Источник: Альманах “Ваши верные друзья”, 1993, выпуск 6. Издательство «Колос» (из архива М. Зальцберга)
Пора о нем рассказать. Потому, во-первых, что он прожил двадцать полных лет на человеческий счет, как говорят одни, это 140 лет, другие — 100, что тоже много. Во-вторых, потому, что эти два десятилетия он прожил с нами, а семью нашу сильно мотало по городам и весям — Осип много повидал. И в-третьих… но об этом позднее.
Двухнедельного беспомощного котенка подобрала дочка нашего друга Катя Данилова в Йыэсыы — Нарве в Эстонии в июле 1972 года. Миша Данилов привёз его в Ленинград и подарил нам. Вид у нового члена семьи был довольно жалкий. Лапы тонкие, хвост — треугольничком, шерсть — ни длинная, ни короткая, в расцветке преобладало серое. Очень быстро, однако, произошли изменения: определились ослепительно белая широкая манишка, белые перчатки на передних и белые носки на задних лапах. Кот быстро рос. хорошел и пушистел.
Мы не спешили дать ему имя. Предлагали разные. А он не торопился откликаться. Характер стал проявляться как весьма независимый, лишенный сентиментов, эгоистичный.
В то лето в Ленинградском Большом драматическом театре выпускали “Ревизора”. Я репетировал роль Осипа, слуги Хлестакова. Олег Басилашвили, игравший главную роль, очень забавно выкликал в какой-то особенной повизгивающей манере: «Осип. эй. Осип!» Мне это нравилось. Дома я повторял громко: «Эй, Осип!» И кот откликнулся. Сразу и определенно. Я стал вглядываться в его поведение и понял, что Гоголь написал характер Осипа — несомненно! — с кота! Эта наивная хитрость, эта лень, эта воспитанная опытом предков осторожность и вместе с тем изобретательность Наконец, это обаяние и вечное желание пожрать! Кот! Осип!
А через год в нашей семье появилась дочь Даша. Знатоки сказали — младенец и молодой кот несовместимы: будет ревновать, может глаза выцарапать. Рассказывали страшные случаи. Моя жена Наташа Тенякова была в сомнении. Но поздно — Осип стал уже членом семьи. Выгнать? Отдать? Об этом не могло быть и речи. Вот если сам уйдет… Мы открыли двери, окна. Я пытался показать ему улицу — вынес его. Он царапался. кусался, вырывался и бежал домой. В конце концов страхи знатоков повлияли, и Осин был лишен мужских достоинств.
Осип не узнал любви к себе подобным, но активности, темперамента, даже агрессивности вовсе не утратил. Он требовал показать, кто лежит в маленькой кроватке за закрытой дверью? Кого купают по вечерам в кухне? Он совершал невероятный прыжок, цеплялся за планку верхней, застекленной части двери. Подтягивался и с криком безумно выпучивал глаза — кто там в маленькой ванночке? Уж не другой ли кот? Уж не предательство ли?
И вот однажды… дверь в комнату Даши прикрыли неплотно. Осип просочился. Мы успели увидеть только пушистый хвост, исчезающий на наших глазах в щели. Распахнули дверь.. Да! Кот был возле младенца, лицом к лицу. Более того, он лизал Дашу. Наташа закричала страшно, и Осип пробкой вылетел из кровати и из комнаты. Все! Знакомство состоялось.
Они полюбили друг друга. Скучное детское время сидения в манеже Осип провел с Дашей безотлучно. Он позволял ей делать с собой все что угодно. Оба ходили на четырех, и Осип начал учить ее вставать на задние лапы. Показал — вот, смотри, как просто. Девочка вставала, и оба — уже вертикально — гордо смотрели друг на друга.
Ну, конечно, были детские болезни. И была аллергия. И врачи один за другим спрашивали грозно: «А нет ли у вас какого домашнего животного, а?» — «Есть». — «Кто?» — «Кот». «Удалить немедленно! Вот и причина всех болезней!» Нет, не решились, не удалили. И рассеялись постепенно аллергии, возраст брал свое.
Они росли вместе. Но Даша вдруг стала перегонять его — увеличивалась, увеличивалась… Это было обидно коту. И когда она, уже четырехлетняя, его — старшего по возрасту, — стала мять по привычке, он показал когти и разодрал ее в кровь. Так он определил на всю жизнь свое отношение к детям — до четырех делай что хочешь. После четырех — без фамильярностей, а не то… Но все же Даша… это другое. Это святое, это сестра.
Когда Оська полез за птичьими гнездами, птицы скинули его с высокой крыши (дело было на даче, в Эстонии) — расшибся сильно. Пошел, пополз… куда? К Даше в кровать. Даже вспрыгнуть не мог. Наташа сжалилась и сама его уложила. Неподвижно лежал двое суток. Без воды, без еды. Потом пошевелился и стал оживать. Лизнул сестренку благодарно и пошел по кустам. Травы родины дали силу. Вернулся к жизни и еще краше стал. Лучшие годы жизни — середина семидесятых.
…А нас носило. Жил кот в Карелии, в Подмосковье, в Латвии. Явный — непорядок был у него с вестибулярным аппаратом —плохо переносил любой транспорт. А потому дорогу не любил. Но — что делать? Приходилось. 700 километров от Москвы до Макушей в Латгалии на машине. В корзине. Вымотался совершенно.
А тут — деревня. Запахи незнакомые, корова стоит, лошадь идет, стрекозы летают. Мы пошли на прогулку в лес — и Осип за нами. Гнали — сиди дома! Нет, идет. Прошли километров пять. Кот еле дышит — нет привычки, он же домашний. Хотел на руки взять — не дается. Плетется по дороге сзади, шагах в двадцати. И вдруг из-за кустов является местный хозяин — большой , рыжий кот. Насторожился Рыжий — что за явление? Осип еле ползет, а чужак все ближе и грознее. Ой, что будет?! Обернулся Осип и… никакой реакции. Медленно, тяжело идет по мокрой после дождя дороге. Рыжий рассвирепел — бить будет. Присел… Сейчас кинется… И тут Осип — уже у самого дома — лег на бок в лужу. Господи! Это наш смельчак и чистюля с белоснежными лапами! Видать, совсем иссякли силы: «ну, не могу больше!» Рыжий рванул, подбежал, глянул на пушистого многоцветного гостя в луже с закатившимися глазами и… отошел: одно слово — интеллигенция, дачник!
Мы считали Осипа беспородным, и все его качества — расцветку, повадки, характер — относили на счет индивидуальности. Но вот, будучи по делам в Нарве, я вдруг увидел очень-очень похожего кота, потом второго такого же. Потом и в Москве у знакомых обнаружился собрат. Заглянули в каталоги, и выяснилось, что наш Осип принадлежит к породе, которая называется норвежская лесная. Среди достоинств породы упоминалось блестящее лазанье по деревьям. Этого у Осипа не отнимешь — лазал замечательно.
С одним «но» — влезть мог, а слезть — ну ни в какую! Что его загоняло на высоту — тайна. То ли он за кем-то гнался, то ли со страха за ним гнались, но факт есть факт: много раз он исчезал и обнаруживался иногда далеко от дома, в лесу на двадцатиметровой сосне. Да еще на четвертый день. Со страшной высоты неслось слабое, уже безнадежное мяуканье. А слезть боялся — как ни звали, как ни приманивали. Всяко бывало — и верхолазов вызывали, и деревья (был грех) пилили — и тогда Осип вместе с деревом и собственным визгом летел на землю. А один раз пришлось даже оплачивать вызов пожарной машины. Не мог он слезть — боялся. Вообще, порой осторожен был почти до трусости.
Но в других случаях наоборот — проявлял храбрость невероятную. Оказавшись в новом месте, он твердо очерчивал границу своих владений, и уже никто не смел нарушить ее. Котов гнал, но и собак, независимо от размера, ставил на место. Однажды свела судьба его со страшным сильным бассетом. Залегли в метре друг от друга — глаза в глаза. Бассет рычал жутко, но и Осип издавал какой-то нутряной басовый вой. Неподвижная дуэль длилась больше часа. Нашла коса на камень. И бассет, плюнув, ретировался.
В мире зверей Осип был одиночкой и эгоистом. А вот люди его интересовали, и здесь было множество оттенков отношений. Бывала неприязнь. — и тогда, случалось, мог написать неприятному гостю в ботинок, оставленный в передней. Мог вывалять в шерсти брошенный на диван пиджак. Это в отместку за невнимание, за брезгливый жест, тем более за какое-нибудь: «А ну, пошел, пошел отсюда!» Если гость занимал его привычное место в кресле, находилось множество способов намекнуть, что тут место занято навсегда, потом потеснить и, наконец/ просто укусить внезапно за ногу, чтобы знал!
Но были и уважаемые люди — благодетель Миша Данилов мог и в котовском кресле сидеть, и на руки брать, и вообще — что угодно —- на все в ответ песня, мурлыканье. Очень нравился Осипу (надо сказать, без взаимности) итальянский профессор Страда. Кот без конца вспрыгивал ему на колени и как знак высшего доверия крал куски из его тарелки. А у самого кота поклонников было много. В любом письме из разных краев и стран писали: «Как дела? Как дочка? Как Осип?»
А потом пришла тяжелая болезнь. Исхудал, шерсть в колтунах, ноги волочатся. Позвали врачей. Диагноз катастрофический — диабет и рак почки. Его кололи лекарствами, всыпали в пасТь порошки. Кот умирал. Врач сказал: «Не длите его мучений, надо усыпить». Осип превратился в маленький костлявый комочек. Лежал неподвижно, тихо стонал. Не ел ничего две недели, потом перестал пить.
В чем же наш долг? Мы, люди, — что должны мы сделать для нашего младшего бессловесного брата? Может быть, действительно усыпить, прекратить страдания? Мы всё оттягивали страшный день. Пусть не в этом месяце, пусть уж первого февраля. Последняя попытка — отменили всё уколы, только вливали слабый раствор мумие. Но дальше он и этого не мог проглотить. Неподвижность и умирание. Исчезновение.
Первого февраля Осип приоткрыл глаза. Потом чуть пошевелил головой. И случилось чудесное опровержение медицины. Он вылечил себя голодом. Вернулись форма, живость, аппетит, тщеславие, сила, вороватость. Правда, появились и новые черты — стариковская сентиментальность, любовь к ласке, раздражительность.
Прошло три года. Зимой 91-го в очень холодный день на улице ко мне привязался молодой кот, почти котенок. Он замерзал и проявил удивительную настойчивость в знакомстве со мной, в молчаливых уговорах спасти его. Я принес его домой. Осип спал на телевизоре. А когда проснулся, глазам своим не поверил — новичок деликатно, но неуклонно обживался. Осип завыл страшно. Двое суток длился кошмар. Старик бил молодого. Тот прощал, не отвечал, но явно оставался победителем — сохранял уверенность. Осип отказался от еды.
Самсона (так назвали молодого) пришлось отнести в театр и пристроить знакомым.
А Осип не мог оправиться. Диагноз — инсульт от потрясения.
И снова болезнь была преодолена. И прошел еще год. Счастливый для нас, потому что наш «домовой», наш младший, наш старик был с нами. Надеюсь, счастливый и для него.
В июле собрались гости отметить двойной день рождения — дочери девятнадцать, коту двадцать. Летние месяцы, как все последние годы, он был у друзей на Сходне. Захар и Ольга Бродские обожали его. Но к осени кот стал мрачнеть.
В октябре его сфотографировали для газеты (как долгожителя), и он был хорош. А в ноябре… стал угасать.
16 ноября на руках у Наташи на пороге клиники Театра Кошек Юрия Куклачева он перестал дышать. И вот почему надо теперь рассказать о нем — жизнь его окончилась.
Мы испытываем не только горе, но еще и чувство величайшей благодарности к этому удивительному существу, давшему нам столько тепла и радости всей своей долгой жизнью. Чувство удивления перед природой, чувство светлого восхищения Божьим творением.
Из книги Нины Аловерт «Портрет театральной эпохи«- СПб, 2018
В квартире Юрского и Теняковой, где Миша часто бывал, жил в то время неулыбчивый кот Осип, загадочный, как пришелец с Марса. Мне рассказывали, что Осип ходил за Барышниковым следом, сидел рядом с ним и изучающе его разглядывал. Однажды Осип прошел по коридору, с гордым достоинством выворачивая пушистые лапы по первой позиции, как в классическом балете. С тех пор в виде большого благоволения к гостям Осип показывал «как ходит Барышников».
Удостоилась этой чести и я. Уезжая в эмиграцию, пришла я прощаться с обитателями той квартиры. Прощания тогда были трагическими: расставались, как на.смерть. Никто не верил, что когда-нибудь увидим друг друга. Мы сидели за столом, разговаривали. Осип подошел и сел рядом с моим стулом. «Осторожно, сказала мне Наташа, — он может порвать колготки». Но Осип сидел неподвижно и смотрел на меня своими марсианскими глазами. Затем встал, вспрыгнул на батарею и прошелся по ней, выворачивая лапы: сделал мне подарок на прощанье.
Я была просто потрясена, когда вернувшись в Россию, увидела того же кота на кухне!
Сергей Коковкин:
Как-то Серёжа уехал и оставил Осипа у наших соседей — Ланового и Купченко. В тот же день кот, испугавшись хозяйских собак, забрался на стоящую у дома огромную ель и не смог с нее спуститься. Через трое суток вернулся Юрский, пригнал пожарную машину, подняли длиннющую лестницу и достали Осипа.
Кот прожил почти 20 лет. Хоронили мы его с Серёжей морозной зимой на нашем лесном участке рядом с котом, выпрыгнувшим с 14 этажа из квартиры Солженицына.
Сергей Юрский 