Дмитрий Быков. Странная история доктора Юрского и мистера Вацетиса. Послесловие. — В кн.: Сергей Юрский. Провокация: Театр Игоря Вацетиса. М., АСТ6 Астрель, 2010
Нередко мне приходилось слышать, что артист должен быть глуп. Этот ни на чем не основанный предрассудок весьма распространен, и причина тут, должно быть, в качестве драматургического материала. Если артист умен, ему ужасно трудно играть ерунду. А хороших пьес на свете мало – это проблема не только русская, но общемировая. А если артист вдобавок тяготеет к трагифарсу, гротеску, абсурду, если классический репертуар ему тесен, а шекспировских шутов сыграть не привелось – ему вообще некуда податься. Хороших – и вдобавок понятных обычному зрителю – абсурдистских пьес на русской сцене дай Бог десяток, ладно, два десятка, уговорили, три. Все равно, кроме нескольких шедевров Мрожека, Беккета и, разумеется, Ионеско, ничего вы не вспомните. В отечественной традиции есть Хармс, Введенский, кое‑что у Садур, несколько замечательных опытов Петрушевской – и все, пожалуй.
Сверхзадача Вацетиса, как мне кажется, – сделать русскому театру европейскую, абсурдистскую, гротескную прививку, добавить в пресноватый традиционный реализм необходимый элемент провокации, эпатажа, риска – словом, сыграть на опережение.
В девяностых театральную Москву восхитили переведенные и поставленные Юрским «Стулья» – они с Натальей Теняковой замечательно сыграли старика и старуху, спектакль был изысканный, но в лучшем смысле слова понятный. Многие недоумевали: чего такого было в этом Ионеско, что он оставался полузапрещен? Не сложней Метерлинка… За «Стульями» последовала трагедия «Король умирает» – ее Юрский играл по‑французски, это было сильное, страшное, беспощадное зрелище. Лицедейский его дар тут реализовывался полно и свободно – никто не загонял его в рамки консервативной эстетики: Юрский отрывался. Но репертуар истощился, и тут как нельзя кстати оказался Игорь Вацетис с сюрреалистическими драмами на отечественном материале.
Почему у нас не прививается сюрреализм – отдельная тема: потому, вероятно, что самая реальность чересчур сюрреальна, и добавлять в нее перцу – значит отбивать у зрителя вкус. Поставь спектакль с натуры – будет сюр почище Ионеско. «Докудрама», собственно, это уже и доказала. Вацетису пришлось проделать титаническую работу, чтобы не переборщить: он не тщится переиродить Ирода, он всего лишь точен, он не утратил способности удивляться родному абсурду и даже любоваться им: дело в том, что он очень молодой человек. Младше Юрского лет этак на сорок. Интересно, что и Синявский уверенно называл возраст Абрама Терца: лет тридцать… Стойкий псевдоним – нормальное раздвоение личности. Не убежден, что Синявский без него обходился: кажется, я знал не только профессора Сорбонны, но и дерзкого, ловкого преступника, «карманника всем известного». Вацетис – тоже ипостась Юрского, но она подозрительно отдельна, самостоятельна, молода: на маститого артиста и тем более «художественного чтеца» не похожа абсолютно. Ничего классического и классицистского. Чистая «Провокация», на грани фола. Много молодого идеализма и молодого же цинизма – только в самых юных это и сочетается, ибо только их мир еще умеет оскорбить по‑настоящему. Дерзость, наглость, комплексы, язвительность, безбашенность – классический набор Вацетиса. Пьесы его непохожи даже на прозу Юрского с ее странными, почти сновидческими сюжетами и весьма жестокой сатирой: Вацетис потому и вырос в классного абсурдиста, что в нем живы молодые, почти детские представления о норме. Поэтому его еще удивляет, бесит, а иногда умиляет патология.
Разумеется, сегодня Вацетис не заслонит Юрского, потому что мы даже не знаем, как выглядит этот временно пропавший без вести одаренный драматург, без устали колесящий по планете под маской журналиста. Мы и внешности его не представляем, и о биографии нам сообщили лишь самые общие сведения – классический постсоветский космополит, утративший одну Родину и не обретший другой, потому что такой Родины, как наша, больше нет. Он как‑то так мелькнул метеором – и исчез, и вряд ли нам в ближайшее время суждено узнать подробности его биографии. Разве что напишет еще что‑нибудь после «Предбанника» – и опять надолго на дно. Короче, сегодня Юрский знаменитее, титулованнее и во всех отношениях успешнее. А на пьесы Вацетиса многие ходят лишь потому, что в них играют Юрский, его жена и дочь. Но вот лет через пятьдесят – не поручусь, не поручусь. Очень может быть, что наши с вами потомки будут считать артиста Юрского театральной маской знаменитого драматурга‑абсурдиста, дурачившего весь свет выдуманными биографиями, а иногда, разнообразия ради, игравшего на сцене и в кино.
Москва, октябрь 2009