Это — отредактированное для вечера в театре Моссовета выступление.

Полная запись — ЗДЕСЬ

Транскрипт:

Мы познакомились в Большом драматическом театре, когда им руководил Георгий Александрович Товстоногов. Но, оказывается, мы с ним встречались и значительно раньше, в юношеском, почти детском возрасте, потому что отец его был художественным руководителем (или одним из начальников) Московского цирка на Цветном бульваре, а меня очень часто водили в цирк. И я пересмотрел все программы с Карандашом, с Вяткиным, с сестрами Кох, с Филатовым, с Кантемировыми, и видел даже премьеру Юрия Никулина, который был подставным лицом, – якобы зрителем, и так выходил на арену.

А Сережа Юрский в это время, оказывается, как он мне рассказывал, сидел в ложе для осветителей и оттуда смотрел, потому что он жил в этом цирке. И каждый вечер приходил и смотрел, что происходит на арене. Так что мы вместе с ним впитывали этот  цирковой запах конюшни, опилок, зверей, пота… восхищались артистами, которые нас баловали своим искусством.

А потом мы познакомились близко – уже в гримерной, в которой сидели три человека: Анатолий Гаричев, замечательный артист и художник, который свой талант художника, в общем-то, пригасил во имя того, чтобы стать большим интересным артистом; он им стал! я, ваш покорный слуга, – и Сережа Юрский. Мы были молодые, веселые, были все в ожидании какого-то чуда, которое с нами произойдет. Но, конечно, первым из нас был Сергей Юрский.

Я никак не могу понять, вот пытаюсь сейчас проанализировать, почему он таким успехом пользовался во всем городе? Он был, при наличии замечательных артистов во многих ленинградских театрах,–  замечательных, прекрасных, интереснейших, –  одним из первых и самых любимых молодых артистов нашего города. И не только нашего города, а всей страны. Что руководило зрителями, которые тянулись к нему, стремились увидеть его спектакли, его роли? Талант? несомненно.

А что руководило нами с Анатолием Гаричевым, когда мы, сидя в гримерной вместе с Сережей, слушали его рассказы о съемках, – а он первым из нас начал сниматься в кино, на Мосфильме, потом и на Ленфильме? Слушали об некоем Окуджаве, который появился тогда как музыкант и как поэт и стал известен среди нас только благодаря Сереже Юрскому, который впервые услышал о нем в Москве? Сергей даже выучился играть на гитаре и петь его песенки. Что руководило теми людьми, которые тянулись,   тянулись к Юрскому? Талант, конечно, это был очень талантливый и замечательный парень, но мне кажется, его кругозор внутренний, его душа были значительно более подготовлены к восприятию того мира, в котором мы жили. Это была уже душа… как бы это сказать?.. –  опытного, взрослого человека, несмотря на мальчишеский возраст, на юность. 

Поэтому и свои роли он насыщал подлинным отношением к тому времени, к тем людям, которые сидят в зрительном зале, подлинным отношением к тому, что окружало его. А мы смотрели, возможно, на мир через некие розовые очки, которые нам надели в школе, в наших институтах, – а у него эти очки были сняты. 

Он все время искал. И поэтому среди многих его зрителей, в окружении его, кое-кто влюблялся в него, шел за ним, пытался с ним дружить, помогал ему, а кое-кто завидовал. Или просто он их раздражал. И они говорили: «Чего он выпендривается, чего он так выпендривается? Все живут нормально, а он чего-то все время выскакивает». 

Да! А когда он «выскочил» как чтец!.. Я считаю, что лучшего чтеца я лично не видел. Как он читал Гоголя или Зощенко, или Шукшина! Я было хотел сказать фразу: «Я так не смогу». Да уж не во мне дело. Я не видел, чтобы кто-либо из чтецов, выходящих на эстраду, разговаривая со зрителями, превращал свое выступление не просто в чтение – интересное и талантливое – того или иного прозаического произведения, но в спектакль, в котором я видел живых людей и слушал замечательную литературную речь великих писателей!

Я вспоминаю нашу гримерную, куда приходили замечательные наши артисты, наши друзья – Панков, Волков, Миша Данилов, Боря Лескин и многие-многие другие. Вспоминаю песни, которые мы вместе пели, руководимые Сережей, стихи, которые он и я читали всем. У нас была не гримуборная, а – кафе-стойло Пегаса, где мы в антрактах и после спектакля беседовали и на тему того, что мы сегодня играли, и вообще о литературе, о политике, обо всем. 

Я оглядываюсь назад и заканчиваю все, что я сказал тем, что…  думаю, что, наверное, в Большом драматическом театре эти годы, о которых я сейчас говорю, – ну, за исключением последних лет, отравленных Сереже обкомом партии, его руководителями, – были для меня в Большом драматическом театре наиболее счастливыми. Потому что рядом со мной был этот человек – Сережа, на которого я смотрел с восхищением, с белой завистью к его таланту, к его широчайшему кругозору, которым я не владел, которого у меня не было еще, к его пониманию жизни и происходящему на этой земле. 

Когда он уехал в Москву, мы оставались с ним друзьями, приятелями, часто говорили по телефону и виделись. Ну, конечно, это было уже не то тесное общение, которое радовало нас в Ленинграде. 

Все мы смертны, все мы уйдем. Все. Таков закон. Но как жаль, что сейчас Сережи нет с нами. Как жаль, что прекратились его поиски истины театральной, приложенной к тому или иному произведению театрального искусства. Как жаль.

А может быть, они продолжаются где-то там?.. Царство тебе небесное, Сереженька, Сергей Юрьевич Юрский! Я тебя всегда любил и люблю до сих пор. 

Спасибо тебе за все..

Транскрипт сделан с помощью компьютерной программы, проверен и отредактирован Юрием Кружновым