Таллинн — Москва 

Я знал Наташу Тенякову и Сергея Юрского еще по Ленинграду, в своём детстве, позже застал их в очень трудный для них период гонения и травли Юрского властями ленинграда, оно усиливалось день ото дня. Это было, что называется, проверкой на прочность. Наташа выдерживала ее с честью. Всегда спокойная, подтянутая – ни за что не скажешь, как ей тяжело… Но однажды я шел по коридору театра БДТ и машинально заглянул в приоткрытую дверь ее гримерки: Тенякова сидела за своим столиком и тихо рыдала. Я оцепенел от неожиданности: слишком уже не вязался образ плачущей, беззащитной женщины с тем, к которому я привык. Пока я судорожно размышлял, что мне предпринять, Наташа подняла голову, посмотрела в зеркало и стала «делать лицо», начала гримироваться. Я постучал и нерешительно вошел, все еще не зная, как найти слова поддержки и понимания, но они не потребовались. Передо мной была привычная Тенякова – ровный голос, спокойный взгляд, приветливый тон. Железная женщина. 
Эта беседа, всего лишь фрагменты наших разговоров, видимо большое интервью ещё впереди. Наташа порой бывает скупа на слова, но тем они ценне и уж точно искренни. 

– Наталья, я знаю, как вы любите животных. Ия Саввина как-то рассказывала, что однажды вы с ней гуляли по парку, и белки бегали у вас по плечам и по рукам. Животные тоже любят вас?

– Видимо, они чувствуют мою любовь к ним. Наш кот Осип был очень знаменит, знаменитее его хозяина Сергея Юрского. В одной пьесе он даже фигурирует под своим именем. Осип прожил у нас двадцать один год – невероятный долгожитель. Его знали все наши друзья, знакомые и незнакомые люди и всегда спрашивали, как он поживает. Сейчас у нас новый рыжий кот – Соус. Его мы тоже подобрали в театре.

– За что можно любить животных и не любить людей? 

– В животных нет ни подлости, ни зависти. Им свойственно чувство благодарности и чувство собственного достоинства. Они даже понимают человеческую речь. 

– Чего же не хватает людям, чтобы понимать друг друга? 

– Люди ненасытны. Им всегда нужно что-то еще. То, чего у него нет, но есть у соседа. Человек не может себя ограничивать, не может быть счастлив тем, что имеет. Ну, есть у тебя способности – развивай их. Соизмеряй свои потребности со своими возможностями, и тогда у тебя не будет этого безумного беспокойства. Тогда ты не будешь страдать и завидовать.

– Но ведь искушения существуют всегда. 

– Про искушения все в Библии написано…

– Вы человек традиций?

– Да. Я очень люблю дом, семью, покой. Мне нравится фраза: «Чтобы все были дома и все спали». Тогда мне спокойно, хорошо и уютно. Я очень люблю наши семейные ужины, праздники: Новый год и 9 мая.

– Какие поступки вы не смогли бы простить близким людям?

– Близким людям я прощаю все. 

– А друзьям?

– Что-то не прощаю. Не мщу, но обиду, к сожалению, помню.

– Вы считаете себя сильной женщиной?

– Окружающие считают меня сильной. Но у меня другое мнение.

– Вы сильно изменились с тех пор, как уехали из Ленинграда? 

– Может быть, только внешне. Постарела. Больше узнала, стала опытнее. Больше отстояла в очередях, больше обедов приготовила. Но по сути своей я осталась прежней. У меня такие же ощущения, только с налетом усталости.

– Актерский характер включает в себя способность добиваться своей цели. У вас это есть?

– Этого качества я лишена начисто. У меня совсем не актерский характер. Об этом меня предупреждал еще мой учитель. Он боялся, что я не сделаю достойную моих способностей карьеру. Актерский характер имеет локти. 

– Вам в жизни просто везло или вы прилагали для этого какие-то усилия? 

– Я знаю очень многих молодых, способных актрис, которые никогда не станут большими актерами. И все потому, что в них живет внутренняя лень. А душевная спячка в нашей профессии – это гибель.

– Наташа, а вы сумели использовать свой шанс?

– Очень много шансов я упустила. Или по лени, или просто почему-то не хотела. Часто я отходила и уступала. Я не использовала свой шанс стать многодетной матерью – мне природа давала такую возможность. И не то чтобы я об этом жалела. Моя единственная дочь дает мне достаточно счастья. Просто это ужасно, не по божески. А все потому, что в бытовом смысле наша жизнь была очень тяжелой.

– Для театрального артиста, популярность тоже приходит через кино, ведь не каждый может увидеть вас на сцене. Почему у вас не так много киноролей, наверное их могло бы быть и побольше?

– Сниматься в кино не люблю. Я, как только прихожу на съемочную площадку, так мне сразу домой хочеться. Так что я решила, не участвовать в том, что мне не очень нравится. Бывали, правда, редкие исключения. А такую картину как «Любовь и голуби» я люблю. 

– Вы стараетесь быть в курсе всех событий? Много читаете, ходите в музеи, театры?

– Юрский, например, смотрит и читает все, что только можно. Читать необходимо. Ничего не видевший человек крадет сам у себя. Я знаю актеров, которые не представляют себе, где расположены другие театры. А ведь спектакли надо смотреть хотя бы потому, чтобы учиться на ошибках других.

– Но на своих ошибках вы тоже учитесь?

– Да. И это не страшно. Я пытаюсь передать свой опыт дочери. Рассказываю ей о своих ошибках. Она верит мне, но отвечает: «Это твоя жизнь. А я все равно пройду свой путь». Так что опыт чужой жизни, пусть даже очень близкого человека – не воспринимается. 

– До не давнего времени, ваша дочь Даша с семьей, жила с вами. Вы сетовали на обстоятельства, но теперь все изменилось?

– Главное осталось единство семьи. Долгие годы мы не могли купить квартиру, но это было продиктовано обстоятельствами. Виной тому наше безденежье. При советской власти ее хоть как-то можно было получить. А сейчас надо покупать, – купили. Но видимся мы часто, да и работаем вместе. Даша успешно работает во МХАТе. Так, что все вроде бы нормально, но…

– Социализм ушел, и ему на смену пришел хаос… 

– Социализма мне и даром не нужно. Мне нужно, чтобы мне платили за мою работу, которую я делаю неплохо. Но мне не платят ни при социализме, ни при капитализме. В этом плане у нас ничего не изменилось. Большие деньги получают совсем другие люди. 

– Человек изменяется и государство меняется. Может быть, лет через десять все станет по-другому?

– Думаю, что все останется по-прежнему. У нас вечно не те лидеры, вечно не те лица – и в ЦК, и в парламенте, и в правительстве. Я не могу понять чеченскую войну. Многие вещи я не понимаю и думаю, что не одинока. 

– В вашей семье две сильные личности – вы и ваш муж Сергей Юрский. Как вы уживаетесь вместе столько лет?

– У нас есть такие маленькие хитрости. Мы умеем переводить ситуации в юмористическую плоскость, и все напряжение моментально спадает. Слава Богу – он наделил этим качеством всю нашу семью. Иногда кажется, что мы вот-вот рассоримся вдрызг, но кто-то из другой комнаты скажет что-то смешное, и все сразу разряжается. 

– Вы можете назвать себя счастливой?

– Я умею радоваться, иногда бываю заводной, но по натуре я скорее меланхолик. Печалей у меня накопилось больше, чем радостей. Человек вообще одинок. Поэтому хорошая, надежная семья, где тебя понимают и принимают, – это очень важно. И здесь я несказанно счастлива. 

– За что вы полюбили своего мужа?

– Влюбилась я сразу, мгновенно и на веки вечные. В ту же секунду, как только увидела его. Я еще не знала, какой он. Лишь догадывалась, что он большой артист, что он кумир, что он умный. Но тем не менее я уже любила, и, значит, все было правильно. Его есть за что любить. Это один из самых интеллигентных и порядочных людей. Ни в какой ситуации он не предаст и не потеряет чувство собственного достоинства. Он надежен, как каменная стена.

– О чем вы мечтаете?

– Поскольку моя дочь стала актрисой, я мечтаю, чтобы теперь состоялась она. Чтобы допела то, что не успела я, чтобы полностью использовала все свои шансы и осталась при этом порядочным человеком. Так что все мои мечты и надежды связаны с дочерью. Поначалу я не хотела, чтобы она была актрисой. А теперь думаю, какая же я была глупая. Как прекрасно передавать свое дело в руки близкого, родного человека, который еще и похож на тебя. Это счастье. Я думаю, Даша будет умнее и удачливее меня.

– Что вам вспоминается из вашего детства?

– Дача. Детский сад в Комарове. Песчаный откос. Внизу идут поезда, а мы считаем вагоны. На каком-то празднике я читаю басню «Стрекоза и Муравей», и меня слушает много людей. А за моей спиной – огромный портрет Сталина.

– В детстве мечтали стать актрисой?

– Как все девчонки. Только мама куда-нибудь уйдет, сразу одеваешь ее туфли на каблуках и заматываешься в тюлевые занавески. Я всегда любила передразнивать знакомых. Но стать артисткой я не мечтала. Мне это и в голову не приходило. 

– И когда же пришло это желание?

– После школы. Мне посоветовала учительница. Видимо, тайное желание было у меня всегда, но я никому в нем не признавалась. Думала, что буду учительницей. И родители, особенно папа, не поощрял моих театральный пристрастий. А вот учительница увидела меня в школьном спектакле и посоветовала пойти учиться. Так что я ей очень благодарна, она мне как крестная мама. 

С детства я хорошо плавала. И вот после первого курса, я поехала на реку Неман и меня стало закручивать в воронку. Мне словно кто-то план показал, как надо спасаться. Воронка ведь конусообразная, идет к низу, ко дну. Я нырнула в воронку и потом вынырнула вдалеке от нее. 

– Что нужно артисту, чтобы он состоялся?

– Роль. Хорошая главная роль. Говорят, что есть маленькие актеры, но нет маленьких ролей. Это чепуха. Артист не может состояться на маленьких ролях. В профессии можно утвердиться только через крупную, большую роль, в которую будет вложена большая работа души. Еще должен быть режиссер, которому ты веришь. И чувство меры. И если к этому добавится собственный стиль, тогда можно стать личностью и на сцене, и на экране. 

– А чувство такта?

– Многие этим качеством вообще не пользуются и прекрасненько живут. Это вопрос воспитания. Чувство такта свойственно только интеллигентным людям.

– Как бы вы определили этих людей?

– Они умеют слушать другого человека, понимать, входить в его обстоятельства, его образ мыслей и действий. Они умеют сосуществовать. Без этого качества наша жизнь превращается в постоянные разборки. Это хамское слово и появилось-то потому, что у нас вообще нет интеллигенции. Кругом одни разборки. Неумение понять, вникнуть и помочь. Это слово объясняет всю нашу действительность. Так в разборках и живем.

– Вы так негативно воспринимаете сегодняшнюю жизнь?

– Меня пугает, во что превратилась наша страна. Мы с нашей экзотикой уже никому не интересны и стали помойкой, куда можно сваливать все дерьмо. И это страшно. Россия очень богата талантами, но лучшие из них или уезжают сами, или их отправляют куда подальше. А мы лишаемся самого главного – людей, которые несут знания и культуру. Мы превращаемся в какой-то Непал. Только без пальм, со снегом и грязью. Может быть, наша страна заражена каким-то особым микробом?

– Вам никогда не хотелось эмигрировать?

– Такой вопрос никогда не стоял. Ленинград нас выгнал, но Москва приняла в свои объятия.

– Все-таки выгнал?

– Конечно. Юрский был запрещен везде, во всех средствах массовой информации – на радио, в прессе, на телевидении. Его выступления вырезали из снятых передач. И главное – ему так никто и не ответил на вопрос «за что?» Никто! КГБ сказал – идите в Смольный, а в Смольный его не пустили. Мы стали думать о переезде в Москву. Москва нас приняла, но тоже не сразу. Ленинград успел нагадить и тут. Я имею в виду, конечно, не сам город, а его обкомовских бонз. У нас уже была договоренность с МХАТом, но ленинградские деятели успели позвонить в министерство культуры. Демичев вызвал Ефремова и сказал, что Юрского во МХАТе быть не должно. И тогда Ростислав Плятт пригласил Сережу поставить к его юбилею пьесу. Так мы попали в театр Моссовета.

– Внешний вид человека важен для вас? Ведь по одежке встречают…

– Увы, это так. Но я этому никогда особого значения не придавала. И здесь мы с Сережей очень похожи. Заставить его что-то на себя купить – мука ужасная. Он совершенный инфант. Он умеет держаться, прекрасно носит костюмы, но все магазины – на мне! 

– «Красота спасет мир»?..

– Эту фразу Достоевского ужасно затрепали. Как и высказывание Чехова «В человеке все должно быть прекрасно». Но прав ли Достоевский? Если бы она действительно спасала! Вот мы сидим и смотрим на красивейшее море. Какие, кажется, чудесные мысли и люди должны быть рядом с ним! Однако так не получается. Что может сделать красота? Избавить человечество от драк и войн? Помочь ему построить идеальное общество? Человек – ужасное создание, и против него красота бессильна. 

– Если продолжить мысль про красоту духа и мысли, то у кого из артистов вы учились? Кто из них вам нравился?

– Я долго была влюблена в Янину Жеймо. Ее «Золушку» смотрела раз тридцать. Мне очень нравилась Фаина Раневская. Говорят, что в некоторых моих характерных ролях видно влияние Фаины Георгиевны. А в молодости я посмотрела один итальянский фильм, где играла артистка необыкновенной красоты – Белинда Лий. К сожалению, она погибла в двадцать четыре года. Посмотрев этот фильм, я пришла в институт и сказала своему руководителю: «Я ухожу, потому что никогда не смогу стать такой, как Белинда Лий. Это мой идеал». Он долго смеялся и все-таки уговорил меня остаться.

– Какие фильмы вы любите смотреть?

– Хорошие. В последнее время увлеклась триллерами. Они, как детективы, только страшнее, потому что никогда не знаешь, откуда идет беда.

– А что на счет музыки?

– Не могу сказать, что у нас все время играет музыка. Но недавно мы были в филармонии на концерте оркестра «Молодая Россия». Это поразительно! Музыканты очень молодые, но играют великолепно. Конечно, среди них нет ни Ростроповичей, ни Ойстрахов. Но они настолько свежи и так любят музыку, что я давно не получала такого наслаждения. Так что иногда нам дано понять, что мир еще существует и в нем есть вещи, способные привести человека в восторг.

– Вас пугает мысль о смерти?

– Это очень трудный вопрос Павел. Однажды мы были с Дашей на даче, и у меня случился тяжелейший сердечный приступ. Мне показалось, что это конец. Но я боялась не смерти, я возможности умереть на глазах у дочери. И у меня была одна задача – выгнать ее из комнаты. В тот момент я ни о чем больше не думала и только хотела, чтобы она не увидела мой исход. Тогда-то я и поняла, что смерти не боюсь.

– В судьбу верите?

– Судьба есть. Если чего-то очень хочеться, то оно обязательно сбудется. Только работать надо. 

1997–1998 

Таллинн, Москва