На этой странице

См.также страницу «Преображенское братство и Заостровье»

1998 Четвертое измерение Из книги Сергей Юрский. «Содержимое ящика». М, Вагриус, 1999

2006 Можно ли переиграть жизнь? Беседовал Алексей Соколов. Журнал «Фома»№2

Чем, на Ваш взгляд, является для актера Православие – помощником или врагом?

— По-моему, Православие для актера – вещь очень трудная. Вообще, сложность веры в том, что она, в первую очередь – испытание. Которого в полной мере не выдержит ни один человек… Правда, Иисус говорит: «То, что невозможно людям, возможно Богу». Иди за Богом и сделаешь то, чего сам бы не сделал никогда в жизни. Но я видел много людей, которые ушли из театра и стали священниками, и много просто воцерковленных актеров. И из опыта общения с ними понял: для профессионального артиста главное – не становиться фанатиком. Ни в религии, ни в своем искусстве.

Конечно, монашество в миру – подвиг, достойный уважения. Им можно восхищаться, но требовать чтобы все были такими… Если ты не решил посвятить себя Церкви целиком, если ты стал православным мирянином, то значит, и о своей основной профессии, той самой, которая приносит реальную пользу людям, забывать нельзя.

А то, к сожалению, довольно часто встречается этакое наплевательское отношение в стиле «я тут только ради денег, это просто работа…». Для творческого человека, для артиста – это недопустимо, ведь ему нужно полностью выкладываться на сцене.

А показушно пренебрегать своей работой – это никакое не христианство, а обычное ханжество. Ханжество человека, который забыл заповедь: возлюби ближнего своего. Возлюби, не обмани, не подсунь фальшивку… А ведь плохо сыграть на сцене, это все равно что продать в магазине протухшую колбасу. Даже хуже – подсунуть протухшее искусство.

Меня всегда удивляла формулировка: вера в Бога – помощник по жизни. Никакой это не помощник! Это главный фактор, определяющий все вокруг тебя, и с этим нужно считаться…

Но тут, по-моему, необходима гибкость с обеих сторон. И раз уж существует такое необыкновенно важное для России явление, как драматический театр (а такой театр есть отнюдь не во всех странах), то нужно, по-моему, делать поправку на его существование и вести с ним диалог.

Должна ли Церковь направлять себя к культуре или культура должна двигаться к Церкви? Может ли настоящий актер серьезно воцерковиться? Мне, кажется, что однозначных ответов на эти вопросы нет.

Бывает ведь и так – актриса приходит на исповедь, а батюшка начинает ей говорить: у тебя потому ребенок болеет, что ты грешному делу служишь…Я вовсе не хочу обвинять в чем-то Церковь, но все же подобные случаи происходят и, увы, нередко…

— Но ведь бывает и по-другому.

— Конечно! И если рассказывать обо всем моем положительном опыте общения с духовенством, это займет очень много времени…

Полный текст

2008 Сергей Юрский. Врата.

Опубликовано в журнале Континент, номер 135, 2008

= Где, где? Да, ну! Было же сказано: “Входите тесными вратами”! А это что!? Сюда не танк, сюда линкор пролезет. Мимо, мимо, идем дальше, искать надо, где они, тесные-то… Давай этой дорогой. Что там вдали? Жаль, света мало. Подойдем поближе.

Действительно, было темно. Не черно еще, но серо. Неприятно серо. Собственно, лучше бы уж совсем ночь, а то не поймешь что…

Гравий скрипел под ногами.

= Жека, слово забыл… Как это, когда ни то ни се? Господи, ну… На языке вертится… ну, умирание такое, понимаешь? Когда свет высасывается…

= Сумерки.

= Вот! Молодец! Сумерки! Хорошее слово — СУМЕРКИ… А можно — УМЕРКИ… Когда солнце закатилось, как умерло. А кстати, где оно село, справа, слева? Не ориентируюсь — где Запад, где Восток… Не помнишь?

= Смотри, вон ворота.

= Где, где? А-а… эти? Да ты что! Это не наши. Это арка, а не ворота. Там за ней все то же — как здесь, так и там — гравий. А должна быть перемена.

Читать дальше

2016 Сергей Юрский об Александре Мене

Культурно-просветительский центр «Дубрава» имени протоиерея Александра Меня (720p) А.Пушкин/М.Цветаева. Бесы А.Мень. Ветер усталый тихо кружится…1952 И Бродский. Остановка в пустыне/ Вот я вновь посетил СЮ также рассказывает аудитории о своей встрече с о.Александром Менем и своем пути к православию

Запись текста — в книге «Цветочки Александра Меня», составитель Юрий Пастернак, 2017

Я смотрю на этот портрет, на эту улыбку. И если спросить: «А как выглядит торжество Православия?» По-моему, вот так и выглядит, как смотрит на нас отец Александр Мень с этого портрета. Я хотел бы рассказать о нашем знакомстве с отцом Александром. Мы – ровесники. Это важно, наше поколение очень плодовитое и творческое. Он – светоч нашего поколения.В шестидесятые годы, в оттепель, была очень деятельная жизнь. Я в очередной раз приехал в Москву сниматься в кино и пришёл к моему близкому другу. Он мне сказал: «Заходи, заходи! У меня сидит мой товарищ». Там сидел Александр Мень. Мы пили чай и разговаривали. Я впервые говорил со священником, но сам этот разговор был про всякие дела: про кино, про театр, меньше всего про религию, потому что мы тогда с моим другом Симоном были людьми далёкими от религии. Отец Александр говорил о делах светских, но говорил каким-то странным образом: всё освещалось новым светом. Я не мог понять, что за свет от него исходит. Но такими высокими словами я не мог с ним говорить, поедая оладьи и закусывая чай селёдкой. Я сказал: «Как интересно, что мы с вами познакомились!» Он говорит: «А хотите, продолжим наше знакомство?» – «Да, да! Очень интересно!» Он: «Сегодня Рождество». А я удивился: «Как Рождество? Ведь Рождество ещё через две недели!» А было 25 декабря. Он говорит: «Сегодня Рождество у католиков и протестантов. Хотите пойти со мной в протестантский молельный дом?» Никогда в жизни я не ходил в церковь, вообще ни в какую, хотя был внуком священника, о чём узнал очень поздно – мой отец не только не упоминал этого, но старался забыть, потому что это было опасно. Но с этим человеком! Я сказал: «Хочу! А что там будет?» – «Что будет? Рождество будет».

Мы вошли в помещение, где сидело человек не менее пятисот, а может, и больше. И я впервые услышал слова Евангелия по-русски. И когда прорывались вдруг знакомые слова о Рождестве, о том, как это было там, в Вифлееме, и слова, которые просто обжигали сердце: «…не было им места в гостинице», я подумал: «Боже мой, как же я до сих пор этого не читал и в первый раз слышу: “…не было им места в гостинице!” Ай, как это близко, как это понятно! Как это всё по-человечески! И я спросил отца Александра: «Вы ведь православный священник?» – «Да, православный». – «А мы сейчас в какой церкви?» – «В протестантской. Я – православный, но люди празднуют Рождество Христово, и я хочу их поздравить, они пригласили меня, а я вот ещё вас привёл. А когда в ночь с 6 на 7 января будет у нас великий праздник, они придут и нас поздравят, и так должно быть».
Так я впервые услышал то, что потом долгие годы моей жизни помнил, как смысл отношения к другим конфессиям, к другим людям, к другому человеку, и как православный священник может открывать своё сердце. Мы сидели плечом к плечу в этом громадном зале, среди множества людей, которые праздновали Рождество Того же самого Господа нашего Иисуса Христа. Вот это был удар! И он сохранился на всю жизнь.

Крестился я через четверть века после этой встречи. Это была другая эпоха, другой я, всё менялось. Но во время обряда крещения я не мог не вспомнить и мысленно не помолиться за отца Александра, потому что у меня с него всё началось, с одной строчки, услышанной там, с его комментария – появилось чувство христианства как религии, не разделяющей людей, а соединяющей, не принуждающей, а дающей людям новую дорогу.

Потом мы несколько раз говорили по телефону по разным поводам, а потом случилось страшное. Чудовищное и незабываемое! Вся жизнь отца Александра была, конечно, подвигом – служением людям, служением Христу, Церкви и Слову. 

И когда через много лет мне предложили сделать запись, пластинку его книги «Спаситель», я взял книжку и подумал, что это мой долг. И когда был сделан диск, я понял силу его писательского дара. Это не проповедь, это литература, это введение во храм. Скольких людей из моих знакомых он либо крестил, либо ввёл в храм, либо, как меня в тот вечер, захватил с собой, и мы опознаём друг друга как люди, которые не должны терять друг друга из вида. Память о нём неизгладима, она всегда со мной и с теми, кто хоть раз общался с ним или читал его книги. Имя отца Александра вдохновляющее, это имя, дающее силы.

Из статьи: Игорь Виноградов. Дневник редактора. Христианская интеллигенция России перед лицом исторического вызова, или Двенадцать тезисов для Сергея Юрского. Континент, 12 марта 2013

Необходимое предварение

Почему именно для Юрского?

Потому что, в конечном счете, именно Сергей Юрьевич Юрский и виноват в появлении этого текста.

Я имею в виду тот наш с ним разговор, о котором я однажды уже рассказывал — в 133-м номере «Континента». С тех пор прошло, правда, уже больше пяти лет, и даже те, кому, может быть, попалась тогда на глаза эта история, вряд ли помнят, в чем там было дело. Позволю себе поэтому еще раз к ней вернуться.

Итак, разговор, о котором идет речь, произошел где-то весной 2007 года. И носил он, в общем, достаточно беглый, даже как бы случайный характер.

Дело в том, что мы с Юрским не только старые друзья (к тому же он и член редколлегии «Континента», тоже, кстати, давний), но и соседи. Так что помимо более или менее регулярных дружеских домашних встреч мы то и дело встречаемся и на улице.

Именно так — ненароком — увиделись мы и в тот раз.

И вот перекидываемся мы, как всегда, какими-то обычными при такого рода встречах словами — как дела, как здоровье — и вдруг, уже прощаясь, Юрский говорит:

— Да, слушай, я тут дочитал на днях твой «Дневник» — о национальной идее, о Ключевском, о догоняющем развитии, ну и прочее. Интересно! Но… Свободная христианская Россия? Ты что — действительно думаешь, что это наше спасение? То есть российское православное государство? А по-моему, это утопия в принципе. И опасная. Могу себе представить, что это такое будет…

Юрский имел в виду четвертый выпуск моего «Дневника» в 131-м номере «Континента» — «Еще о Солженицыне, «национальной идее» и «особом» русском пути». Там, в заключительном разделе текста, я действительно коснулся — хотя и в предварительном еще, сугубо заявочном порядке — вопроса о перспективах христианской демократии в современной России. И, понятно, выслушав Юрского, я тут же принялся что-то на этот счет ему говорить и объяснять, пытаясь развеять его скепсис. Но оба мы торопились, и разговор пришлось отложить на «потом».

Читать дальше

2017 Арнис Ритупс. Актер бросает пиджак. — «RigasLaiks» , весна 2019 года

Интервью было взято в 2017 году в Риге и Москве

—Что вы поняли в жизни?

— Я скажу, что независимо от того, есть бог или нет бога, ощущаешь его каждый день или не ощущаешь, христианские ценности – это самое важное, что я понял. А понял я это длинным путем и совершенно не фанатично.

—Какие христианские ценности вы имеете в виду?

-Вообще говоря, для меня это свобода личности. Свобода быть самим собой, осознать себя и быть самим собой. Это никому не удается, мне тем более. Но этот путь – самый не фанатичный. А фанатизм – это крайность. Отсутствие чувства меры.

—И юмора?

-Само собой. Но давайте юмор хоть как-то определим. Как я понимаю, юмор – это взгляд со стороны, взгляд сверху. Человек поднимается сам над собой и видит себя. И ничего кроме юмора здесь возникать не может. Разного уровня юмора: злого, черного, жестокого, абсурдистского, близкого к шутке.

—У некоторых людей была идея, что Иисус никогда не смеялся.

-Да, я тоже это допускаю. Хотя очень многие его разговоры, которые изложены в Новом Завете, можно трактовать и так, что он с серьезным лицом предлагает человеку такой выход из положения, который этого человека озадачивает, а для читающего или для тех, кто сказанное передает, это юмор. Это, я бы сказал, для меня великое равновесие. Я первый раз в жизни вообще формулирую такую вещь. Я понял, что это равновесие. Это то, что дает возможность людям дальше жить и примирять такие непримиримые вещи, как юмор и серьезность, богатство и бедность, власть и подчинение власти. Сейчас говорят – бога нет. А я говорю – это еще неизвестно. Какого бога? Люди, обсуждая эти темы, очень разделились, в том числе и внутри нашей православной церкви. С одной стороны, отход от церкви вообще, а с другой, фанатизм – все эти очереди на пояс Богородицы, на дары волхвов и это хождение на коленях – это совершенно противоположно основному посылу, основному месседжу, основному возгласу, который там изначально был.

—Когда вы говорите про равновесие между богатством и бедностью, где оно?

-В идее. В умах. В состоянии. В конце концов, в том слове, которое вызывает общее раздражение, мое тоже – в толерантности. Мы будем понимать другого, уважать другого, любить другого до тех пор, пока не забудем, что, собственно, сами любили до этого. Мы просто любим другого, а больше ничего не любим. (Смеется.)

Текст целиком