

Она. Да, да, да, да.

Он. Нет, нет, нет, нет.

(Вместе)

Она. Да, да, да, да, да, да, да, да!

Он. Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет!

(Пауза.)

Он. Да.

Она. Нет.

(Внимательно слушают рассказ невидимой Дамы. Музыка с мандолиной.)

Он. Ох-м! Ох-м! Ох-м! (Сочувственно качает головой.)

Она. Да что вы! О Боже!

Он. …Как всегда в этой жизни!

Она. Ну, раз вы говорите!

О н (загибая пальцы). О! Ого! Ого!

Она. Всегда. Только очень мелко порезать. Очень мелко.

(Одновременно поворачивают головы к Даме. Конец музыки.)

(Пауза.)

(Оба одновременно смеются.)

Он. (смеется). Невозможно…

Она. (смеется). С ума сойти… (Старику.) Она просто очаровательна.

Он. (Старухе). Я вижу, что мадам тебя покорила. (Даме.) Поздравляю вас.

Она. (Даме). Вы не похожи на современных молодых женщин.

Он. (наклоняется, чтобы поднять что-то невидимое, оброненное невидимой Дамой). Нет, позвольте… не беспокойтесь, сейчас я его подниму… о! вы меня опередили…

Она. Некоторая разница в возрасте.

Он. Старость это тяжелое бремя. Желаю вам оставаться всегда молодой.

Она. Поверьте, это он искренне, от всего сердца. (Ему.) Ах, ты, душенька!

(Несколько мгновений молчания. Старики сидят в профиль к залу, обратив лица к Даме, улыбаются вежливо. Поворачиваются к публике. Потом снова смотрят на Даму. Отвечают ей улыбками, внимательно слушают.)

Она. Очень любезно с вашей стороны, что вы нами интересуетесь.

Он. Мы живем очень замкнуто.

Она. Не потому, что мы не любим людей, а просто мой муж любит быть один.

Он. Слушаю радио, ловлю рыбу, и потом здесь пароходное сообщение.

Она. В воскресенье два рейса — утром и вечером. Не считая частных лодок.

Он. В хорошую погоду у нас здесь видна луна.

Она. Он взял на себя обязанности местного смотрителя… Это его развлекает… хотя в его возрасте пора бы отдохнуть.

Он. Хватит времени отдохнуть на том свете… в могиле.

Она. Ну, не надо так говорить, мой миленький. (Даме.) Нас заходят навещать и родственники, и приятели мужа… и еще кое- кто заходил… лет десять назад.

Он. Зима, знаете, добрая книга… сидишь возле печки, вспоминаешь жизнь…

Она. Мы живем скромно, но при этом… небессодержательно… два часа в день он работает над своим проектом.

(Слышно, как причалила лодка. Звонок.)

Она. О, еще кто-то. (Старику.) И

Он. Вы меня извините, мадам. Я на минуту. (Старухе.) Принеси еще стул.

Она. Я на одну секунду, дорогая.

(Слышится настойчивый звонок.)

Он (торопливо бежит к двери направо, тогда как Старуха ковыляет, спотыкаясь, налево). О, это какая-то большая шишка. (Открывает дверь 2. Входит невидимый Полковник. Перед его входом может быть слышен сигнал трубы. Старик почтительно застывает по стойке смирно.) А! Господин Полковник. (Дрожащей рукой отдает честь.) Здравия желаю. Большая честь для меня… я… я… просто не ожидал… хотя… короче говоря, я горд видеть вас в моем скромном жилище. Герой вашего ранга… (Жмет невидимую руку невидимого Полковника. Кланяется.) Без ложной скромности скажу — позвольте признаться — я не чувствую себя недостойным вашего визита. Я горд им — да, недостоин — нет.

(Старуха со стулом появляется справа.)

Она. О, какой красивый мундир! Какие ордена и веревочки…

Он. Это аксельбанты.

Она. Это кто же, мой милый?

Он. Ты что, не видишь? Это полковник. 

Она. А-а!

Он. Ты нашивки-то сосчитай! (Полковнику.) Это моя жена, Семирамида. (Ей.) Ну, подойди, я представлю тебя господину полковнику. (Она, таща за собой стул, приближается, делает реверанс, не выпуская стула.) Моя жена. (Ей.) Полковник.

Она. Очень приятно, господин полковник. Милости просим. Вы сотоварищ моего мужа, он ведь маршал.

О н (смущенно). В переносном смысле… маршал в собственном доме, смотритель, так сказать.

Она (невидимый Полковник целует ей руку, поднося к губам. Она роняет от волнения стул. Старику). Как он галантен. Сразу виден высший… (ищет слово) высший тон. (Поднимает стул.) Этот стул для вас.

Он. Прошу вас, проходите. (Старуха волочет стул.) Да, уж кое-кто пришел, но мы еще очень многих ожидаем.

Она (ставит стул справа). Садитесь, пожалуйста.

Он. Прошу вас, проходите. (Представляет двух невидимых персонажей друг другу.) Эта молодая дама наш друг.

Она. Настоящий друг.

Он. Полковник… очень крупный военный.

Она. Ну, садитесь, пожалуйста.

Он. Прошу вас, проходите. (Старухе.) Ну, ты же видишь, что полковник хочет сидеть рядом с дамой.

(Невидимые Полковник и Дама беседуют, сидя на втором и третьем стульях. Старики стоят за их стульями.)

Она (слушая их). О, это слишком сильно сказано.

Он. Пожалуй. (Старики вертят головами, слушая говорящих. Обмениваются знаками. Разговор все более им не нравится. Резко.) Да, господин полковник, пока еще никого, но они должны прийти. За меня будет говорить оратор. Он изложит суть моей идеи. Будьте осторожны, полковник, муж этой дамы может прийти с минуты на минуту.

Она (мужу). Кто этот человек?

Он. Я же тебе сказал, это полковник.

Она. Знаю, что полковник.

Он. Чего же ты спрашиваешь?

(Невидимо происходит что-то непозволительное.)

Она. Просто чтобы убедиться. Полковник, что ж вы окурок на пол бросаете?

Он. О, полковник, господин полковник, я запамятовал… последнюю войну… вы ее выиграли или проиграли? 

Она (Даме). Крошка моя, не позволяйте ему этого. Что он делает с вами?

Он. Посмотрите на меня, посмотрите на меня… Осанка, возможно, у меня не военная, но однажды в бою…

Она. Ну, это слишком. Это просто неприлично. (Тянет Полковника за рукав.) Душенька, не позволяйте ему вести себя подобным образом.

Он (говорит быстро). Я лично убил двести девять, только благодаря силе характера…Уж как они подпрыгивали, уворачивались, не скажу, что я бил их как мух, но почти… Только благодаря силе характера, полковник, я их… Но, полковник, я прошу вас, я настоятельно прошу…

Она (Полковнику). Мой муж никогда не лжет. Мы пожилые люди, это правда, но мы порядочные люди.

О н (с силой). Герой должен быть вежливым, если он хочет быть в полном смысле слова героем. Да отцепитесь вы от нее!

Она (Полковнику). Я вас знаю давно, но никогда бы не поверила, что вы способны… (Даме.) Никогда бы не поверила, что он способен… (Слышны причаливающие лодки.) У нас тоже есть свое достоинство и какое- то самолюбие.

Он (дрожащим голосом). Я еще в состоянии носить оружие. (Слышен звонок.) Я еще в силах взяться за оружие. (Звонок.) Звонок! Извините, пойду открою. (Неловким жестом переворачивает стул невидимой Дамы.) О! Извините!

Она. Вы не ушиблись? (Помогают оба Даме подняться.) Вы испачкались, тут столько пыли. (Отряхивают с нее пыль. Звонок.)

Он. Прошу прощенья, прошу прощенья. (Старухе.) Стул. Принеси стул.

Она (двум невидимым). Прошу извинить нас. Одну минуту.

(Пока Старик идет открывать дверь 3, Старуха уходит за стулом через дверь 5 и возвращается через дверь 8.)

Он (семеня к дверям). Он меня чуть из себя не вывел. Я просто в бешенстве. (Открывает. Музыка с гитарой.)О! Мадам, это вы! Глазам своим не верю, и однако… да… я уж и ждать перестал… Боже мой… О, мадам, мадам! А я ведь не забывал вас, я частенько думал о вас всю мою жизнь, всю жизнь… Вас все называли Прелесть… а это ваш муж?., да, конечно, мне говорили… вы совсем не изменились… о! да, да, нос удлинился, и его как-то раздуло… С первого взгляда я не заметил, но теперь… жуткое дело, как раздуло… Да, это жаль… Чего уж хорошего… да, я понимаю, что вы не нарочно. Как же это случилось? А? А? Помаленьку? Извините меня. Дорогой друг! Вы позволите мне вас так называть? Дорогой друг! Я знал вашу жену задолго до того, как вы появились… Она точь-в-точь такая же, только совершенно с другим носом… (Остановка музыки.) Поздравляю вас, мсье, вы выглядите очень самодовольно, поздравляю вас. (Старуха появляется со стулом из двери 8.)Семирами, их двое, нужен еще один стул. (Старуха ставит стул позади четырех первых, затем идет через дверь 8, чтобы вернуться со стулом через дверь 5, — ставит его рядом.)

(Музыка с гитарой.)

Проходите, проходите, у нас кое-кто уже есть, я вас познакомлю… так-то, мадам… о, Прелесть, Прелесть, мадемуазель Прелесть, как вас называли… вас перегнуло пополам! О, мсье, и притом она все же привлекательна… там, под очками все еще прекрасные глаза, седые волосы, но там, под сединой прячутся те, каштановые, голубые… я уверен… Прошу вас, проходите… Что это? Подарок для моей жены? (Старухе, которая вошла со стулом.) Семирами, это Прелесть, мадемуазель Прелесть. (Полковнику и первой Даме.) Это мадемуазель, пардон, мадам Прелесть. Нечего улыбаться! И ее муж. (Старухе.) Подруга детства, помнишь, я говорил тебе… и ее муж. (Полковнику и первой Даме.) И ее муж.

Она (с реверансами). Как прекрасно он представил вас, мой Бог. И как быстро вспомнил. Добрый вечер, мадам, добрый вечер, мсье! (Показывает на Полковника и Даму.) Это наши друзья, да…

Он (Старухе). А это подарок от них для тебя.

Она (берет подарок). Там цветок, мсье? Что там? Груша? Или вороненок?

Он. Да нет же, ослепла что ли? Это картина.

Она. О! Прелестно! Спасибо, мсье! (Первой Даме.) Хотите посмотреть картину, дружочек?

О н (Полковнику). Если хотите, можете посмотреть картину.

Она (мужу второй Дамы). Доктор, доктор, у меня тошнота, одышка и болит сердце… мучительно… ног под собой не чувствую… холодеют пальцы… и глаза холодеют… болит печень, доктор, доктор!

О н (Старухе). Дорогая, наш гость вовсе не доктор. Он художник-фотограф.

Она (первой Даме). Когда досмотрите картину до конца, повесьте ее, пожалуйста. (Старику.) Это ничего не значит, пусть художник или просто фотограф, он очарователен, ослепителен. (Фотогравуру.) Поверьте, это не пустой комплимент. 

 (Он и Она стоят почти касаясь спинами друг друга. Говорят одновременно, наступая друг другу на реплики. Он с Прелестью и Полковником, Она с Фотогравуром и первой Дамой.)

Он. Ах, как меня это взволновало… как-никак, вы это вы. Я был влюблен в вас, лет сто назад… вы так переменились… и ничто не изменилось в вас, я люблю вас, я люблю вас…

Она (Фотогравуру]. О! Мсье, мсье, мсье!

О н (Полковнику). В этом смысле я с вами согласен.

Она (Фотогравуру). О, конечно, мсье, конечно. {Даже.) Спасибо, что вы ее повесили (про картину). Извините, что затруднили вас.

(Начинает прибавляться свет.)

Он (хныча). Где ты, прошлогодний снег?!

Она. О, мсье, мсье, мсье! О, мсье!

Он (первой Даме, показывая на Прелесть). Она была подругой моей юности… такая нежная…

Она (показывая Фотогравуру на Полковника). Это государственный конный полковник… Товарищ моего мужа, один из высших офицеров… а мой муж маршал…

О н (Прелести). Всегда у вас были остренькие ушки. Красавица моя, ну, вспомните, вспомните…

Она (Старуха должна в этой сцене проявить свою сущность, которая была скрыта в предыдущих и будет скрыта в последующих сценах: стремится показать повыше свои красные чулки, кокетничает, приоткрывает грудь, эротически вскрикивает и т. д.). Я не чувствую своего возраста. Вы мне верите?

Он. В наши времена луна была еще живой звездой. А! О! Да, да! Если бы осмелились… но мы были еще детьми… (Даме.) Увы, упустили мы свое время! А может еще? А может еще, а? Нет, нет, больше ничего не может. Прошло время быстро, как поезд. Начертило рельсы на наших лицах. А вы знаете, пластическая хирургия делает теперь чудеса. (Полковнику.) Я, знаете, военный, как и вы, а военные всегда остаются молодыми. А уж маршалы, они бессмертны как боги.

(Музыка «АВВА» — танец.)

(Прелести.) Могло бы еще, конечно… увы! Все мы потеряли! Но счастье возможно, уверяю вас. Мы можем, мы, может быть, можем, цветы и под снегом цветут!

Она (Фотогравуру). Шалун. Шалопай! Я выгляжу моложе своих лет? О, маленький бандит. Распутник! 

О н (Прелести). Красота это то, что в сердцах. Понимаете? Ухватить бы хоть частицу красоты, радости, вечности… вечности.. Почему мы не осмелились? Значит, недостаточно желали… И всё потеряли, потеряли, потеряли…

Она. О! О! Меня от вас прямо в дрожь кидает. (Смеется.) Вам нравится моя юбка? Может быть, вам больше нравится нижняя? (Первой Даже.) Как приготовить блинчики по-китайски? Два яйца на кило мясца, бычий глаз и варить час. (Фотогравуру.) Бывают мальчики, у которых такие пальчики… что ого-го! О! О! О!

О н (Прелести). Моя достойная супруга, Се- мирами, заменила мне мать. (Полковнику.) Полковник, скажу вам определенно: истину либо схватывают, либо ее отыскивают.

Она. Нет, правда, нет, правда, вы полагаете, что можно иметь детей в любом возрасте? Или детей любого возраста?

Он. Что меня спасает, так это внутренняя сосредоточенность, мой внутренний покой. Строгий режим, занятия наукой, философией, мой проэкт.

Она. Я еще никогда не изменяла моему мужу, моему маршалу… Ой, не так сильно…

Я упаду… Я заменила ему мать. (Рыдает.) Отойдите! (Отталкивает Фотогравура.) Отойдите!.. Пустите! Мама! Моя яблоневая ветка уже сломана. (Конец музыки.) Нет у меня больше охоты срывать цветы в этой жизни.

О н (Прелести). …все эти занятия высшего порядка…

Она. Садитесь, пожалуйста.

(Старики и сами садятся. Теперь их разделяют четыре пустых стула. Они слушают, что говорят невидимые персонажи, ритмично и во все увеличивающемся темпе говоря.)

Он. Да.

Она. Нет.

Он. Да, да.

Она. Нет, нет.

Он. Да, да, да, да.

Она. Нет, нет, нет, нет.

Вместе:

Он. Да, да, да, да, да, да, да, да!

Она. Нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет, нет!

 (Пауза.)

Она. Да.

Он. Нет.

Она. У нас был сын… все было прекрасно… потом он ушел, покинул нас… обычная история… покинул своих родителей… у него было золотое сердце… это было давно… мы его так любили, он хлопнул дверью… мы с мужем пытались силой удержать его… ему было всего семь лет, но он уже все понимал… мы кричали ему: «Сын, мальчик наш, наш ребенок!..» Он не повернул головы.

Он. Увы, нет… нет, нет, детей у нас не было. Я очень хотел сына. Семирамида тоже, мы делали все возможное… Бедная моя Семирамида, в ней от природы заложено материнское начало. Нет, сам я был неблагодарным сыном. А! Теперь-то остались одни сожаления, угрызения… а другого ничего не осталось.

Она. Он говорил: «Вы убиваете птиц. Зачем вы убиваете птиц и едите их на обед?» Никогда мы не убивали птиц, мухи мы в жизни своей не обидели… Крупные слезы текли из его глаз. Он не вытирал их. Он не позволял подойти к нему. Он говорил: «Вы убиваете птиц, всех птиц!» и грозил нам своими кулачками. «Вы лжете, вы обманули меня. Все улицы полны убитых птиц, агонизирующих птенчиков. Небо красно от крови». Нет, нет, мой мальчик, небо голубое! А он кричал опять: «Вы обманули меня, я вас обожал, я верил, что вы добрые, аули- цы полны убитых птиц. Папа, мама — вы злы. Я не останусь с вами». Я бросилась на колени… Отец плакал. Мы не могли остановить его. Последнее, что он крикнул нам: «Это ваша вина, вы ответственны!» За что?.. Боже, за что?..

Он. Я бросил мою умирающую мать одну. Она звала меня, слабо стонала: «Мой маленький сынок, мой любимый, не оставляй меня одну. Останься со мной, уже недолго» — «Не говори так, мама, — отвечал я. — Я вернусь через минуту». Я спешил… я бежал на бал… танцевать. Когда я вернулся… через минуту… она была уже мертва и глубоко зарыта… Я разгребал землю… искал ее… и не нашел… Знаю, знаю, сыновья всегда покидают своих матерей, прямо или косвенно убивают своих отцов… это жизнь… но меня это мучает, а других нет.

Она. Он кричал: «Папа, мама, не увидимся больше!»

Он. Меня это мучает, а других нет…

Она. Не говорите об этом с моим мужем. Он так любил своих родителей. Он не расставался с ними никогда. Он так заботился о них. Они умерли у него на руках со словами: «Ты был прекрасным, совершенным сыном. Бог тебя храни!»

Он. Как сейчас вижу — лежит в канаве с ландышами в руке и кричит: «Не забудь меня, не забудь…» И крупные слезы из глаз… всё звала меня, как ребенка: «Птенчик мой, птенчик мой, не оставляй меня одну…»

Она. И никогда он нам не писал. Время от времени кто-нибудь из его друзей говорил нам, что видел его — то там, то сям. Говорят, он стал хорошим мужем.

Он. Когда я вернулся, ее уже давно похоронили. (Первой Даме.) О, да, мадам, у нас тут в доме и кино, и ресторан, …и ванная.

Она (Полковнику). Разумеется. Полковник, потому что…

Он. Ну конечно, там внизу…

(Отдельные бессвязные реплики.)

Она. Только бы!

Он. Так же как… я ему… ну, конечно!

Она. Короче говоря…

Он. Вы или вас?

Она. Их.

Он. Эх!

Она. Не без…

Он. Почему?

Она. Почему?

Он. Да.

Она. Я.

Он. Короче говоря.

Она. Короче говоря.

О н (первой Даме). Он вам действительно нравится, мадам?

(Старики застыли на своих стульях. Звуки парохода.)

О н (с нарастающей нервозностью). Идут. Люди. Еще народ.

Она. Кажется, лодки подплывают.

Он. Я пойду встречу. Неси стулья. Извините меня, мсье, мадам. (Идет к двери 7.)

Она. Приподнимитесь, пожалуйста, на минуточку. Скоро должен прибыть докладчик. Надо все приготовить для выступления. (Поворачивает стулья спинками к зрителям.) Помогите мне. Спасибо.

О н (в дверях). Добрый вечер! Здравствуйте, медам, мсье, прошу вас.

(Входят трое или четверо очень высоких — Старику приходится вставать на цыпочки, чтобы пожать им руки. Старуха, разместив стулья, присоединяется к Старику.)

Он. Я очень рад. (Вставая на стул.) Очень рад вас видеть. (Представляя.) Моя жена, мсье, мадам. Моя жена, мсье, мадам… Моя жена…

Она. Кто эти люди, душенька?

Он. Стулья, неси стулья, дорогая.

Она. Я не могу все делать сразу. (Носит стулья.)

Он (двигаясь вперед с гостями). Не уроните ваш киноаппарат. (Представляя.) Полковник. Дама. Это просто Прелесть. Художник-фотограф. А это журналисты, они тоже приехали послушать доклад… Мы скоро начнем, немного терпения. Вы не пожалеете, скучать не придется. (Старуха появляется с двумя стульями в двери 7.) Ну, давай же скорее с твоими стульями. Нужен еще один. (Старуха, ворча, выходит через дверь 3 и появляется со стулом через дверь 8.)

Она. Ладно, ладно, я делаю все, что в моих силах, я ведь не автомат. Кто все эти люди? (Выходит.)

Он. Прошу садиться, прошу садиться. Дамы к дамам, мужчины к мужчинам. Или наоборот. Прошу садиться где попало. Может быть, стулья не очень красивые… извините… все это вышло экспромтом. Позвоните к Майотам и попросите Монику… Клод — это наш добрый ангел… Нет, радио у нас нет, но я получаю все газеты… Да, я здесь распоряжаюсь, но у меня нет помощников… приходится экономить… Нет, я не могу, все интервью потом… позже, позже, прошу вас… всем, всем найдется место… ну что поделаешь? (Входящей через дверь 8 Старухе.) Скорее, Семирами! Семирами!

Она. Я и так стараюсь. Кто все эти люди?

Он. Потом скажу.

Она. А это, а это? Кто они, душенька?

Он. Не отвлекайся. (Полковнику.) Полковник, журналистика сильно смахивает на военное дело, э? (Ей.) Займись дамами, дорогая! (Звонок. Старик спешит к двери 8.) Одну минуту. (Старухе.) Стульев!

Она. Месьё, мадам, прошу извинения. (Выходит через дверь 3 и снова появляется через дверь 2. Старик идет открывать дверь 9 и возвращается в тот момент, когда Она вошла через дверь 3.)

Он (из-за кулис). Входите, входите, входите, входите! (Вводит несколько невидимых персонажей, среди которых ребенок. Старик ведет его за руку.) Зачем приводить детей на научную лекцию? Малышке будет скучно… он будет кричать, а потом описает чье-нибудь платье, веселая будет история… Семирами, позволь тебе представить ребенка. Дитя, это моя жена. Еще стульев!

Она. Месьё, медам, какие милые дети!

Он. А вот этот самый маленький.

Она. Ух ты, какой бутуз, бутуз, бутуз…

Он. Стульев не хватает.

Она. О, господи! (Уходит в дверь 2, возвращается через дверь 3.)

Он. Возьмите ребенка на колени. О, близнецы! У нас не хватит стульев. Мы не можем давать по стулу на каждого из близнецов. Близнецы могут сидеть на одном стуле. Осторожно, он шатается. Да это не мои стулья, это от хозяина осталось… Да, дети мои, мы с ним много ругались, он такой злой… Он хотел, чтобы мы купили новую мебель. Ах, вы никого здесь не знаете? Ну да, вы в первый раз… По имени не знаете?.. Семирами, помоги мне представить гостей друг другу.

Она. А кто эти люди? Я представляю вам…

Позвольте вам представить… Но кто они?

Он. Я рад представить вам… вас… Я вам хотел бы представить… представьте себе… вам, мсье, мадам, мадам, мсье…

Она. Ты надел теплое белье подниз? (Гостям.) Мадам, мсье! Мсье, мадам!

(Опять звонок.)

Он. Гости!

(Еще звонок.)

Она. Гости!

(Звонки следуют один за другим. Стулья выстраиваются в правильные ряды, спинками к зрителям. Старуха носит их без конца, и это должно выглядеть как цирковой номер.)

Она. Извините… пардон, пардон, извините, не беспок… ничего… пардон…

Он. Прошу мужчин… прошу дам… позвольте, пардон.

(Оба исчезают за центральным занавесом.)

(Музыка — «АВВА».)

Она (появляясь слева).  Добрый вечер…

О н (появляясь справа). Прошу вас…

Она. Садитесь…

Он. Проходите…

(Это повторяется многократно на музыке, которая звучит все громче. Потом это движение маятника превращается в нечто вроде танца, а от слов остаются обрывки…)

Она. …рый …чер…

Он. …шу …ас…

Она. …дитесь…

Он. …дите… (Хватается за голову. Музыка тише.)

Она. А-ля-ля! Их слишком много… слишком, ох! Много… А-ля-ля!

(Звонки, звуки причаливающих лодок.)

Он (пытается передвинуть стол. Старуха идет ему помочь). Ну, совсем нету места, извините нас…

Она. Ты надел теплое белье?

Он. Люди! Стулья! Гости! Прошу входить, мсьё-дам! Скорее, Семирами! Стулья. Пусть тебе кто-нибудь поможет.

Она. Пардон, извините… Добрый вечер, мадам, мсьё… Да, да, стулья…

(Звонки, звуки волн и причаливающих лодок. Движения Старика становятся все быстрее.) 

Он. Да, сейчас… момент… терпение… да, да! Ты надела теплое белье? Терпение!

Она. Я? А ты, ты надел? Пардон, пардон.

Он. Не сюда. Мсьё-дам! Прошу, прошу! Проводите. Здесь есть место, друзья мои, не туда, прошу внимания…

(Старики бегают, сталкиваются, не останавливая движения. Потом они останавливаются, но продолжают двигать головами справа-налево, слева-направо. Движутся их руки, глаза. Звонки прекращаются. Должно быть ощущение, что сцена полна людьми.)

Он. Все будут размещены. Терпение. Хладнокровие, Семирами! Спокойно!

Она (с широким жестом). Нет больше стульев!

(Конец музыки.)

Он. Спокойнее, подождите, мадам, мсьё! Всему свой черед. Всё в свое время. Займите места.

Она (идет среди людей, протискивается через воображаемые колени). Программки! Покупайте программки. Программа вечера! Покупайте программы!

Он. Потому что я уже дал вам место. Где оно? Что же вы нервничаете? Да не здесь, а здесь… Вы уж повнимательнее… о, дорогой мой…

Она. Покупайте программы! Секундочку, мадам, я не могу обслужить всех сразу. У меня не тридцать рук… нет, я не корова, а просто у меня не тридцать рук. Мсьё, сделайте одолжение, передайте программку вашей соседке. Спасибо. А деньги? 1Де моя монетка? Боже, где моя монетка?

Он. Да, мсьё, вон она, там в углу. Продает программы. Да… работа как работа… Ваше место во втором ряду справа… нет, слева.

Она. Граммы, граммы… программы.

Он. А что я могу сделать? Я и так… Подвиньтесь, пожалуйста. Ну, толкните его немного. Вот и уселись. А вы, мадам, теперь сюда. (Толпа вытесняет его на возвышение в глубине.) Извините, мсьё-дам, сидячих мест больше нет.

Она. Покупайте программы, шоколад, мороженое, конфеты. (Она не двигается с места и передает покупки через невидимые головы.) Пожалуйста, пожалуйста, прошу…

О н (толпа напирает, он то сходит с эстрады, то опять поднимается. Закрывается руками, тычется лицом в собственные локти). Пардон…Тйгсячаизвинений… Прошу внимания!

Она. Кто все эти люди? Шоколад… конфеты… морожено…

Он (с трудом удерживая равновесие). Дамы, девушки и господа! Минуту внимания, умоляю вас! Тишина! Это очень важно! Лиц, не имеющих мест, прошу очистить проход, не скопляйтесь между стульями.

Она. Кто эти люди, душенька? Зачем они здесь?

Он. Не имеющих сидячих мест прошу к стенке! К правой и к левой! К стенке! Все будет видно и слышно, уверяю вас! Да не толкайтесь же, не толкайтесь!

Она. Не толкайтесь, не толкайтесь же!

(Под напором толпы они делают почти

полный круг по сцене.)

Он. Успокойтесь! Перестаньте!

Она. Вы же не дикие звери. Не толкайтесь!

(Они исчезают за кулисами. Музыка.)

Она. Душенька, я не вижу тебя, где ты? Чего хотят эти люди? Кто они?

Он. Где ты, Семирами? Где ты?

Она. Где ты, мой милый?

Он. Здесь, у окна. Ты слышишь меня?

Она. Слышу. Все кричат, но сквозь все голоса я различаю твой.

Он. А где ты? Где ты?

Она. Я тоже у окна, здесь. Дорогой мой, мне страшно. Их слишком много, и мы так далеко друг от друга… в нашем возрасте надо быть осторожнее… мы можем потеряться, надо быть ближе друг к другу.

Он. А! Вот ты мелькнула, я видел тебя. Мы еще увидимся, я здесь с друзьями. (Появляются на сцене. Окружающим.) Я счастлив пожать вам руки. Я верю в непрерывный прогресс, но, разумеется, с периодическими катастрофами. С периодическими.

Она. Все в порядке. Целую. Скверные времена, но прекрасная погода. Мне страшно. Мой милый, мой милый!

(Каждый разговаривает в своем кругу.)

Он. Чтобы помешать эксплуатации человека человеком, нужны деньги, деньги и еще раз деньги.

Она. Мой милый! {Окружающим.) Мой муж там, он руководит подготовкой к докладу. О нет, вам туда не пробраться… Надо попробовать… Он там с друзьями.

Он. Ни в коем случае! Я всегда это говорил. Чистой логики не существует, это одна видимость.

Она. Видите ли, бывают такие счастливые люди… они завтракают в самолете, обедают в полдень в залитом солнцем вагоне-ресторане, вечером ужинают на корабле, а ночью спят в больших камьёнах, которые мчатся, мчатся, мчатся… (Смеется.)

Он. Ваши земляки уже спрашивали меня об этом.

Она. Разумеется, расскажите мне обо всем. 

Он. Я — это не настоящий Я. Я другой. Я один заключен в другом Я.

Она. Дети мои, не доверяйте друг другу.

Он. Иногда я просыпаюсь среди абсолютной тишины. Все кругом совершенно. И между тем какое-то беспокойство…

Она. Мой муж изучает очень важные связи, высшие зависимости.

Он. Нет, нет, это не мое мнение. Свою точку зрения я вам изложу со временем. И не буду говорить сам. Говорить будет докладчик, оратор, которого мы ждем. Он вам скажет все, он ответит за меня, выскажет все, что у меня на сердце. Когда? Когда придет время… Уже скоро.

Она. Чем раньше, тем лучше, разумеется. Душенька, где же оратор?

Он. Терпение. Вы услышите мой проэкт… Сейчас… Скоро.

Она. Вы знаете, никогда никто не понимал моего мужа. Теперь его час пришел. Вы понимаете, его не знали, вы знаете, его не понимали.

(Шум ветра, грохот. Падает задний занавес. За ним видна лестница.)

Она. Что это?

Он. Я не знаю, я не могу поверить… возможно… ли… да, да… невероятно… и однако… ну да! Это Его Величество!

Она. Милый… душенька моя… кто?

Он. Встаньте. Его Величество Император! У меня, у нас. Семирами, ты понимаешь?

Она (не понимая). Император? Милый! Его Величество? Его? (Вдруг поняв и делая реверанс.) Его Величество! Его! У нас, у нас!

Он. Дорогое мое Величество! Мечта волшебная.

Она (как эхо). Мечта волшебная.

Он. Встаньте, господа! Наш любимый правитель, Император среди нас. Ура! Ура!

Она. Ура! Ура!

(Оба встают на цыпочки, чтобы Император их заметил.)

Он. Ваше Величество! Вот он я. Вы слышите меня? Вы видите меня? (Оба машут флажками.) Узнайте, дорогое мое величество, что вот он я, весь тут, весь ваш. Мне не пройти к вам. Не протолкаться. Дайте мне пройти.

Она (как эхо). Дайте ему пройти.

Он. Дайте мне пройти.

Она. Успокойся, мой дорогой. Наше Величество тебя слышит. Оно тебя видит, оно смотрит на тебя. Наше Величество тебе подмигнуло. Оно с нами, Наше Величество.

Он. Уступите же лучшее место Его Величеству, чтобы он мог хорошо слышать все, что скажет докладчик. 

Она. Займитесь же кто-нибудь Его Величеством.

Он. Ваше Величество, вы слышите меня? Я много страдал в этой жизни.

Она. .. .в этой жизни…

Он. Может я и мог бы стать чем-нибудь…

Она. …чем-нибудь…

Он. Если бы у меня была поддержка. Но никогда не было у меня поддержки.

Она. …у него поддержки…

Он. Если бы вы не явились теперь, было бы уже поздно…

Она. …уже поздно…

Он. Я всегда приносил несчастье моим друзьям, всем тем, кто помогал мне…

Она. …несчастье…

Он. И всегда для всех было выгодно ненавидеть меня, а любить меня не выгодно.

Она. …любить не выгодно… Нет, это не правда, мой милый, я люблю тебя.

Он. Все мои враги оказались в выигрыше, а друзья предали меня…

Она. Не дали… не ведали… и предали…

О и. Я пытался мстить и не смог — не получалось. Я не умел сбивать с ног, я был слишком жалостлив.

Она. …слишком… лишком…

Он. Меня самого раздавила моя жалость.

Она. Жалость… малость…

Он. Но они, они не знали жалости. Я их колол булавкой, а они били меня дубиной, ножом, стреляли из пушки, переламывали мне кости.

Она. …кости… гости… кости…

Он. Меня сгоняли с моего места, обворовывали, меня убивали. Я был коллекционером неудач, громоотводом катастроф.

Она. Отводом… катастроф… громоотводом…

Он. Чтобы забыться, Ваше Величество, я решил путешествовать, мне отказывали в паспорте…

Она. …в паспорте… в паспорте…

Он. Хотел пересечь Пиренеи, и оказывалось, что нет больше никаких Пиренеев.

Она. …нет Пиренеев…

Он. Ни в чем никогда со мной не считались… мне никогда не присылали пригласительных билетов. И при всем том, послушайте, уверяю вас, я один мог бы спасти все больное человечество. Ваше Величество, вы можете на меня рассчитывать… по крайней мере, как на скопище всех бед, которыми страдает мир последние четверть века. Если бы я только мог выразить свою идею… я еще надеюсь всех спасти. Еще есть время… и у меня есть план… а, черт! Я так сложно объясняю…

Она. Придет оратор, он все скажет за тебя. Его Величество здесь… Доклад будет выслушан, не беспокойся… И все переменится, все переменится.

Он. Если Его Величество рискнул посетить мой нищий дом, значит он придает какое- то значение моей скромной персоне. Какая невероятная компенсация за все. Ваше Величество! Мысленно кидаюсь вам в ноги.

Она. Кидаемся… мысленно кидаемся… прямо в ноги.

Он. Где же докладчик? Пора бы уж ему быть. Он заставляет Его Величество ждать.

Она. Его Величество извинит нас. С минуты на минуту он будет здесь. Он звонил нам.

Он. Я не буду говорить сам… не смогу… таланта не хватает. И потом, у него все бумаги, все документы.

Она. Немного терпения, Сир… умоляю… он придет.

Он. Придет.

Она. Придет.

Он. Придет.

Она. Придет.

Он. Придет, придет.

Она. Придет, придет.

Он. Придет.

Она. Пришел.

Он. Пришел.

Она. Пришел, вот он!

Он. Пришел, вот он!

Она. Вот он!

Он. Вот он!

Она. Он пришел. Вот он.

Оба. Вот он!

Она. Вот!

(Старики замечают сидящего у левой кулисы человека в плаще и шляпе.)

Она. Вот он.

Он. Ну, конечно… он существует! Во плоти! Вот он!

Она. Он существует. Это не сон.

Он. Это не сон. Я и говорю.

(Оратор снимает шляпу и кланяется подчеркнуто вежливо, держа шляпу в руке на мушкетерский манер.)

Он. Господа, я представляю вам докладчика.

Она. Это он.

Он. С позволения Его Величества я обращаюсь к вам, дамы, девушки и господа! И маленькие дети! Собратья, сограждане, товарищи по оружию! Я обращаюсь к вам без различия возраста, пола, гражданского состояния и социального ранга, чтобы от всего сердца сказать — спасибо!

Она. Спасибо!

Он. Я обращаюсь также со словами благодарности ко всем, кто сделал возможным сегодняшнее собрание, к его организаторам.

Она. Браво! 

Он. К архитектору и каменщикам, которые возвели эти стены.

Она. Стены…

Он. К тем, кто заложил фундамент… Тише, мсьё-дам! Тише, девушки!

Она. Не кричите, дети!

Он. Я не забуду поблагодарить мастеров, сделавших стулья, на которых вы сидите. Спасибо осветителям, монтерам, реквизиторам…

Она. Костюмерам, гримерам…

Он. Тем, кто изготовил бумагу и напечатал программки сегодняшнего вечера, так красиво оформленные. Спасибо. Спасибо.

Она. Спасибо. Спасибо.

Он. Спутница моя, моя жена, Семирами!

Она. Жена, жена… душенька моя, он и меня упомянул.

Он. Спасибо! Ваше Величество, моя жена и я, мы ничего больше не хотим от жизни. Этим апофеозом мы можем закончить наше существование… благодарю небеса, что они соединили нас на долгие годы. Моя миссия закончена. Я не напрасно жил. Мой проэкт узнает мир. Господа, дамы, дорогие товарищи, вы все, кто остается, — конечно, все мы ошметки человечества, но из этих ошметков можно еще сварить хороший суп. Оратор, друг! Я оставляю тебя и надеюсь на тебя! Изложи мою философию и не пренебрегай деталями. (Она рыдает.) Расскажи о моей подруге, о ее способе приготовления блинчиков с мясом и салата с редисом. Расскажи о Берри, моей родине. Я надеюсь на тебя, великий мастер красноречия. А теперь…

Она. Умрем на вершине славы… Умрем, чтобы перейти в легенды… Будет, будет праздник и на нашей улице…

Он. Верная подруга! Ты, которая верила в меня без колебаний в течение целого века, ты, которая не покинула меня… никогда… и сегодня, в этот великий момент…

Она. Надо сделать то, что надо сделать…

Он. Нас не забудут. Нас будут помнить всегда.

Она. Всегда. Будет праздник и на нашей улице.

Он. Будем вместе и в жизни, и в вечности. (Оратору, начиная подниматься по лестнице.) Я надеюсь, не подведи меня. Извините, Ваше Величество. Прощайте все! Прощай, Семирами! (Исчезает под потолком.)

Она (поднимается вслед за ним). Прощайте все! Прощай, душенька!

(Задний занавес поднимается. Музыка —- Бетховен. Оратор изумленно озирается.)

Оратор. Гм… хм… гм… (Прочищает горло. Осматривает комнату. Заглядывает в окно. Идет между стульев на авансцену. Смотрит на зрителей. Хмыкает, гмыкает. Разглядывает невидимых зрителей на пустых стульях. Знаками дает им понять, что он глухонемой. Раздаются какие-то хрипы из его горла.) Яу… гхм… гёо…

Обессилев от старания, опускает руки.

Вдруг лицо его озаряет идея. Он идет к доске, достает из кармана кусок мела, пишет на доске крупными буквами:

АНГЕПЭН,

потом:

ННАА НИМ НВНВНВНВНВ

Смотрит на публику в зале и на сцене, указывает пальцем на доску. Снова мычит. Затем, недовольный, стирает надпись и пишет:

ППРОЩАЙ ППРОЩ АЙАЙ

Смотрит в зал. Теперь он выглядит довольным. Значительно поднимает палец. Идет к выходным дверям, улыбаясь. Прежде, чем уйти, он церемонно раскланивается. Он выходит. Дверь остается открытой. За ней чернота.

И тут слышен многоголосый шум невидимой толпы. Взрывы смеха, шепоты, шиканье, невнятные разговоры… Шум усиливается, становится очень громким. Потом слабеет и стихает совсем. Полная тишина. На сцене рядами стоят стулья. Это длится довольно долго. И только тогда медленно гаснет свет.