Все свободны. В студии — Сергей Юрский. — Радио Свобода. 02 Май 2004. Ведущий -Виктор Шендерович

Виктор Шендерович: Сегодня мой гость в студии Радио Свобода в Москве -Сергей Юрский. Без чинов, званий и даже статусов, потому что их набралось очень много. Я из Интернета вынул: актер, режиссер, писатель, писатель,драматург, как ни крути — общественный деятель. Просто Сергей Юрский.Сергей Юрьевич, добрый день.

Сергей Юрский: Сперва поздороваюсь с вами, Виктор Анатольевич, рад вас видеть.

Виктор Шендерович: «Многоуважаемый господин Юрский, — пишет Аркадий Кайданов из Валенсии. — Уютно ли вам в нынешнем времени? Я даже не имею в виду время президентства Путина. Прошу оценить ваше самоощущение литератора, актера, режиссера в период с начала 90-х. Отзывается ли ваше слово?». Вот такой первый, замечательный, по-моему, вопрос.

Сергей Юрский: Вопрос очень сильный, отвечу на него не двумя словами тогда. Потому что это ничего себе — с 90-го года. 90-е годы я всегда в наших беседах называл самыми плодотворными в моей жизни, потому что еще были силы и уже появились более широкие возможности. Поэтому было очень много сделано и, мне кажется, небессмысленного, достаточно ценного — для того,чтобы выразить то, что накопилось за прошлые десятилетия, и то, что было новыми впечатлениями. Но сегодня я не хочу говорить о десятке лет или о 15годах. Я хочу говорить о последних трех месяцах, то есть об этом годе — 2004. Я вообще все время оказываюсь таким дежурным пессимистом на телевизионном экране и на радиоволнах. И вот сегодня у меня другое ощущение. Несколько поездок, которые были по стране с концертами, со спектаклями за эти месяцы, дали необыкновенные впечатления от людей, от отдельных людей, от того, чтo я узнал, от того, чтo люди прислали, чтo люди делают. Я понял, что не просто бьется пульс мысли, а Россия рождает — там, в самых глубинках, в самых странных, казалось бы, богом забытых местах,потому что иногда вся Россия, когда ты по ней ездишь, кажется богом забытым местом, но в самых действительно уже забытых местах, — замечательный уровень мышления и свершения ума, чувства, таланта.

Виктор Шендерович: Можно здесь подробнее, просто интересно?

Сергей Юрский: Конечно. Все то, что было за последнее время. Мой друг Марлен Кораллов — один из членов жюри, которое проводит конкурс от общества «Мемориал» и от краеведческих обществ, где молодые люди,школьники пишут работы. Узнав о том, что он мне говорил, я был потрясен. Я попросил дать мне несколько работ. Я вам назову — есть некая Екатерина Евдокимова из 11 класса, из села Тамбовской области. Я прочел ее работу»Сбереги чистый дух — в этом истины сила». Эта работа около ста страниц печатных, это исследование, не апологетическое, а нейтрального человека,который пытается понять, что происходит, об истинных православных крестьянах. Скажем — не будем обзываться, но скажем — о секте. Но это история секты и живых людей, которых она знает. С 20-х годов это все существует. И противоречия того, что она наблюдает, она не пытается разрешить и сказать -это правильно, это неправильно. Гонения на этих людей, судьбы этих людей,дух этих людей — это совершенно поразительное произведение.

Я читаю другое: некая Валерия Остроумова, 9 класса ученица, пишет произведение на сто страниц «Враг или жертва?». Она из города Мончегорска Мурманской области, где исследует женщину русско-эстонского происхождения, ее биографию и в связи с этим проблему, которая сегодня одна из важнейших — насильственная миграция. Поразительная работа. Это то, что я не вижу в реальности, это до меня доходит в виде произведений, но они меня потрясли. Я вижу — это школьники. Это совпадает с телевизионной передачей»Умники и умницы» — прекрасная передача. Но вот еще дополнительные вещи -это не ответы на вопросы, это работы, исследования.

Я еду в город Мариуполь и сталкиваюсь там с неким Игорем Гапоновым,который уже три года меня туда вызывал. Я сталкиваюсь с поразительным уровнем зрителей, с десять лет существующим клубом интеллигенции Донецк-Мариуполь под называнием «Диалог», клубом, который без перерыва десять лет работает. Я сталкиваюсь с этими людьми, и я совершенно прихожу в возвышенное изумление об уровне этого дела.

Я еду в город Брянск. С Теняковой играем там «Стулья» на фестивале «Знаки времени». Я вижу фестиваль модернистского искусства, международный, я встречаю — там ходит какой-то итальянец, который написал какую-то невероятную музыку электронную, который приехал в Брянск и показывает ее там. За ним идет финн, который показывает там. Это все происходит в Брянске,все это делает женщина по имени Люба Пчелкина — это реальный человек. Я приезжаю в Питер, могу просто показать: Ольга Седакова, одна из самых умных женщин и одна из самых поразительных поэтесс и философов наших. Вечер,который устраивает Святопетровское братство в музее Ахматовой. Я только билет читаю, я не мог быть на вечере, потому что у меня самого был концерт в этот день. Но я читаю только билет, встречаюсь с этими людьми, и я понимаю,что только что умерший Сергей Сергеевич Аверинцев, который, казалось бы,обращался к векам, потому что все это как-то сложно, — нет, эти все люди, все названные, и я еще могу называть, для них для всех этот уровень мышления,эта проблематика, она для них родная, они — на этом уровне. И это везде, не буду сейчас перечислять. Поэтому я нахожусь в странном состоянии — после многих лет пессимизма, на время, а именно на время нашей передачи — я нахожусь в состоянии того, что не то, чтобы это все разовьется и будет: я вижу все, что происходит, и оно меня крайне огорчает и тревожит. Но зерна откуда-то падают, и они не умирают.

Виктор Шендерович: «Не бывает напрасным прекрасное», как сказано в стихотворении Юнны Мориц. Конечно, никуда оно не девается. Ваше сорокалетнее, боюсь соврать, присутствие в том числе — подтверждение того,что ничто никуда не девается.

Слушатель: Вы знаете, почему я вспоминаю Сергея Юрского? Потому что я вспоминаю молодость, середину 70-х и конец этих годов в Питере. Мало кто знает, что там творилось. Было какое-то дело в 60-х годах университетское,которое кончилось на самом деле расстрелами. Об этом почему-то мало кто говорит. И было все так тяжко. Я знаю, что Сергей Юрский уехал потом из Питера.

Сергей Юрский: Вы университетский человек?

Слушатель: Да. Я потом в 80-х, когда пытался, я на мехмате учился, потом я к гуманитарным наукам сильно пристрастился.

Сергей Юрский: Понимаю. Но я уже тогда расстался с университетом. Я только что сейчас ездил на университетские мероприятия, юбилей нашей драмы. Но я не знаю об этом деле 60-х, поэтому трудно судить.

Виктор Шендерович: Но все-таки, раз уж эта тема затронута, вот этот переезд тогда в Москву — о нем тогда уже много говорилось. Сильно тяжелее было в Питере? Еще хуже, чем в Москве? Это было так заметно?

Сергей Юрский: В Питере было мне тяжелее. Не одному мне. Но мне -конкретно.

Виктор Шендерович: Почему? Такой, может быть, наивный вопрос.

Сергей Юрский: Для актера это выражается в простейшей вещи — запреты на деятельность. Поэтому вы это тоже знаете.

Виктор Шендерович: Что-то такое мне более или менее знакомо уже в Москве.

Сергей Юрский: Запрет на деятельность, причем произнесенный,сформулированный, не тайный.

Виктор Шендерович: А вот это интересно, потому что об этом я не знал. Кто формулировал, как формулировалось? Романов?

Сергей Юрский: Романов — это на него всего валят. А вообще все показывали пальцем вверх и говорили — оттуда. Но говорили руководитель радио,руководитель телевидения, руководители газет — о запрете этой фамилии.

Виктор Шендерович: Чем провинились?

Сергей Юрский: Этого я не знаю. Видимо, множественность факторов. Потому что у меня не было тайной деятельности никогда. И вообще, к сожалению…

Виктор Шендерович: Кроме того, что играл Чацкого.

Сергей Юрский: Я играл все, что полагалось играть. Я работал в театре такого человека, как Товстоногов, который полагал, что он делает то, что он должен делать. Но, к сожалению, я не могу похвастаться тем, что я был диссидентом. Я не был диссидентом. Я был человеком вольномыслящим, больше ничего.

Слушательница: Добрый день. Татьяна, Москва. Большое спасибо Юрскому за то, что он рассказал о том, что происходит в провинции. К сожалению, мы очень мало об этом знаем. Москва фантастически эгоцентрична и не хочет, и не желает знать о том, как реально живут люди в провинции. И все разговоры о формировании гражданского общества носят достаточно герметичный,сектантский характер, к большому сожалению.

Сергей Юрский: Правильно говорите, по-моему.

Слушательница: Я даже обратила внимание на то, что вчера был митинг демократических сил — к большому сожалению, в силу ряда причин я сама не могла пойти. Очень переживала и хотела просто узнать, что и как там было.Сюжет на Первом канале — две секунды, по Второму — мельком пробежала камера, на демократическом «Эхо Москвы» выступление только Виктора Анатольевича Шендеровича, на Радио Свобода все-таки вспомнили о том, что митинг был инициирован «Яблоком». То есть вообще ничего не происходит. Все нам пытаются подать реальную действительность такой, как она отображается в средствах массовой информации.

Виктор Шендерович: Спасибо, Татьяна. Вопрос, я думаю, понятен. «Я не сторож брату своему», но даже удивительно, что хоть две секунды показали по Первому каналу.

Сергей Юрский: Я думаю, причина здесь такова: просто, видимо, телевидение имеет какую-то разнарядку показывать многими десятиминутными, 15-минутными, 20-минутными — выступления Рогозина ежедневно по всем каналам, помногу раз. И поэтому тесно очень.

Виктор Шендерович: Не укладываемся в метраж. Но, вы знаете, у меня своя есть версия по поводу Рогозина и по поводу десятиминутных сюжетов с Путиным со спортсменами, с доярками и так далее. У меня есть своя версия, я думаю, даже забавная. Дело не в том, что есть какая-то разнарядка, что кто-то из Кремля велел показывать.

Сергей Юрский: Я шучу, разумеется.

Виктор Шендерович: Я думаю, что идет соревнование. Ведь грозит, не грозит,но в перспективе должен быть один канал государственный. Идет большая война между начальниками Первого и Второго канала: кто будет, собственно говоря, у руля. Поэтому идет хронометраж внутренний: они сколько минут показывали Путина? Восемь. Значит мы девять. На следующий день те смотрят- Путина 9, значит, давай 12 дадим. Происходит на этом уровне, без всяких разнарядок, по большому счету.

Сергей Юрский: Но вы профессионально смотрите телевизор, я просто меньше его смотрю.

Виктор Шендерович: Я переключился на спортсменов и животных: я смотрю новости только по работе, когда нужно делать программу. А вот насчет герметичности Москвы вы подтвердили. Какую Москву мы имеем в виду, когда говорится, что Москва высокомерна, эгоцентрична, герметична? Мы кого имеем в виду, когда говорим слово «Москва»?

Сергей Юрский: Как ни странно, этот гигантский город, в котором очень много людей элитно-богатых, элитно мыслящих, признанных, верхушка, — и очень много людей бедных, во всех смыслах бедных, трудноживущих, долго ездящих до работы и обратно, не имеющих денег — то есть всё это есть. Но все эти люди объединены тем, что они живут в этом мегаполисе, в этом особом государстве, которое называется словом «Москва» или «столица», которая есть отдельная вещь. И это, кстати говоря, в провинции, разговаривая, тоже ощущаешь, там тоже есть свои деления. Но Москва есть Москва.

Виктор Шендерович: Я это знаю, потому что меня в армии били по нескольким позициям, по разным частям тела и по нескольким позициям.Еврей с высшим образованием; но за то, что москвич — попадало отдельно. Я просто хочу сказать об этом, когда мы говорим о герметичности Москвы.

Сергей Юрский: Сейчас это даже больше, я думаю.

Виктор Шендерович: Понимаете, какая штука: половина людей, которая нынче элита московская, вы, например: Не назовешь, правда, Петербург провинцией, но тем не менее:

Сергей Юрский: Но я и не элита, полу-московская, хотя Москву очень люблю.

Виктор Шендерович: Возьмем Гришковца того же, который сегодня уже -московская творческая элита, безусловно. Москва его с радостью просто обняла,приняла в себя, и вот он уже здесь. Я не вижу никакой особой герметичности.Тем более, если оглянемся вокруг, то мы увидим, что процентов 60-70 людей творческой, художественной, политической элиты — это впитанные из провинции, из разнообразной провинции и ставшие москвичами.

Сергей Юрский: Я бы Жене Гришковцу, как и другим людям, которые приехали из провинций разных, сказал бы, что это опасный момент. Москва,действительно, город купечески широкий и гостеприимный, пироги пекут и очень любят приезжих, пока они не остаются тут жить. Как только они остаются тут жить, все очень сильно меняется. И тут нужно очень быстро сориентироваться и выбрать одну из местных элит, и в нее попытаться войти.

Виктор Шендерович: Как говорил ваш персонаж: «Скоро ваши рыжие кудри примелькаются и вас начнут бить».

Сергей Юрский: Просто беда. Тут нужно либо вписаться в свое же землячество, либо в определенный клан. А вот такую свободу самостоятельности, одинокой, прелестной самостоятельности, которую ты чувствовал в Москве, когда ты был приезжим, — она очень быстро кончается, и дальше за эту самостоятельность придется крепко платить. Это мегаполис, как Париж в 19 веке.

Виктор Шендерович: Я хочу сказать, что не только в 19 веке: все столицы мало имеют общего со своими странами. Нью-Йорк — это тоже не Америка, как вы понимаете.

Сергей Юрский: Ну там я меньше всего знаю. Думаю, что да.

Виктор Шендерович: Я слышал американский анекдот, когда еще были башни-близнецы, про то, как фермер из Техаса своего сына привез в Нью-Йорк на смотровую площадку. «Видишь, сынок, — на Манхеттен показывает, — так вот запомни — это не Америка». Это мне рассказывали американцы, это американский анекдот, строго говоря, это можно рассказать и про Россию.

«Юрскому — ура!» — пишет Лариса из Подмосковья. Присоединяюсь.

Слушательница: Здравствуйте, Сергей Юрьевич. Я вас очень рада слышать. Я вам хочу такой вопрос задать: вы знаете, вы не могли бы оценить фильм»Идиот»? Его все так превозносят, а я начала его смотреть, первую серию, и дальше я не смогла смотреть. Потому что Евгений Миронов, ну я не знаю…

Виктор Шендерович: Ваша оценка понятна.

Сергей Юрский: Мне очень нравится этот фильм. Он для меня в какой-то мере искупает понятие «сериал», которое, вообще говоря, опасно для моего искусства,которым я занимаюсь 50 лет, для актерского искусства. А здесь, мне кажется,что Достоевский, правда, выглядит автором детектива, и вполне годится для сериала — в данном случае. Но работа Жени Миронова, мне кажется, одна из самых выдающихся работ последнего времени, особенно рядом с другими его работами, столь непохожими, в это же время сделанными. Но там и Чурикова,там и Басилашвили, там и Петренко — актеры высокого класса, но такого уровня,да еще в букете, они давно не представляли. И Лазарев-младший, там просто все. И всё это, надо сказать, поклон режиссеру Бортко, который и в других работах показал, что он высокого класса режиссер. В какой-то время — на время,еще раз говорю — он для меня оправдал слово «сериал».

Виктор Шендерович: Замечательно.

Слушатель: Владимир Мамонов, Санкт-Петербург. Юрскому, конечно. Я вас знаю. Если вы представляете, как я знаю Большой драматический театр, знаю,кто такая Кибардина, я ее видел.

Виктор Шендерович: Я не представляю, а Сергей Юрьевич закивал.

Слушатель: Господин Юрский, вас спрашивали, что случилось с Большим Драматическим театром. Я могу сказать немножечко, такую мысль…

Виктор Шендерович: Одну секундочку. Сейчас мы с вами будем браниться в эфире. Дело в том, что есть время на вопрос. Задайте, пожалуйста, вопрос Сергею Юрьевичу.

Слушатель: Сергей Юрьевич, дело в том, что ваше падение было из Большого театра, то есть вас оттуда вынесли благодаря тому, вы знаете, когда вы поставили булгаковскую вещь.

Виктор Шендерович: Есть ли вопрос у вас? Нет вопроса.

Слушательница: Добрый вечер. Я скажу большое спасибо Сергею Юрьевичу за его передачу «Три поколения». С удовольствием слушала, особенно последнюю.Под всеми словами подписывалась. Ему здоровья, всего самого лучшего, всего самого хорошего, и пусть он почаще к вам приходит в гости.

Слушательница: Добрый вечер. Я хотела выразить свое уважение Сергею Юрьевичу и сказать, что Сергей Юрьевич — редкий пример удивительной независимости в крайне зависимой профессии. Как это вам удается? Надо ли чем-то жертвовать ради этого? Я знаю два таких примера — Сергей Юрьевич и Олег Иванович Борисов.

Сергей Юрский: Никогда не надо ничем жертвовать, отдавая взамен независимость. Актерская профессия, если это профессия художника, то она имеет тайную свободу. Вот ее сохранять я желаю моим молодым коллегам.

Виктор Шендерович: «Я знаю, что вы верующий человек, — пишет Наталья из Москвы. — Трудно ли актеру быть верующим человеком и пессимистом?».

Сергей Юрский: Вот когда такие темы возникают, то я одно могу сказать, что это — для специального разговора. Превращать радио и такую передачу в слишком большую откровенность или в слишком большое углубление, мне кажется, непозволительно. Я благодарен за вопрос, отвечу на него и скажу -трудно. Всякое дальнейшее — это уже диалог, в который мы должны с вами вступить, а у нас с вами на это нет времени.

Виктор Шендерович: Вернемся к теме про независимость, которой нельзя жертвовать. Вот замечательное письмо, с иронией: «Хочу спросить известного борца за чистоту культурных рядов Шендеровича, как он относится к тому факту, что Людвиг ван Бетховен многие свои произведения посвящал властителям, страстно желал их положительной реакции и вознаграждений,припадал, как у вас говорят, к плечику. Упрощая вопрос до предела,сформулирую так: мог бы Бетховен, живи он в эпоху Шендеровича,претендовать на вашу дружбу и, как результат, быть гостем передачи «Все свободны»? Или бы вы презирали его, как американские музыковеды Шостаковича?». Ничего себе вопрос! Я должен отвечать за Людвига ван Бетховена. Должен немножко вступиться за Людвига ван Бетховена: он не припадал к плечику. Он восторгался Наполеоном, посвятил ему Третью Героическую симфонию, как известно. И потом, когда Наполеон стал императором, объявил себя императором, именно в этот момент Людвиг ван Бетховен, как известно, снял посвящение с партитуры. То есть не припадал к плечику, уважаемый мой корреспондент, отнюдь, наоборот, он восхищался, он мог заблуждаться с половиной человечества по поводу Наполеона. Наполеоном восхищался не только Людвиг ван Бетховен — Александр Сергеевич Пушкин тоже восхищался. Мало ли кто им восхищался.

Сергей Юрский: Есть люди, которые им сугубо не восхищались, например,Верещагин. Договорите, я хочу вступить в эту тему, она мне интересна.

Виктор Шендерович: Я просто хочу сказать, что одно дело — заблуждение, одно дело быть очарованным тем или другим политиком, а другое дело: Одним словом, не будем из Людвига ван Бетховена делать музыкальный вариант Глазунова или Церетели. Все-таки немножко другой уровень заблуждений,заблуждений гения. Это другой разговор. Мне кажется, что они идут по другому разряду.

Сергей Юрский: Я бы хотел сказать, что не только заблуждения. Мольер почти все свои пьесы посвящал либо королю, когда осмеливался, либо королевским особам. И делал это не потому, что меня побьют или я не пройду, а потому что он был монархистом. Господа, нельзя применять сегодняшние демократические устремления мира к другим эпохам. Демократия не так давно возникла. Человек себя чувствовал вассалом верховного правителя, и верховный правитель был для него божественным явлением, никаких возражений не вызвал. Это было действительное почтение к высшей особе. И это длилось множество веков, и это не мешало внутренней самостоятельности человека, это связано с той темой, которую мы затронули: внутренней независимости и тайной свободы. Но это не значит, что пока были короли,цари, вообще верховные руководители, то каждый, кто говорил низкопоклонные слова, всегда были неискренни. Я сейчас острую вещь скажу, ,но когда славословили или пытались славословить Иосифа Виссарионовича Сталина наши люди, которые теперь оказываются постфактум в лагере протестантов или неприемлющих, — включая сюда и Булгакова, и Пастернака, и даже Мандельштама, я уж не говорю о Маяковском, — это было не то, что: меня арестуют и я скажу хорошие слова. Вовсе нет. Это была вписанность в ту египетскую пирамиду власти.

Виктор Шендерович: «В желанье славы и добра гляжу на вещи без боязни».

Сергей Юрский: Тут разные очень вещи. С одной стороны, пушкинский,допустим, демократизм и самостоятельность. С другой стороны, я потомок тех самых дворян, которые всегда служили русским царям. И то, и другое. Это просто другое время. Нынешнее демократическое время, когда, в конце концов,говорят: «а ты кто такой?» кому угодно — это просто другое время.

Виктор Шендерович: Замечательно. Вот еще интересная тема по поводу свободы слова. «Ваша оценка, господа, — пишет некий Крэнк, откуда не знаю, -ваша оценка, господа, действий американцев в Ираке, в частности, тех, что на фотографиях, распространенных CBS?». Речь идет о пытках в Ираке, о чем все время говорят. Чего мы будем пинать ногами американцев? Можем попинать,конечно. Но штука-то в том, что они сами себя пинают, поскольку у них имеется независимая пресса. И ABC вместо выпуска новостей показали фотографии всех погибших в Ираке, а на CBS все время показывают фотокадры этих пыток. Это тоже самое, что репортаж из фильтрационного лагеря в Чернокозово в Чечне в программе «Вести». Вы это можете себе представить? Я не могу. Садисты есть во всех странах, во всех армиях мира найдутся садисты.Вопрос в том, что может общество этому противопоставить? Наше сегодня ничего не может противопоставить. Американское общество может противопоставить — в частности, телекомпанию CBS, которая это показывает.Это означает, что, будьте уверены, эти люди будут наказаны, и наказаны по всей строгости закона. Так что нам нужно, мне кажется, не ехидничать по поводу американцев, которые садисты, а еще раз протереть глаза и понять связь между независимыми СМИ, между свободой печати и достоинством нации. И я думаю, что дай нам бог дожить до того времени, когда на главных телевизионных каналах российских мы будем показывать такого размера правду о себе, какую сегодня показывают американские и британские телеканалы о себе.

Сергей Юрский: Дай бог еще, чтобы таких ошибочных акций, как случилось с вторжением в Ирак и преждевременным ощущением победы, было меньше или лучше бы их не было.

Виктор Шендерович: Черт его знает. Тут мне сложно, у меня гораздо более сложное, если говорить о политике, отношение к этому. По второй части возражений нет — ощущение победы. Ну, они прыгнули на вьетнамские грабли,как мы прыгали на афганские в Чечне. Что касается вторжения и оценки вторжения, я уже говорил свою позицию по этому поводу. Штука в том, что в политике нет, к сожалению, как в этике, выбора между добром и злом. Есть выбор между злом и злом абсолютным. Мне кажется, выбор, к сожалению,такой, ежедневный политический выбор — он именно такой. Да, вторжение чудовищно, вопрос в том, что мы не можем знать, что было бы, если бы не было вторжения, и что бы еще мог сделать Саддам, и что бы он захотел сделать. Это то же самое, как с шейхом Ясином, — гораздо более, может быть, очевидный пример. Бессудная расправа? Бессудная. Вопрос только в том, что выбора сегодня, с моей точки зрения, практически нет у Израиля. Потому что цивилизованный мир фактически давным-давно выступает на противоположной стороне. Я уже не говорю о Советском Союзе, который всю эту банду кормил-поил с руки много лет. Так что тут для меня не все так очевидно.

Вернемся к теме сегодняшней, вернемся к нашему гостю. «Уважаемый Сергей Юрьевич, — пишет Станислав, — я с удовольствием смотрел фильм «Пятый ангел». (Дальше некоторое количество добрых слов о вас, я вам их потом покажу).Дальше вопрос: «Там играл во второй серии молодой парень Александр Стреляный. Не родственник ли это Анатолия Стреляного, сотрудника Радио Свобода?». Знаете ли вы что-нибудь про это?

Сергей Юрский: Это скорее, может быть, знаете вы.

Виктор Шендерович: Я не в курсе. Дальше удивительный вопрос: космология современного театра. Алексей из Москвы пишет. Я, честно говоря, мало что понял, я не так образован, но из той части вопроса, которую я могу понять: «Что в эстетике нынешнего театра представляется вам перспективным по форме?».Резкий переброс темы.

Сергей Юрский: Я думаю, что современный театр так сильно занят формой,что тo, за что наше поколение боролось, и тo, что нам говорили, что это формализм и, смотрите, вы сюда не идите — это в прошлом. Теперь это развилось так, что, я полагаю, пришла пора подумать о содержании. В современном театре мне не хватает содержания и умения играть по тем нотам, которые написал автор. Иногда это специальная какофония, подготовленный рояль, иногда это просто непонимание нот, которые написаны. Потому что все разрешено, и раз форма такая придумана режиссером, то содержание может быть как угодно подавлено. Поэтому, по-моему, проблема не формы — проблема возвращения к тому, о чем мы говорим, кому и зачем.

Виктор Шендерович: Андрей Владимирович из Москвы спрашивает про ваш моноспектакль по Бродскому «Муха». Пишет, что этот спектакль гениальный. «Где продолжение?» — спрашивает Андрей Владимирович.

Сергей Юрский: Это же написал маленькую поэму Иосиф Бродский, какое же продолжение? Эту поэму очень трудно читать, я всего исполнял ее десяток раз,не больше. Ее очень трудно слушать, поэтому я берегу зрителей. Не всякий зритель выдержит это весьма трудное произведение, редкий зал может это выдержать. И тогда я рискую это показать, но я вообще мало выступаю.

Виктор Шендерович: Где можно купить кассету с записью «Евгения Онегина»в вашем исполнении?

Сергей Юрский: Сам покупал не так давно, поэтому знаю — в Доме книги на Новом Арбате. В гигантском Доме книги, где имеется гигантский отдел видеокассет. Это видео, 8 серий, 8 фильмов.

Виктор Шендерович: Замечательно. Леонид Владимирович просит передать вам, что «ваш жизнеутверждающий пессимизм прекрасен, особенно в сопоставлении с жизнеотрицающим оптимизмом, который мы переживали десятки лет». Татьяна пишет: «Есть ли сегодня в России харизматические личности, и кто, на ваш взгляд, таковыми являются?».

Сергей Юрский: Есть, я просто это знаю. Вопрос в том, что харизматические личности у нас в период советский должны были быть обязательно всесоюзными: всесоюзный герой, герой Советского Союза, всесоюзный староста: Что-нибудь всесоюзное такое. А теперь есть люди, на которых, опять-таки, регионально ориентируются. И эти люди имеют прочный запас внимания, уважения, и они могут влиять, они влияют. Я бы мог бы опять уйти в разные края, допустим, в Архангельскую область, где я знаю такого человека. Я мог бы в Москве назвать таких людей, авторитетных по-настоящему. Но не стану просто количеством имен наполнять передачу.

Виктор Шендерович: В продолжение этого вопроса следующий — от Георгия: «Наблюдали ли вы различия столичных и провинциальных зрителей и их запросов?». Различия зрителей и их запросов в столицах и провинции?

Сергей Юрский: Да, они очень разные и не только провинция — одно, а Москва- другое, а разная провинция, разное время и разные круги внутри города -смотря в каком зале ты выступаешь. Я знаю, что мои гастроли, допустим, в Саратове в разные годы: в одном участке города это было недопонимание взаимное, а в другом участке города это была необыкновенная радость. И последнее мое посещение Саратова, их Нейгаузовский фестиваль, который я упоминал, и зритель этого фестиваля, и Альберт Тараканов, выдающийся пианист, руководитель этого фестиваля, круг его знакомых и круг Музея изящных искусств этого города Саратова, и Тамара Грацкова, директор этого музея — это круг интеллигенции высшего класса. И соответственно этому зал, в который ты приходишь, там сидит сотня людей, но это люди определенного круга. Можно оказаться в чужом кругу, потому что мы не забываем все-таки — я говорю, называю фамилии, работы, школьники — но царствует-то царство чего?Царство поп-искусства или, говоря грубо, попсы. И это царство имеет гигантское количество подданных, и с этими подданными все то, что я перечислял, не совпадает.

Виктор Шендерович: Вы пытаетесь расширять интервенцию в сторону попсы,в сторону людей, которые это слушают, это смотрят? Или у вас есть вполне огромный круг своих читателей и почитателей?

Сергей Юрский: Я всегда был демократом в этом смысле. То есть я принадлежал всегда к театрам большим, академическим, с большой сценой, с большим зрительным залом. Я делал свои концертные программы для большой аудитории, для того, чтобы смешались те, кто это заранее понимает, о чем пойдет речь, и те, кто случайно зашли, и те, кто видели меня в кино и им понравился дядя Митя из «Любовь и голуби». А как там дядя Митя, что он будет делать? Одни удивятся, что дядя Митя читает Мандельштама, а другие скажут:а, может, тут связь какая-то есть? Поэтому я им оставляю возможность присоединяться. Сам, ну что же, я уже в возрасте, и осуществлять интервенцию…

Виктор Шендерович: Как Фамусов говорил — «не по летам».

Сергей Юрский: :не по летам. Скажем, сделать такую поездку, как сделал великий Рихтер со своим фортепиано японским по всей стране. Сколько там было? 50 концертов от Калининграда до Камчатки. Я нечто подобное делал в молодые годы, сейчас я уже не в силах. Нет, я просто надеюсь, что сохранится этот круг, который есть везде — в этом гордость России. А вот насчет того, что мы растворены в попсе и в ее поклонниках — это факт, это факт печальный. И этот гигантский слой, он увеличивается. Потому что количество этого обрушивающегося в журналах, в средствах массовой информации, в записях, в кассетах, в автомобилях, которые едут по городу — это миллиардное количество.

Слушательница: Здравствуйте. Сергей Юрьевич, вспоминаю 76 год, когда прилетела в Ленинград на СПК, я преподаватель института была из Омска, и пришла в этот же вечер на ваш спектакль Мольера. Вспоминаю еще ваш сольный концерт, когда не было уже сил держать челюсть от смеха. И с тех пор все время ностальгирую по вам, по вашим концертам, по общению с вами -пусть оно было пассивное, но все равно какая-то обратная связь была. Раз вы ездите на гастроли, может быть вы приедете когда-нибудь в Омск?

Сергей Юрский: Спасибо большое. Интонация у вас замечательная, теплая, я верю ей, и доверительно говорю, что Омск из тех городов, где я бывал. На сцене омского театра мы играли «Стулья» с Теняковой, и я давал концерт. Это было, но уже довольно давно. Но, действительно, сейчас уже нет столько сил, чтобы все время ездить. Я назвал поездки этого года, а Омск в моей памяти.

Слушатель: Это из Омска Николай Петрович. Шендерович, вы на «Свободе»имеете микрофон и стол, и «Эхо Москвы».

Виктор Шендерович: Николай Петрович, если есть вопрос даже ко мне, то,пожалуйста, сформулируйте его.

Слушатель: Я хотел сказать, вы же злой совершенно.

Виктор Шендерович: Спасибо вам большое. Я время от времени специально сюда прихожу, чтобы о себе услышать правду. Спасибо, Николай Петрович.

Слушатель: Это Юрий Арсеньевич, Москва. Уважаемый Сергей Юрьевич,скажите, ваше отношение к современному театру? На мой взгляд, это сумасшедший дом.

Сергей Юрский: Юрий Арсеньевич, мы только что эту тему обсудили. Я высказал свои опасения не в столь резкой форме, но они совпадают с вашими опасениями. Но, вообще говоря, театр сейчас настолько многообразен, что очень трудно и опасно сделать окончательный вывод. В Москве получается примерно тысяча премьер в год, и поэтому про весь театр говорить очень трудно, тут надо как-то лучом пройтись.

Виктор Шендерович: Какие-то имена есть. Я два дня назад посмотрел»Каждый кулик свое болото…», я посмотрел в «Табакерке» спектакль по Фолкнеру»Когда я умирала», поставлен молодым режиссером Карбаускисом,выпускником Петра Наумовича Фоменко. Замечательный спектакль. Для меня это был совершено поразительный театр, никакого сумасшедшего дома, уверяю вас. Русская драматическая школа, положенная на поразительного Фолкнера, с литовским режиссером дает поразительные хорошие результаты — и никакого сумасшедшего дома. А если сумасшедший дом — не ходите.

Сергей Юрский: Нет, «не ходите» — это не тот разговор. Потому что заманивают,если уже ходят. Но сумасшедшего дома очень много. У меня тоже — опять-таки,сегодня я специально выбираю положительные впечатления. И поэтому, скажу,что «Дядя Ваня», посмотренный в постановке Додина в Малом драматическом театре из Петербурга, произвел на меня впечатление: наконец-то Чехов как Чехов, и в полную меру его звучание, его сложность, его современность.

Виктор Шендерович: Я думаю, никуда русский театр не девается. Вот за что мы можем более-менее быть спокойны, что каждый себе по вкусу и себе в радость найдет что-нибудь.

Слушательница: Это из Омска вас беспокоит Надежда. Я хочу задать вот какой вопрос. Меня интересует: выступал ли в последние годы Юрский за рубежом?Где и как принимает публика?

Сергей Юрский: За рубежом так же, как и здесь: есть полные удачи, есть полу-удачи — провалов я, правда, не помню. Я сделал очень большую поездку по Соединенным Штатам в 2002 году, в 2003 году мы ездили со спектаклем»Провокация» в Израиль, и я ездил с концертной поездкой в Канаду. И были такие более точечные выезды, последний был в Женеву, предыдущие были,скажем, Копенгаген и Брюссель. Да, это все в основном публика наша, наша диаспора, наши эмигранты. Иногда это иностранная публика, например,Брюссель — это для местных людей был концерт, на французском языке,соответственно. И вот тут я могу сказать — тут отличие совершенно громадное.Там не хуже, не лучше, там совсем другое. И этому другому надо было отдать всю жизнь, а я отдал всю жизнь этому, нашему. И мне уже перестраиваться можно только иногда, изредка, и тут, и там быть невозможно.

Слушатель: Геннадий Михайлович, Москва. У меня житейский вопрос:нашелся ли ваш кот? Если не нашелся, извините за соль на рану.

Сергей Юрский: Нет, нашелся! Нашелся! Я боюсь занять последние минуты этим необыкновенным событием и боюсь вообще публично все это говорить, но на сороковой день — без еды, без воды, без движения, потому что он очень домашний, — он закричал. И мы его нашли там, где мы его и искали. Но он прятался, он кот, он может спрятаться на чердаке. Сейчас мы его лечим и приводим в себя. Может быть, потому я сегодня оптимистичен, потому что это была беда, и какое-то мистическое счастье этого времени, что он обнаружился.

Виктор Шендерович: У нас всего три минуты и два звонка.

Слушательница: Одна секунда. Вера Николаевна. Как относится Сергей Юрьевич к постановкам Фокина?

Сергей Юрский: Ой, я не видел всего нового, что он сделал. Опять-таки,количество премьер и мои обязанности смотреть в театрах, в которых я служу,они у меня отобрали остатки времени. Я не видел «Ревизора».

Виктор Шендерович: А «Мертвые души» с Валерием Леонтьевым?Сергей Юрский: Нет, я не видел.

Виктор Шендерович: Это был корыстный вопрос, потому что я принимал участие в этом спектакле. Хорошо, не нарвался я на комплимент — пытался, но не получилось.

Сергей Юрский: Вы знаете, я думаю, что мне бы очень понравилось, если бы я это смотрел, я знаю по рассказам. Вы знаете, мне бы очень это понравилось.

Слушатель: Здравствуйте, Виктор, мы с вами знакомы, но я хотел бы Сергею Юрскому задать вопрос. Сергей, уважаемый Юрский, вы по Питеру не скучаете?По Фонтанке, скажем?

Сергей Юрский: Я бываю там. Я недавно приехал оттуда с гастролей и поеду через два дня туда же. Питер в поле моего зрения. Но через 25 лет после отъезда я был бы неблагодарным, если бы я не полюбил мостовые Москвы и бульвары, и все то, что составляет нынешнее место моего жительства. А Питер — моя родина,и ее не забудешь.

Виктор Шендерович: Скажите, раз уж мы вышли на эту тему, вот это традиционная, идущая задолго до советской власти, как я понимаю, эта конкуренция, это ревность Москвы, Питера, вы ее имели счастье — несчастье ощутить с двух сторон. Что вы про это думаете — про отдельно существующую питерскую поэзию, про эту ревность житейскую, литературную, театральную?

Сергей Юрский: Она обоснована эта ревность не только тем, что столица была там, теперь тут. И не знаю, не будет ли снова столица там, хотя много оснований для этого. Но в моем актерском деле я знаю твердо, что я — питерской школы актерской, и она отличается от московской. И еще раз скажу, что гостем в Москве быть хорошо, а вообще говоря, мы разные, и я могу уважать и могу любить очень московских актеров, но всегда знаю, что я своего, того макарьевского с Моховой улицы — не могу отдать. Макарьев и Зон — наши учителя, это то, что мы твердо держим в руках.

Виктор Шендерович: Это был Сергей Юрский — гость программы «Все свободны», замечательный человек, москвич, петербуржец, актер, режиссер,драматург. Потрясающий человек.

   ——————