Посетитель (ввод)
Пьеса В.Дозорцева. Режиссер Б. Щедрин. Театр имени Моссовета.
Аннотация:
На прием к заместителю министра в назначенный час приходят двое человек: мужчина и женщина. Обстановка накаляется с первых же минут: мужчина предлагает заместителю министра уйти с поста. Постепенно выясняются подробности, вспоминаются неприятные события из прошлого замминистра. Пять лет назад его основной деятельностью являлась хирургия. Ради личной выгоды он допускал халатности, повлекшие за собой тяжелые последствия.
Е. СТЕПАНОВА. Из статьи «Театр Сергея Юрского». — Вечерняя Москва, 27 июля 1987 года.
—Сергей Юрьевич, завершившийся сезон был для вас юбилейным, 30-м. Чем он запомнился?
—Перед отъездом в Иркутск, где проходили гастроли театра имени Моссовета, жил очень напряженной жизнью. Необходимо было в сжатые сроки войти в спектакль «Последний посетитель». Исполняющий в нем главную роль Ростислав Янович Плятт не мог поехать на гастроли из-за болезни.Признаюсь, что тот стиль, который диктуется пьесой В. Дозорцева и постановкой Б. Щедрина, для меня — новинка. По склонности и по своей судьбе я принадлежу к игровому театру, связанному с гримом, с характерностью. А здесь, что называется, все «как в жизни». Но я получил огромное удовлетворение от того, что нужно было быстро сделать большую роль.
З. Владимирова. Из статьи «Прошло незамеченным». — Театр №3, 1988
Вместо болеющего Р. Плятта Посетителя в «Последнем посетителе» В. Дозорцева (Театр имени Моссовета) с недавних пор играет С. Юрский.
Для меня это стало открытием. Открытием того, что вмещает в себя образ, вполне, казалось бы, понятый, разгаданный обоими столичными исполнителями, — только что упомянутым Пляттом и А. Пашутиным в Театре имени М. Н. Ермоловой, даром, что их герои ни в чем не похожи друг на друга. Об этом стоит сказать несколько слов, чтобы стало ясно, что нового внес в понимание роли Юрский.
Посетитель, выпестованный Пляттом, чье исполнение было и точным и мастерским, нависал над теми, кого он призван был обличить в неправедности, как неотвратимость, рок, судьба. Может быть, в кабинете замминистра и не было никакого посетителя, словно хотел сказать актер, это заговорила последняя инстанция — совесть, явившаяся сюда, чтобы призвать к ответу тех, кто ее утратил. Есть похожая пьеса у Пристли — «Инспектор пришел», там тоже инспектор был и его не было, к финалу герои догадывались о том, что они сами судили себя, оглядывая свою жизнь без обольщений и самооправдания. Вот почему Посетитель, каким он оказался у Плятта, едва начав свое расследование, уже знает его исход, не зависящий от нынешнего случайного поражения. Знает, что ни Казмину, ни его помощнику не уйти от возмездия.
В отличие от этого Посетителя, герой Пашутина если что и знает, так только то, что у него ничего не получится. Человек не от мира сего, нервный, слабый, незатронутый практицизмом века, он заранее чувствует себя бессильным против реального, до зубов вооруженного зла. То, что он предпринял, — отчаянный для него поступок; тем выше цена его мужеству.
В обоих случаях смысл пьесы раскрывается достаточно полно. Но когда сравниваешь одно решение и другое, невольно лезет в голову мысль, что такая резкость рисунка выбрана ради того, чтобы оправдать исключительность предложенной автором ситуации. Словно ни Б. Щедрин, поставивший спектакль в Театре имени Моссовета, ни В. Фокин, руководивший постановкой у ермоловцев (режиссер М. Цитриняк), не поверили, что нечто подобное могло случиться на самом деле: вот так, запросто, войдет человек в кабинет замминистра и предложит ему уйти с поста.
Располагая роль между этими двумя крайними, но «укладывающимися» в параметры пьесы представлениями о дозорцевском Посетителе, Юрский начал с того, что нормализовал поведение своего героя, заставил зрителей поверить, что в его действиях ничего из ряда вон выходящего нет. Не случайно так остро прозвучало в устах актера слово «ходатай», которым Посетитель обозначил эту свою деятельность: ясно делалось, что она отнюдь не замыкается на истории с Марусиным и Грановичем,—и до того этот «реставратор» стирал случайные черты с запыленных от времени человеческих лиц, добывал их из-под копоти и возвращал в строй, и в дальнейшем намерен заниматься этим. Так он понимает свой гражданский долг, свое участие в перестройке общества: ему кажется (и это тоже только с приходом в спектакль Юрского обозначилось с такой отчетливостью), что если он, он лично, перестанет делать то, что делает, не будут сломлены механизмы торможения, пока еще достаточно мощные.
«Я только и слышу, говорят: зависит от усилий каждого… Каждый должен быть хозяином… Бороться со злом… Искать резервы… Отдать все свои силы… Каждый должен… Каждый обязан… Я только это и слышу», — вот «зерно» Посетителя, как его понял Юрский. Ввод этого артиста в моссоветовский спектакль сделал особенно уместным его пребывание в сегодняшней столичной афише: он и поныне поспевает за бегом времени, чего не скажешь о ряде спектаклей всего лишь двухлетней давности, которые устаревают буквально на глазах.
Вот почему не только за тем, чтобы вернуть веру утратившему ее Грановичу, приходит на прием к Казмину этот Посетитель, но главным образом ради самого Казмина, которого он считает не утратившим совести. Обратить этому человеку очи «внутрь себя», оторвать его от Ермакова, который, в отличие от Казмина, неисправим, ибо представляет собой прямой продукт коррупции, бюрократизма и застоя, — вот в чем видит Посетитель, сыгранный Юрским, главную свою задачу. И когда это удается (ибо Казмин — Г. Жженов буквально мертвеет на глазах, осознавая всю меру своего падения, меру отступничества от того, что он когда-то считал для себя непреложным нравственным законом), Посетитель покидает кабинет успокоенным. Не поражением, а победой оборачивается для него этот поединок, несмотря на то, что рушится столь хорошо продуманный план, поскольку нельзя допустить, чтобы Ермаков потревожил своим звонком больного Марусина. Он даже не очень спешит, покидая поле боя, не очень расстроен тем, что у него «сорвалось», потому что знает: теперь Казмин сделает все для восстановления доброго имени журналиста Грановича, для того, чтобы тот воскрес для правды и добра.
Это не значит, что Посетителю все дается легко; напротив, Юрский убеждает нас в том, что приступить к своей необычной миссии герою весьма непросто, и он долго медлит, примеривается, прежде чем начать. Подготовленность Посетителя к этому «приему по личным вопросам» (все бумаги собраны, уложены в аккуратную папочку, он в них мгновенно ориентируется, многие аргументы противной стороны им предвидены и встречаются даже с некоторым торжеством) сочетаются в его поведении с внутренним напряжением — он не знает, как в действительности пойдет разговор, какие встречные ходы возникнут. Реплика «Я понял!» то и дело прорезает ткань спектакля — раньше она как-то и не слышалась. Не все актеры умеют это — воспринимать тот или иной поворот событий так, как воспринимают люди в жизни: вот сейчас, впервые, у нас на глазах. Юрский этим владеет, от чего мера правды в спектакле еще увеличивается.
Да, визит сюда, в кабинет замминистра — не единственный, но адски трудный для Посетителя случай вмешательства в чужие дела, ставшие для него своими. Может быть, самый трудный среди тех, которые предпринимает этот рыцарь справедливости, если видит, что она нарушена. Но он не отступит, пока не будет выправлена возникшая кривизна, не обретет естественные очертания то, что было вывернуто наизнанку.
В этом спектакле Юрский решительно отказался от острой характерности, всегда составлявшей его силу как актера. Поиск формы, в прошлом для него обязательный, отступил перед важностью того, что он хотел сказать — и сказал в этой роли. «Нормальность» героя продиктовала отказ от всякой чрезмерности в его обрисовке.
Не хочу утверждать, что спектакль так вырос только благодаря Юрскому, — видимо, вся закладка была верной, но какую-то точку он в нем поставил, что не могло не повлиять на партнеров: и уже упомянутый Г. Жженов (Казмин) и Н. Прокопович (Ермаков) сейчас предельно свободны в своих ролях; человеческое противостояние их героев, поначалу как бы составлявших тандем, нарастает и достигает апогея в финале спектакля, что делает особенно точным его социальный итог. И как они умны, все трое, как много понимают с полуслова, догадываются, что должно случиться, задолго до того, как это произойдет!