Пьеса Ларса Клеберга. Представление в Доме актера имени Яблочкиной, поставленное Александром Корженковым состоялось 14 апреля 1995 года.
Сергей Юрский в роли Мейерхольда.
Ларс Клеберг (род 1941) — писатель, переводчик и профессор славистики университета Сёдерторн (Швеция). Автор более 100 статей о русском и польском кинематографе, театре, литературе. Член Общественного консультативного совета Эйзенштейновского центра исследований культуры и журнала «Киноведческие записки». В 1990е работал в Москве культурным атташе Швеции.
Юбилейное приношение
В № 5 «Киноведческих записок» была опубликована первая часть драматического триптиха «Звездопады», созданного Ларсом КЛЕБЕРГОМ—шведским славистом, автором работ по истории советского театра и кино, среди прочего — членом международной редколлегии нашего журнала. Пьесы, входящие в эту трилогию, являясь плодом художественного воображения автора, основываются, тем не менее, на отличном знании им истории нашей культуры двадцатого века и используют в качестве исходного импульса исторический факт …
Вторая часть триптиха—«Ученики чародея»—представляет собой «псевдостенограмму» обсуждения действительно состоявшихся в СССР в 1935 году гастролей китайского актера Мей Ланьфана. Участники этой пьесы—Станиславский и Немирович-Данченко, Мейерхольд, Таиров, Эйзенштейн, Сергей Третьяков, зарубежные гости Гордон Крэг, Эрвин Пискатор, Бертольт Брехт,
шведский режиссер Альф Шёберг, а также партийный функционер и деятель культуры тех лет Платон Керженцев. (Эту пьесу, между прочим, однажды поставили в Центральном Доме Актера и даже показали в записи на телеканале «Культура». Запись, к слову сказать, уникальная: Немировича играл Олег Табаков, Станиславского—Олег Ефремов, Мейерхольда—Сергей Юрский, Таирова—Роман Виктюк, Эйзенштейна—Михаил Левитин…).
Семь лучших режиссеров 90-х представили семь лучших режиссеров 30-х
При содействии отдела культуры посольства Швеции в Центральном доме актера в Москве состоялось первое и единственное представление спектакля «Ученики чародея» по одноименной пьесе Ларса Клеберга, поставленного Александром Корженковым. Описываемая в пьесе театральная дискуссия великих режиссеров 1930-х годов Мейерхольда, Немировича-Данченко, Таирова, Бертольда Брехта, Эрвина Пискатора, Эйзенштейна и Альфа Шеберга произошла ровно 60 лет назад. Тогда мэтры обсуждали гастроли китайского режиссера Мэй Ланьфаня в Москве. Искусство мастера потонуло в ироническом шуме знаменитых голосов. Когда же участники разговора наконец обратились к самому Мей Лан Фаню, оказалось, что он уже уехал в Китай. Роли своих предшественников исполнили Олег Табаков, Роман Виктюк, Олег Ефремов, Сергей Юрский и Армен Джигарханян.
Эдуард Графов. А ведь встретились Станиславский с Ефремовым! Про некоторую церемонию в Китае
Культура №24, 24 июня 1995 г.
Это какая-то красивая, но, конечно, странная история. Кое-что в ней необъяснимо, во всяком случае для обыденного понимания. Это тот случай, когда замысел удивительнее вымысла. Всё началось со шведского слависта, переводчика, драматурга, крупнейшего знатока нашего литературного авангарда 20-х годов Ларса Клеберга. Несколько лет назад он написал пьесу «Ученики чародея». И вот о чём.
В 1935 году у нас в стране на гастролях был замечательный китайский актёр Мэй-Ланьфан. И тогда состоялось обсуждение его творчества, в котором приняли участие крупнейшие наши режиссёры. Вот это и стало содержанием пьесы. Aвтор вроде бы всё измыслил и даже ввёл персонажей, которые в этом обсуждении не участвовали, — Брехта, Крэга, Пиксаторa. То есть пьеса-обсуждение стала как бы поводом дать встретиться режиссёрам разных направлений и, соответственно, их идеям.
И вот происходит изначальная «мистика». Какое-то время спустя в журнале «Искусство кино» была опубликована стенограмма тогдашнего обсуждения. Остаётся только поражаться тому, насколько совпали тексты пьесы с записью в стенограмме.
Что дальше? Ларс Клеберг звонит в Москву свoему другу драматургу Виктору Славкину. Дескать, есть вот такая пьеса, не сыграть ли её в Москве к годовщине тех давних событий? Виктор Иосифович реагирует немедленно: «Всех тех режиссёров должны сыграть адекватные им нынешние режиссёры». Забегая вперёд, я предлагаю вам как бы программку спектакля, который, как вы понимаете, состоялся.
Станиславский — Олег Ефремов; Немирович-Данченко — Олег Табаков; Мейерхольд — Сергей Юрский; Таиров — Роман Виктюк; Эйзенштейн — Михаил Левитин; Третьяков — Александр Гельман; Крэг — Львов-Анохин; Брехт — Сергей Арцыбашев; Пиксатор — Александр Филиппенко; Керженцев — Армен Джигарханян.
Как вы заметили, почти все исполнители — главные режиссёры известнейших театров. И как нетрудно заметить, довольно соответствующие своим «прототипам». Но всё это ещё только впереди, а пока… А пока даже самого неистового фантазёра попрошу представить себе театр, а главное, режиссёра, который сможет это, прамо скажем, непростенькое «созвездие» собрать в одном спектакле. Да это практически невозможно!
Но многомудрый драматург жизни Виктор Славкин делает тончайший, единственно верный ход. Он идёт к директору Дома актёра Маргарите Александровне Эскиной. Читателям вовсе не с чего иметь суждение о Маргарите Александровне, но, поверьте мне на слово, я не представляю себе другого человека, который бы так восторженно ринулся в эту (термин не мой, термин воплотителей этой «акции») авантюру. Я не говорю о том, что она предоставила безвозмездно зрительный зал, о том, что её личные подруги притащили китайский «антураж».
Обо всём этом я не говорю. Я ппросто прошу вас ещё раз пробежать глазами вышеприведённую «программку». И Маргарита Эскина вместе с режиссёром спектакля Александром Корженковым села за телефон. Конечно, Эскина беззастенчиво «злоупотребляла» лично к себе прекрасным отношением в мире театра. Но главным была, по её убеждению, готовность талантливых людей к игре, к неизведанному… И ни один не отказался! Хотя мне это до сих пор кажется невероятным. Думается, нынешним корифеям было небезынтересным как бы примериться к корифеям предыдущим. К тому же все эти главные режиссёры — преотменнейшие актёры. Возможно, их прельстила и интересная актёрская задача.
И вот 14 апреля 1995 года, день в день ровно через 60 лет после того обсуждения, оно как бы вновь состоялось в Москве. Я не стану вам рассказывать о самом спектакле. Многие газеты сообщили об этом факте. На мой взгляд, довольно скупо, но не станем столь запоздало исправлять эту ошибку. У нас ведь другая задача — вот и продолжим чреду удивительных событий.
Как вы понимаете, после спектакля состоялся небольшой, но не безалкогольный «фуршет». И вот в застолье, полном прощального ликования и завершающих необычный труд поздравлений, встаёт Маргарита Александровна Эскина и сообщает, что вся труппа… приглашена в Китай, где сможет посетить музей-квартиру Мэй-Лань-фана. Вам, конечно, не раз доводилось наблюдать всевозможные блистательные исполнения финала гоголевского «Ревизора». Но здесь всё было куда как круче. Видавшие виды, избалованные корифеи, как бы это поточнее сказать, обалдели. Здесь всю «режиссуру» оставим на совести всё той же Маргариты Эскиной. Самое поразительное, что поездка была организована её личными усилиями, её личными связями, я бы сказал, в неофициальном порядке. Но оставим эти подробности Маргарите Александровне. Мы же ограничимся вместе с участниками спектакля растерянным воcxищением. И вот в этом состoянии (восхищения) вся труппа была погружена в самолёт и отправлена в Пекин.
Да, конечно, всё было — и «Запретный город», и Великая китайская стена, и загородный императорский дворец. Но я прошу вас мне поверить, самым запомнившимся было посещение дома Мэй-Лань-фана. Где нас ожидала очередная «мистика» этой шведско-китайско-русской истории. Местный художник (фамилию его назвать не берусь, с фамилиями было взаимно сложно) нарисовал огромное полотно, отобразившее встречу Мэй-Лань-фана с нашими корифеями. Я не уловил, кому пришла в голову прекрасная идея — во всю ширину внутреннего дворика этого дома растянули пятиметровое полотно, и оно стало чем-то наподобие театрального задника. А все приехавшие «Станиславские» и «Мейерхольды» расположились под ним. Причём в точно таких же позах, что и их предшественники на полотне. Давайте припомним ещё разок: Станиславский, Юрский, Таиров, Львов-Анохин, Виктюк, Мейерхольд, Левитин…
Ну, конено, сфотографировались и «киноснялись». Кстати, Российское телевидение обещает показать целый фильм обо всём, о чём я вам рассказываю. Когда вы это увидите своими глазами на экране, то поймёте и поверите, что мы были весьма и весьма взволнованы. Это действительно было как-то странно, беспокойно. Да, в этой встрече более чем через четверть века, было некое таинство.
И вот ещё о чём я хотел бы сказать, как бы наблюдателем со стороны. Всё-таки наш театральный мир довольно разобщён. А тут, как вы заметили, и вовсе собрались люди (режиссёры, актёры) весьма несовпадающих творческих разумений. Иной раз даже кажется, враждебных. А по мне-то, что Ефремов, что Виктюк, что Левитин, что Табаков, лишь бы у них хорошо получалось ими задуманное и радовало задуманное другими.
И вот тут предоставилась пленительная возможность побыть вместе, порадоваться друг другу. Я бы даже сказал так, обрести некий совместный душевный покой, взаимную потребность в общении. Да просто симпатию к симпатичным людям. Это была какая-то умная и весёлая поездка.
А что же потребнее для творчества, чем разум и радость?!
(статья расшифрована со слепой копии в сети Татьяной Бессоновой)
Вспоминает Александр Ширвиндт:
(из книги Александра Ширвиндта «Опережая автограф»)
В 1990-е наша любимая «пионервожатая», директор Центрального дома актера Маргарита Эскина, решилась на очередную гигантскую авантюру, связанную с ублажением актива актерского дома. На сей раз она задумала коллективный выезд в одну из стран периодически восходящего солнца – Китай. Путь не близкий, актив многочисленный, денег нет. Но Маргошин талант проявился и в этот раз. Дело в том, что тогда же, в 1990-е, в Доме актера состоялся трогательный пикантно-документальный спектакль «Ученики чародея» по пьесе шведского автора Ларса Клеберга. В ее основе были реальные исторические встречи великого китайского артиста Мэй Ланьфана с цветом советской театральной элиты в 1935 году во время его гастролей в СССР: со Станиславским, с Немировичем-Данченко, Эйзенштейном, Мейерхольдом и находившимся в то время в Союзе Брехтом.
Маргоша собрала тогда мощную команду, распределила роли, рассадила участников, и «встреча» с Мэй Ланьфаном была сыграна на сцене Дома актера. Это мероприятие курировалось газетой «Московский комсомолец», и представители редакции выставляли оценки участникам по пятибалльной системе. Так, Олег Ефремов, игравший Станиславского, получил, кажется, тройку; Олег Табаков (Немирович-Данченко) – три с плюсом; Михаил Левитин (Эйзенштейн) – доигрался до четверки. Сережа Арцибашев, отдаленно напоминавший Брехта, но компенсировавший отдаленность бархатностью голоса, остался без оценки. И только Сережа Юрский получил безоговорочную пятерку, блистательно сыграв Мейерхольда и поразив всех идеальным внешним сходством и знанием текста.
Так вот, Маргоша узнала, что в Китае готовятся широко отпраздновать юбилей Мэй Ланьфана, связалась с китайским СТД (или, не знаю, как у них это называется, но все равно связалась), восторженно рассказала, как в нашей стране помнят Мэй Ланьфана, и поведала о том вечере в Доме актера. При этом скромно намекнула, что мы не прочь отметить вместе с китайцами юбилей великого артиста. Китайцы восхитились и пригласили всю братию в Пекин за свой счет на юбилейные дни с последующей поездкой вдоль Великой Китайской стены.
Дом актера в Пекине представлял собой целый парк со всевозможными атрибутами многовекового китайского театра. В данном случае все пространство было увешано Мэй Ланьфаном в ролях и в жизни, а на сцене при помощи переводчиков и устроителей было воспроизведено московское представление. Так как я в этом произведении не участвовал и был взят Маргошей в Китай только из сострадания, то во время репетиций и самого шоу меня постоянно вежливо просили отойти в сторонку и не мешаться под творческими ногами. Я терпел. Но на банкете я, посаженный где-то в районе китайских реквизиторов, после долгих панегириков в адрес приехавших мастеров сцены не выдержал – попросил через переводчика слово. Мне его снисходительно предоставили. Я сказал, что счастлив наблюдать столь высокое собрание театральной элиты, и извинился, что затесался в этот круг, не участвуя в мемориальном спектакле. Но, продолжил я, в свое оправдание хочу скромно сообщить, что из всех присутствующих с обеих государственных сторон я, наверное, единственный лично общался с Мэй Ланьфаном, который играл для меня на эрху и цзинху и показывал мне разработанный им новый напев «дань». Банкет затих, думая, что я от обиды к невниманию поехал умом, и председатель китайского СТД на чистом русском языке спросил: «Как это?» А это так.
В 1960 году Мэй Ланьфан последний раз гастролировал в Союзе. Он захотел посетить в Москве Дом актера. Михаил Иванович Царев привел его в кабинет директора Дома актера Александра Моисеевича Эскина и зловеще шепнул ему, чтобы в гостиной срочно собрали кого-нибудь из тогдашнего актива. Так как днем актив занимался другими делами, Дом актера был практически пуст. Не нашлось никого, кроме меня, пришедшего к Эскину договариваться о репетиции очередного капустнического хулиганства. Путей к отступлению не было. В гостиной срочно сервировали незамысловатый мини-банкет, и Михаил Иванович Царев, Александр Моисеевич Эскин и, от безвыходности и безлюдья, я два часа наслаждались общением с Мэй Ланьфаном. Председатель китайского СТД вынул меня с окраины стола, посадил рядом с собой, и всю оставшуюся поездку я был в Китае вторым лицом после Мэй Ланьфана.
Это происходило четверть века назад. Участников того исторического выезда остается все меньше и меньше. Ушел Сергей Юрский. Мало кто видел блистательного Юрского в роли Мейерхольда, сыгранной в этой домактеровской эпопее. Очень жаль. Потому что это был наглядный пример отношения великого актера к любой, пусть самой «домашней» необходимости пребывания на сцене. Максимализм и святое отношение к подмосткам – мощные составляющие профессионализма Юрского. Целеустремленность – во всем. Помню, в семь утра Сергей Юрьевич стучался ко мне в номер и властно тащил меня в бассейн. Я, вяло сопротивляясь, спускался и, сидя на «берегу», наблюдал, как Сережа проплывает свой ежеутренний минимум – двадцать бассейнов. Каждый раз, плывя мимо меня, он призывал одуматься, нырнуть и начать вести правильный образ жизни.
В Китае мы не только плавали в бассейне, но и не избегали суши. Не путайте в данном случае суши с сушей. Сережа запомнил наши похождения лучше.*
- А.Ширвиндт имеет ввиду рассказ Сергея Юрского «Шёлковый базар», вошедший в книгу «Содержимое ящика».)
Поскольку этот проект был одноразовым, найденные в сети публикации (особенно воспоминания) в каких-то деталях расходятся друг с другом и проверить некоторые факты не представляется возможным.
Сергей Юрский 