Сергей Юрский. “Жизнь меня уберегла от унижений”. Беседовал Максим МАКСИМОВ — Смена, 20 АВГУСТА 1994 г.

—            Сергей Юрьевич, — спросил я, когда, выйдя из моря, мы растянулись под жарким солнцем на чистейшем песке Куршской косы. — А все-таки почему вы здесь, на кинофестивале, на «Янтарной пантере»? Любите фестивальные тусовки? Или — отдыхать у моря?

—            Тусовки не люблю, а море нравится. Я приехал смотреть кино и купаться. А за это — быть председателем жюри.

—            Но большинство картин, что здесь покажут, вы наверняка уже видели?

—            Ни одной! Несколько лет я не видел ни одной картины. В Дом кино — не хожу, некогда. В кинотеатр — даже в голову не приходит. Остается то, что предлагается телевидением, что видишь отчасти, изредка, в отрывках. Так что я кино совсем на знаю. Я и приехал немножко познакомиться с ним.

—            После успеха «Чернова» мы ждали следующих ваших картин. А их до сих пор нет. Почему?

—            Я написал сценарий по своей повести «Записки официантки» — такая любовная история времен застоя. Должен был снимать картину в объединении Меньшова. И мы даже выбрали натуру. Но — это была Эстония, сразу возникли проблемы, и я просто почувствовал, что нужны железные руки и очень крепкие вожжи… Свирепость нужна для того, чтобы сейчас делать кино! Или полное равнодушие. Ни того, ни другого у меня нет, и я отказался от этой идеи.

А сейчас возникла новая — это вообще историческое кино, действие в начале века происходит. Здесь потребуется умение управлять просто гигантскими средствами… Я потому и поехал сюда, на фестиваль, думаю: может, настроюсь опять на кино! Хотя, честно говоря, что с нашим кинематографом происходит — просто не понимаю…

—            Но все-таки, видите, наверное, что фильмов снимается все меньше, а фестивалей и околокиношных радостей становится значительно больше?

—- Это несложно объяснить. Переведу в зрительный образ. У меня ощущение, что мы — как зэки, бежавшие из заключения или освобожденные, все обросли, плохо пахнем… А теперь вот решили; слушайте, так же нельзя, надо побриться для начала! Но пока взбили лишь гигантскую пену, которая лицо заслонила. Начинаем бриться. То ли мы порежемся, то ли, может, побреемся, надушимся хорошей водой, и будет все прекрасно… Но пока — пены много! Все эти фестивали — одна пена, не ясно, что под ней будет.

—            На фестивалях вы частый гость?

—            Нет, я не большой любитель  всего этого… С “Черновым” — картиной, пришедшейся на самое несчастное для кинематографа время, 90-й год, когда с прокатом, рынком началась полная катастрофа, — я ездил в Карловы Вары. Андрей Смирнов, игравший главного героя, получил приз за лучшую мужскую роль, соревнуясь с очень мощными конкурентами, И это — на весьма антисоветском по своему настрою, антирусском даже фестивале! — такое было тогда время… Но пресса, насколько я помню, даже не написала об этом.

—            Чьего-либо злого умысла вы в этом, надеюсь, не видите?

—            Ну какой злой умысел в море, которое сейчас малую дает волну, потом большую, сейчас ласкает, потом ударит?.. Но право на то, чтобы даже на море сердиться за плохую погоду или грязь, которую оно выбрасывает, остается у человека! Он может молчать, может просто пойти помыться, а может и сказать: ну будь ты проклята, что за погода!

—            Для работы в театре сегодня не требуются те качества, что вы упомянули, — свирепость или полное равнодушие?

—            В театре, наверное, нет — это все-таки другое. Замкнутое пространство. В театре как-то что-то получается…

—            Сергей Юрьевич, спустя 2 — 3 года вы уже, наверное, можете сформулировать: в чем была причина достаточно резкого вашего расхождения с критикой в связи с «АРТелью АРТистов» и спектаклем «Игроки»? Все соглашались: да, благородная задача — собрать вместе Евстигнеева, Невинного, Калягина, Хазанова, Тенякову, — а тем не менее результат восторга не вызвал…

—            Во-первых, далеко не все понимали и далеко не все до сих пор поняли, что это было за затея. На тот период у нас была всего одна задача — сохранить зрителя. И собрать людей, которые давно друг с другом рядом не играли и захотели бы — не на коммерческих условиях — просто друг другу показать по «гамбургскому счету»: кто что умеет. Рядом друг с другом,

—            Не на коммерческих условиях?

—            Абсолютно! Это не коммерческий был вариант. Все, что дали спонсоры, ушло на декорации, аренду, прочее… А оплата была очень скромная — это не заработки даже, Вы, очевидно, тоже полагали; а, теперь новые времена — значит, коммерческая основа! Все наоборот! Артисты отказались от возможности зарабатывать громадные деньги, положенные им по их статусу и таланту, во имя того, чтобы соединиться. Именно поэтому спектакль был, на мой взгляд,  очень ценен — это был спектакль «неуехавших артистов», ведь в то время всe бежали из страны.

—            Не так уж и много сбежало…

—            Очень много. Я был сейчас в Америке — и ахнул, когда встретил такое количество знакомых артистов… Из Ленинграда — Персик, Алла Кигель, Женя Альпер. Увидел Эстрина, Елекоеву, Даню Каплан, Гарика Лисициана, Зорика Аврутина. Назову еще Соловей, назову Смехова, который не эмигрировал, но почти все время там. Сергей Коковкин — почти все время там…

—            И все-таки, Сергей Юрьевич, извините, но эвёзд первой величины среди них — не так много.

—            Так вот, чтобы они не уехали — мы тогда и решили их собрать. А что касается критики — я даже и не понял толком, что произошло. Наверное, главной причиной был вообще остро отрицательный настрой критики. Вся компания в «Игроках» собралась известная, а борьба с авторитетами на тот период была основной стезей жизни критики. Лишь сейчас, по-моему, что-то меняется.

—            Но все-таки можно сказать, что вы тогда попытались предложить новую модель театра?

—            Попытался, и ее очень развили. Но развили уже другие люди, и уже на коммерческой основе. Я же как антрепренер — не гожусь, я не интересуюсь этим.

—            Тем не менее продолжаете экспериментировать в своем, замкнутом, камерном театральном пространстве?

—            Продолжаю, и пространство это становится еще более узким, потому что ту труппу, которая была в «Игроках», сохранить невозможно. В последней нашей премьере — «Стульях» Эжена Ионеско — заняты только Наталья Тенякова и я.

—            Создаете «семейный театр», подобно супругам Круглым? Может, и дочка скоро присоединится?

—            Очень может быть, поскольку Дарья уже профессиональная актриса, работает во МХАТе. Я бы очень хотел что-нибудь такое поставить… Кстати, то, что привозили нам из Парижа Круглые, мне понравилось. Но нужна соответствующая пьеса, которую не так просто найти, для меня это всегда проблема, И потом, я никогда не работал просто от спектакля к спектаклю — один кончил, следующий начал. Все-таки надо выдохнуть — и снова набрать новое дыхание,

—            Сергей Юрьевич, а почему после Гоголя — Ионеско?

—            Для меня он один из очень важных авторов. Я этот год целиком посвятил Ионеско — помимо «Стульев», мы возобновили спектакль «Король умирает» на французском языке, где тоже заняты актеры из разных театров.

Я не буду сейчас говорить о достоинствах Ионеско, тем более, он в этом году умер, — и говорилось, писалось о нем много. Я только скажу, что для меня его театр абсурда — это сгущенная логика, сгущенная откровенность…Абсурд — как прием, как инструмент, который может сгустить юмор! Чтоб смеялись! Этого очень трудно достичь при постановке Ионеско. Сгущенная лирика чеховского направления, но — современнее, гуще, концентрат больше! А он последователь Чехова, несомненно, я много им занимался и переводил его, поэтому знаю. И конечно, Ионеско ещё и — сгущенный ужас. Все — сгустки! Но для меня главным еще была борьба с расхожим представлением о том, что это «разудалая бессмыслица». Никакой бессмыслицы я там не вижу! Моя цель была — через инструмент абсурда проникнуть в человеческое сознание, причем, не исключительное какое-нибудь, а абсолютно демократическое, сознание обычного человека. Оба спектакля адресованы нормальному, широкому зрителю. Пока мы его имеем. Мы играли на французском в Твери и Краснодаре, участвовали в Международном фестивале Ионеско в Кишиневе, где я получил приз за лучшую мужскую роль. О чем, кстати, тоже нигде не упоминалось, и вы, наверное, первый человек, который об этом узнает. И последний.

—            И всюду со зрителями не было проблем?

—            Никаких абсолютно! И в провинции, и в Соединенных Штатах, где я дал 15 выступлений в разных городах и увидел изумительную, подготовленную, совершенно не ностальгирующую, а нормальную современную аудиторию. Русскую. На литературный концерт собирались тысячные залы — так, как когда-то было у нас.

—            Вам не грустно от того, что стольно зрителей перебралось туда?

—            Я считаю: было бы что сказать — а кому услышать, всегда есть.

—            Уверен, что многим из молодого театрального поколения есть что сказать. Но захотят ли их услышать? Ведь в цене, нак и раньше, звездные имена прежде всего…

—            Правильно. Хоть борьба с именами была произведена, однако выиграли имена!.. Но, может быть, как раз в этой ситуации и возникнет рывок в качество? Понадобятся такого качества идеи или спектакли, которые уже преодолеют проблему имен. И вместе с тем, может быть, начнется развитие того, что для меня единственно ценно в театре, — чуда профессии актера, то есть чуда диалога. Я стремлюсь только к этому. И полагаю, что музыка диалога, когда она получается, дает единственно возможное в драматическом искусстве проникновение в себя, анализ человека. Диалог — это то, что сейчас, в общем, подавлено, хоть и не до конца… Я смотрю в театре не так много,  но могу назвать, что мне понравилось, из последнего. Мой молодой коллега Саша Яцко, которого вы видели в «Игроках», поставил «Генриха IV» Шекспира — он развил ту же, нашу форму, и это оказалось очень интересно. Правда, там много чисто «внешней» выдумки, но при всем том она очень органична, и взаимоотношения, диалог составляют основу спектакля. Эта компания, которую он назвал «Русский глобус», играет на сцене Театра Моссовета, и там не слишком много громких имен. Мне понразился спектакль Козака «Банан», хотя это направление эстетское, не очень мной любимое, — но там замечательная актерская разработка, и опять та же система… Собрали из разных театров тех актёров, кто наилучшим образом может исполнить эти роли.

—            Сергей Юрьевич! Вам — как человеку постоянно одержимому и собственными проектами, наверняка приходится подобно другим вашим коллегам общаться с так называемыми «новыми русскими», банкирами, бизнесменами, Много ли сил и здоровья на это уходит?

—            Знаете, а среди них есть люди очень интересные. Им крайне трудно себя проявить, потому что наличие денег — серьезный барьер, как наличие, скажем, партийной должности в наши прошлые времена. И жизнь их по-своему трагична. Обращения с моей стороны к ним были. И каждый раз — не приносили результата. Видимо, не умею я это делать. Но — стоило мне только обратиться к одному и получить вежливое расплывчатое «нет», как приходил совершенно другой человек и, не задумываясь, говорил: «Пожалуйста». Я убедился, что идея, имя сейчас очень дорого стоят. Впрочем, ловкость стоит еще дороже, потому что и без идеи и без имени люди получают тоже громадную помощь…

Однако уверен: если бы даже я затеял историческую картину, о которой вначале упомянул, то нужную, гигантскую сумму я бы нашел. Обязательно получил бы два- три отказа, и тут же пришли бы другие люди и сказали: да, это нужно делать!

—            А это нормально, Сергей Юрьевич, — ходить, получать отказы?

—            Не знаю. Жизнь меня уберегла от унижений. Я умудрился и в прежние времена не унижаться, прося чего-нибудь. Может, я мало от этого получил — но не унижался. И сейчас мне не пришлось поступиться чем-нибудь из своих привычек даже, я уж не говорю о большем, за то, что мне помогали.

А потом — я никогда слишком много не запрашивал!

Вот я сейчас познакомился с одним человеком, который произвел на меня — не могу не сказать — очень сильное впечатление. Это наш продюсер и знаменитый актер Сергей Жигунов. В его продюсерской затее — «Королеве Марго» — я принимаю участие. Вот тут я увидел действительно человека нового. Потому что, ворочая миллиардами, которые он должен и собрать, и иметь, и истратить, и снова заработать, он сохраняет естественность, легкость, всякое отсутствие бронированности, Вот он мне показался человеком совсем неведомого мне и очень интересного типа.

—            А представить себя на его месте могли бы?

—            Нет! Но в компании с ним — вполне. Сейчас я просто снимусь у него — и все, а потом, возможно, предложу такому человеку свою идею и скажу: может, возьмемся соединить усилия с двух совершенно разных концов?

—            Сергей Юрьевич, в театре вы занялись исключительно малыми формами. Не оттого ли, что большие, многонаселенные, государственные театры, давно, как правило, творчески исчерпавшие себя, обречены медленно умирать? И искать там особенно нечего?

—            Большим театрам трудно. Однако они сохраняются, они живут. Скажем, Театр Моссовета, в котором я работаю, — живет. МХАТ — живет, гастролирует. Не будем оценки давать, но — выходят спектакли, живет труппа. В России есть зритель для театра, а это значит, что обязательно будут ставить, и играть, и смотреть большие спектакли.

Я, например, сейчас буду играть у Павла Хомского в спектакле —  впервые мы с нашим худруком встретимся в работе, впервые за все моё пребывание в Театре Моссовета.

—            Ни разу за 16 лет вы не работали вместе?!

—            Ни разу. Сейчас он предложил. Затея гигантская, но мне даже интересно, потому что это многолюдный спектакль — «Ангел приходит в Вавилон» Фридриха Дюрренматта. Весьма своеобразная, странная пьеса, архитектурно очень нестройная. Но все-таки — Дюрренматт, и вот такой — «широкий» театр. Я бы не взялся сам режиссировать, Павел Иосифович берется. А вот сыграть — сыграем… Мне очень дорога идея «семейного театра», о которой мы с вами говорили, но я бы не хотол сводить ее  лишь к «кровным принципам», а хотел бы вспомнить принцип володинский — «С любимыми не расставайтесь». Не бегай по всему миру, оглядись, — у тебя вокруг потрясающие актеры. Ты с ними знаком, ты их знаешь, найди только, удобное, хоть сколько-нибудь приемлемое время, — а остальное они сделают сами, как нибудь поднатужатся, придут.. Не бросайся просто так золотыми слитками, которые есть!.. Искупнемся?

Куршская коса — Санкт-Петербург