«Русский Базар»,2005, №39 (492) 22-28 сентября 2005 года

Я буду говорить о Нине Аловерт. С одной стороны, очень хочу, чтобы это было торжественно, потому что это — очень большой, настоящий юбилей —
Позади — большая жизнь, поэтому хочется говорить возвышенно. С другой стороны, мне не хочется, чтобы эта возвышенность сняла реальность ее сегодняшних дел и заслуг, чтобы это не было речью к юбилею, а стало бы попыткой высказать ей то, что я, может быть, высказал недостаточно за наши многочисленные встречи, за всю нашу длинную дружбу и в Питере. и в Москве, и в Америке.
Фотографов справедливо предупреждают перед началом спектакля: фотографирование, кино- и фотосъемка запрещены. Это нынешние авторские права, чтоб, дескать, не украли хоть каплю впечатления, которое не было оплачено, -это все чепуха. Есть простая, элементарная вещь: мешают! Фотографы щелкают, делают вспышки — это мешает. Так вот, я хочу сказать об одной особенности Нины. Я не люблю фотографов в зале, вообще фотографироваться не люблю. Мне тоже это мешает, у меня ощущение, что я под прицелом, что охотник выжидает среди веток. И вот я сделал движение, он его поймал. Самое отвратительное, когда фотограф, отщелкав две свои пленки, встает посреди действия и, стараясь как бы быть незамеченным — вместе — с тем всем мешая, — выходит. Это есть привычное, плохое, не ко всем, конечно, относящееся, но взаимоот ношение объекта (артиста) и субъекта (фотографа, мастера).
Нина не только мой друг, Нина — восхищающий меня удивительный фотограф-художник, который как бы рисует артиста. Но она больше занималась балетом, я знаю ее книжки, хотя от балета далек. Она снимала и много драматических спектаклей – и моих и других режиссеров. Она любит не только балет, свой главный предмет восхищения и знания, она обожает драматический театр. И
приходит не снимать спектакль, а смотреть его. Она, конечно, мало проявила себя как театральный критик — не в смысле критиковать — обливать грязью. Нина — театральный noниматель, соединитель того, что на сцене, со зрителем. Она знаток театра, настоящий театровед. Именно так она смотрит спектакль! Она же не Она знаток театра, настоящий театровед. Именно так она смотрит спектакль! Она же не рисует спектакль, она делает всего-навсего щелчок! Но почему среди тысяч фотографий, хранящихся у меня, любую фотографию Нины Аловерт я
узнаю, не глядя на подпись на обороте. Я узнаю ее по тому, как это снято! Потому что это взгляд не сторонний, а человека, который удивительно, непостижимым образом, через щелчок фотоаппарата, через гениально выбранный момент, когда это нужно сделать, через образование композиции за счет того, что надо именно это поместить в кадр, применить именно такую крупность, создает свою оценку, свое понимание происходящего. Я клянусь, что я не преувеличиваю. Кто подумает, что я преувеличиваю, пусть отнесут это на счет того, что я это так понимаю!
И когда сейчас Нина звонит и говорит. что она приедет снимать мой сталинский спектакль, и спрашивает, можно ли ей сесть так, чтобы ей можно было спокойно снимать, я говорю: в принципе — нельзя, тебе — не только можно, но я буду счастлив, если это будет так. И я добьюсь от театра разрешения, чтобы это было сделано. Почему-то она не мешает, она — сотрудник. А каков же результат? Я вспоминаю сейчас ее выставку в Санкт-Петербурге, думаю, по времени — последнюю. То было года два назад, в самом центре города, во дворце Белосельских-Белозерских. Это была выставка балетных и театральных фотографий Нины, а также ее портретов. Я ходил по этой выставке, потом написал отзыв. Нины не было, было пустовато, как вообще бывает на всех выставках в утреннее время в будний день. Я ходил не только среди моих воспоминаний — а это были воспоминания, потому что у нас с ней много общего. Это было не только ее знание и влюбленность в искусство Барышникова, который был представлен потом в ее книге, к которой я тоже писал предисловие. Это, кроме всего, было художественное явление. Потому что портреты разговаривали друг с другом, они осмысливали свои взаимоотношения, будучи помещенными в пространство выставки в отсутствие автора.
Я полагаю, что искусство фотографа, которое оказалось на уровне живописи, то есть колоссального авторского присутствия в каждой работе, и есть достижение больших мастеров фотографии.
Поклон ей, тысяча поцелуев моей прекрасной подруге и надежда, что мы скоро с ней встретимся здесь, в Москве.