Хенрик Фоглер — Сергей Юрский, Анна Эгерман — Дарья Юрская. Ингмар Бергман. «После репетиции». МХТ имени Чехова, 1996. Фото — Нина Аловерт.

Из интервью Сергея Юрского Рыцарь со страхом и упреком. Дмитрий МЕЛЬМАН. «Московский Комсомолец», 12 марта 2005 года

У вас ведь актерская семья. Для семейных отношений — значительная степень риска, как считается.

Понятия не имею. Я же из циркачей. Мы как цыгане — женимся только между собой. У меня и первая любовь — актриса, и первая жена (Зинаида Шарко. — Прим. авт.).

Какой-то замкнутый круг  сами в себе варитесь. Тот мир, который в зале, за окном, он что, враждебен?

Вот не дай бог еще жениться на поклоннице, которая будет днем и ночью говорить о театре.  Дома о работе я вообще предпочитаю не разговаривать…  Знаете же анекдот: “Говорят, ваша дочь вышла замуж?” — “Да”. — “Кто он, где играет?” — “Нет, он не актер”. — “Как, из зрителей?!”  Понимаете, это опасно. Клан.

Как раз ваша дочь вышла замуж за зрителя.

Да, но он оказался хорошим зрителем. Алеша ведь отслужил армию в Театре Армии и даже съездил со МХАТом на гастроли — у Ефремова вспектакле “Борис Годунов” в массовке выходил.

А теперь, если не ошибаюсь, стал бизнесменом?

Нет, бизнесменом Алешу назвать сложно — не похож. Он со своими родителями занимается арт-выставками. Хотя на самом деле я не понимаю, чем он занимается. Ну скажите мне: как можно сделать выставку академического советского искусства 50-х гг. в Китае? Я, например, не понимаю. А они ее сделали.

Ну а с Дашей, вашей дочерью, все, стало быть, в порядке — выбрала для себя актерскую стезю…

Абсолютно сознательно. И бескомпромиссно. Хотя мне кажется, что у нее способности шире, чем просто актерские.

Поясните.

Это может быть и литературная, и режиссерская, и психологическая деятельность… Вот такой набор.

Однако принято считать, что природа на детях отдыхает.

Я же говорю, сам из актеров. Наоборот, мы как японский театр — из поколения в поколение учимся: дети у родителей, внуки у детей…

---

Дарья Юрская: «Мы с мужем жили вместе всем назло» — Марина Макунина, 5 апреля 2012 — MK.RU

Ни страдальческого излома бровей, ни скучающего вида, как это часто бывает у детей звезд. Она касалась семейной темы легко и непринужденно — как человек, который давно уже нашел свое место под солнцем. Это МХАТ имени Чехова, любимый ею с детства. Чувство оказалось взаимным: сейчас Дарья занята там в семи спектаклях, среди которых есть нашумевшие — «Обрыв», «Последняя жертва», «Пиквикский клуб». А ведь ее жизнь могла пойти по другому руслу. Приключенческому. Если бы вовремя не вмешалась мама…

Дарья, у вас была прекрасная альтернатива актерскому ремеслу — карьера профессиональной шпионки. Не жалеете, что отказались?

Дарья Юрская: «А откуда вы узнали?».

Ваш отец проговорился. Расскажете об этом подробнее?

Дарья: «Началось все с языковых курсов. Папа занялся английским в более чем зрелом возрасте. И меня за компанию позвал. А училась я уже в старших классах. Его педагогом был человек из органов, о чем мы не знали. Он заметил мою способность схватывать произношение: я могла точно воспроизвести любой говор. Этот преподаватель однажды позвонил маме и после небольшого вступления сказал: „Вы знаете, Даша будет говорить без акцента. У нее так устроен речевой аппарат. Именно из таких людей готовят разведчиков“. Мама испугалась: „Даша хочет быть актрисой!“ Но он не сдавался: „Ничего, актерские данные и коммуникабельность тоже пригодятся“. В общем, мама это предложение твердо отклонила, и узнала я о нем лишь много лет спустя. И потом, это только звучит красиво — шпионская карьера. На самом деле за ней стояла бы совсем не романтичная организация: тогда, в конце восьмидесятых, это был КГБ. Жизнь нелегала требует большой подготовленности. Надо досконально знать язык и реалии той страны, куда тебя отправят. Одна ошибка — и все, провал. Так что легче играть шпионку, чем ею быть. Мои умения пригодились мне в актерской профессии — я с удовольствием говорю на разных диалектах, если надо по роли».

То есть даже мысли не возникало отклониться от заданного курса? Только актерская стезя — и ничего более?

Дарья: «Так получилось, что театр я любила всегда. Особенно со стороны кулис. Грим, декорации, репетиции — в общем, мир, скрытый от глаз зрителей. Но далеко не всем, как однажды выяснилось, полезно знать театральную кухню. Такой случай был связан со спектаклем „Ундина“, где я играла главную роль. После спектакля за кулисы ко мне привели девочку, которая хотела познакомиться с Ундиной. Она смотрит на меня зачарованно, а я, улыбнувшись ей, начинаю разгримировываться: снимаю шиньон — длинные такие, не меньше метра, волосы. И вдруг ребенок как заплачет! Так горько, словно беда какая-то случилась. Я даже испугалась. Хотя потом поняла причину: девочка была из той категории зрителей, которым не нужна правда жизни. Им хочется, чтобы сказка продолжалась. А я — раз! — и нечаянно ранила ее. Больше волос я не снимала ни при ком!»

Как правило, дети актеров часто «сдаются на хранение» бабушкам-дедушкам. Ваша история?

Дарья: «К сожалению, в моей жизни не было дедушек и бабушек. Я — поздний ребенок и никого из них не застала. Была только мамина тетя, которую я звала бабушкой Аней. Вот к ней, на хутор в Латвии, родители и отправляли меня каждое лето. Глухое место: ни электричества, ни газа, ни людей вокруг. Только лес стеной, а там волки, лоси, змеи… Как-то раз наступила на гадюку — к счастью, я была в сапогах. Воспоминания смутные: какой-то взрослый дядька, с которым я шла, сразу же меня подхватил и семимильными шагами помчался от того места. А змея нас преследовала — такими жуткими зигзагами, как в фильмах. Гадюки вообще были обыденным явлением тех мест. Поля черники, земляники — сиди и ешь. И обязательно где-нибудь на пеньке лежит и греется змея. Бабуся, к слову, их ни капли не боялась. Могла намотать гадюку на палку и закинуть со всего размаху в лес».

То есть даже мысли не возникало отклониться от заданного курса? Только актерская стезя — и ничего более?

Дарья: «Так получилось, что театр я любила всегда. Особенно со стороны кулис. Грим, декорации, репетиции — в общем, мир, скрытый от глаз зрителей. Но далеко не всем, как однажды выяснилось, полезно знать театральную кухню. Такой случай был связан со спектаклем „Ундина“, где я играла главную роль. После спектакля за кулисы ко мне привели девочку, которая хотела познакомиться с Ундиной. Она смотрит на меня зачарованно, а я, улыбнувшись ей, начинаю разгримировываться: снимаю шиньон — длинные такие, не меньше метра, волосы. И вдруг ребенок как заплачет! Так горько, словно беда какая-то случилась. Я даже испугалась. Хотя потом поняла причину: девочка была из той категории зрителей, которым не нужна правда жизни. Им хочется, чтобы сказка продолжалась. А я — раз! — и нечаянно ранила ее. Больше волос я не снимала ни при ком!»

Как правило, дети актеров часто «сдаются на хранение» бабушкам-дедушкам. Ваша история?

Дарья: «К сожалению, в моей жизни не было дедушек и бабушек. Я — поздний ребенок и никого из них не застала. Была только мамина тетя, которую я звала бабушкой Аней. Вот к ней, на хутор в Латвии, родители и отправляли меня каждое лето. Глухое место: ни электричества, ни газа, ни людей вокруг. Только лес стеной, а там волки, лоси, змеи… Как-то раз наступила на гадюку — к счастью, я была в сапогах. Воспоминания смутные: какой-то взрослый дядька, с которым я шла, сразу же меня подхватил и семимильными шагами помчался от того места. А змея нас преследовала — такими жуткими зигзагами, как в фильмах. Гадюки вообще были обыденным явлением тех мест. Поля черники, земляники — сиди и ешь. И обязательно где-нибудь на пеньке лежит и греется змея. Бабуся, к слову, их ни капли не боялась. Могла намотать гадюку на палку и закинуть со всего размаху в лес».

Родители были в курсе ваших летних приключений?

Дарья: «Мы с бабушкой Аней старались оберегать их от подробностей. Впрочем, ничего страшного и не происходило. Единственное, нам регулярно трепал нервы наш кот Осип, которого тоже отправляли со мной на хутор. Он был папиным любимцем. Осип постоянно убегал. Больше всего ему нравилось забираться на деревья — а вокруг, между прочим, росли в основном корабельные сосны. И я шла его искать, иногда на это уходили сутки. Бор все время скрипит, и надо было еще ухитриться услышать слабое мяуканье Осипа. Однажды нам пришлось спилить дерево, чтобы его достать, в другой раз мы вызывали пожарного, в третий — по ошибке поймали чужого кота и запихнули его в мешок… Родители не знали о том, как мы «развлекаемся».

А как вас воспитывали?

Дарья: «Меня все время об этом спрашивают, но сказать что-то определенное мне сложно. Особой системы воспитания не было. Папа водил меня по музеям — если честно, я их ненавидела. Он тогда собирал альбомы с живописью, как было принято в то время у культурных людей. Конечно, чтобы его не огорчать, я листала их, но безумно скучала. Полюбила я живопись и музеи совсем недавно. Видимо, внутренне доросла. А вот мой старший сын Гоша обожает все эти музейные дела, хотя ему всего девять лет».

Воспитанных девочек иногда начинает тянуть в сомнительные компании, к дурным привычкам. У вас такое было?

Дарья: «Я попробовала курить лет в пятнадцать, но заметание следов заняло так много времени и сил, что полностью отбило желание. Чтобы родители не учуяли запах сигарет, мы с подругой сначала ели конфеты, потом флоксы, затем жареную курицу… Напоследок побрызгали в рот одеколоном по примеру Скарлетт О’Хара из „Унесенных ветром“ — она так делала, чтобы отбить запах алкоголя… Нереально противно. А больше никаких экспериментов не припомню. Я училась во французской спецшколе имени Поленова на Арбате. Она находилась как раз в том самом московском дворике, который изображен на его знаменитой картине. У меня была хорошая компания — мы очень дружили с одноклассниками. Летом, к примеру, ездили на практику в музей „Поленово“: девочки проводили экскурсии, мальчики работали по технической части. Днем мы трудились, а вечером начиналась настоящая жизнь — песни под гитару, спиртное, романы. Свобода! Вокруг потрясающая природа, рядом Ока. Мы почти не спали, все время хотелось есть, но воспоминания о тех временах остались самые лучшие».

Вы с первого раза поступили в Школу-студию МХАТ, вскоре получили главную роль в фильме «Графиня Шереметьева». Неужели все без протекции?

Дарья: «Ну, оправдываться в любом случае бессмысленно. Но я горжусь, что поступала без всяких поблажек, хотя конкурс был сумасшедший. Что касается роли Прасковьи Жемчуговой, то здесь просто повезло. Картину снимала Тамара Павлюченко, мама Наташи Негоды. Изначально, как я понимаю, роль Прасковьи предназначалась Наташе, но она к тому времени уже уехала из страны. Поэтому устроили кастинг, на котором побывала вся Москва. Андрей Ростоцкий был уже утвержден на роль графа, а вот с героиней что-то никак не сходилось. Время сильно поджимало. Мне позвонили в тот же день, сразу после проб, и я поняла, что решили выбрать меня. Это был очень масштабный проект: снимали в Кусково, шили роскошные наряды с кринолинами, меня гримировали по три часа. Помню забавный момент. Снимали эпизод, где я пою перед великосветским собранием. Холод был, ноябрь-декабрь, а дворцы Кусково мало отапливаются. И меня буквально заставили утеплиться — пришлось надеть под платье рейтузы с начесом и валенки. Да что там, широкий кринолин мог бы скрыть даже обогреватель! Мне было тепло, но морально дискомфортно: прекрасный наряд, декольте, бриллианты — и валенки с рейтузами, пусть даже скрытые!» […] Я с благодарностью вспоминаю тот проект — последнюю полноценную историческую картину перед полным крахом кино в девяностых. Ее отрекламировали по советским стандартам, показали по телевидению. Дебют получился красивым».

Но вскоре вслед за триумфом пришла беда — вы попали в серьезную автомобильную аварию. Как это случилось?

Дарья: «Да, после выхода фильма на экраны все и произошло. В тот мартовский день мы с подругой шли показываться в какой-то театр. Я тогда заканчивала четвертый курс школы-студии, играла во МХАТе, но это не значило, что меня туда гарантированно возьмут. Мне хотелось, конечно, именно туда. Так вот, идем, у меня с собой вино в бумажном пакете (знаете, такая упаковка, как сок) — после показа хотели с подругой посидеть. И вдруг откуда ни возьмись машина, удар в бедро… Холод собачий, я лежу на асфальте в чем-то мокром. На самом деле это пакет с вином от удара взорвался. Но была полная иллюзия лужи крови. Пока я летела — а отлетела я на одиннадцать метров! — мне казалось, что я уже умерла или упаду на землю уже точно мертвая. При этом сознание не теряла, мысли не прекращались. Думала только про маму.

Потом поняла, что лежу на земле — живая. Я так смеялась — наверное, это вариант шока. Моя подруга была еще сильнее потрясена, все ведь у нее на глазах произошло. Водитель, сбивший меня, остался на месте происшествия. Он поднял меня, хотя этого делать нельзя было, посадил на заднее сиденье автомобиля. Приехала милиция, Тверскую перекрыли… Мне, кстати, крупно „повезло“. В тот день в Москве проходила забастовка „Скорой помощи“, и на весь город, условно говоря, было три машины. Так что врачи приехали на наше ДТП только через час с лишним. „Что у тебя болит?“ — спрашивают. „Попа“, — и хохочу. „У меня, — говорю, — завтра экзамен по танцу, я обязательно должна там быть“.

Я репетировала невероятно эффектный андалузский танец, который мне доверили потому, что у меня был очень большой мах ногой. В общем, мое выступление планировалось как гвоздь программы. Врач слушала меня, слушала, а потом не выдержала: „Детка, какой танец, у тебя позвоночник сломан! Ты ходить неизвестно когда будешь, так что давай на носилки“. Тут мне стало не до смеха, но я все равно засобиралась домой — на метро. Бригада мне: ну-ну, попробуй. Я повернулась, чтобы выйти из машины, и вдруг с ужасом осознала, что не понимаю, как ходить, какое движение для этого сделать. Так я оказалась в больнице».

А как родители отреагировали?

Дарья: «Мама стойко вынесла новость, а папа, к счастью, был за границей. Мы ему не сказали ничего. Несколько месяцев спустя мы намекнули ему, что неплохо бы там купить хорошие костыли. Но к тому времени все это воспринималось уже не так трагично. Самое классное было, когда после аварии меня навестила мой педагог и сказала: „Дарья, как же вы меня подвели! Без „Андалузии“ экзамен заметно про-играл“. Она дала стимул поскорее поправиться.

Когда я наконец встала и дошла до зеркала, то пришла в ужас. Я сильно поправилась, и ноги у меня были разной толщины… Как бы там ни было, в мае я уже играла в дипломных спектаклях. Мне так составили программу, что активность моя набирала обороты постепенно. Сначала я выходила на сцену в роли девяностолетней прачки, ходившей на костылях. Потом играла одну из нехороших женщин Островского, которая в основном сидела в кресле, ну, а затем — Светку-комсомолку, которая скачет по сцене. Представляете, в мае я была еще на костылях, а 27 июня уже вышла замуж за Лешу Лебедева, мы знали друг друга со школы».

В спектакле «После репетиции» вы выходили на сцену с родителями и играли влюбленность в своего отца. Трудно было преодолеть внутренний барьер?

Дарья: «Невероятно тяжело. Папа играл пожилого режиссера, а я — молодую актрису. Между нами вспыхивает чувство. А потом во сне к режиссеру приходит умершая мать девушки (ее играла моя мама) и намекает: она могла бы быть его дочерью. Это очень сложная пьеса, ничем не прикрытая: ни музыки, ни танцев, ни даже скромных спецэффектов. Надо было удержать внимание зрителей одними разговорами… Спектакль получил две „Золотые маски“, мы с ним гастролировали за рубежом. Смешно было, когда в Швеции ко мне подошла женщина и сказала: „Как же вы потрясающе играете, даже кажетесь похожей на актрису, игравшую вашу маму!“ Она не знала, что мы все родственники, и мне ее похвала была особенно дорога».

А на мой взгляд, внешне вы больше на Сергея Юрьевича похожи.

Дарья: «Похожа, но в моей мимике, манере говорить все же больше от мамы. От папы у меня перфекционизм, настойчивость, стремление все распланировать, а потом сокрушаться, что ничего не успеваешь. А больше всех на папу похож Гоша — фигура, жесты, рассеянность.

У отца таких историй много. К примеру, он на улице вообще никого не узнает — люди ведь в верхней одежде, в другой обстановке… Иду однажды к родителям и вижу папу, который несет пакеты с покупками. Поскольку мы с ним в тот день уже виделись, я здороваться не стала, а выхватила у него сумки и пошла к дому. Слышу — сзади нет шагов, тишина. Я обернулась — папа стоит и смотрит на меня удивленно. Только когда я окликнула его, он с облегчением отозвался: „Так это ты… А я подумал: подошла какая-то девушка, забрала у меня пакеты и ушла. Что же делать?“

Он всегда погружен в собственные мысли. Еще одна прекрасная история. Еду я по Ленинскому проспекту, погода не очень. Вдруг вижу — на проезжей части лежит человек. Ну, думаю, бомж какой-то или нищий, а потом вгляделась — папа! Оказывается, переходя улицу, он выронил пьесу. А как известно, в таком случае надо на нее сесть и левой рукой ее из-под себя потом достать. В папином возрасте такая манипуляция быстро не делается».

Вы верите в подобные приметы?

Дарья: «Как в них не верить! А вдруг пьеса не пойдет? Мы не можем рисковать. Еще нельзя свистеть в театре, семечки грызть… Эти приметы все актеры уважают».

Интересно, а ваш папа не расстраивается, что фамилию никто не унаследовал?

Дарья: «Он по таким пустякам не переживает. В принципе, не исключаю, что кто-то из моих детей возьмет эту фамилию в будущем».

---

Дарья Юрская: «Отец отказывался меня понимать» — Караван историй, октябрь 2012

…В домашнем альбоме есть фото, где папа стоит на мосту, вот на этом снимке уже все видно как на ладони! Ему там четыре года, а выражение лица — просто высшая степень серьезности, которая вроде бы никак и не могла появиться у столь крохотного человека. Не ребенок, а суверенное государство! А вынужден ли отец стоять особняком, или желает, чтобы было так, не знаю. Кажется, иногда его такое положение вещей даже огорчает — хочется соратников. Но нельзя же одновременно стремиться быть одиночкой и думать о том, чтобы вырастить или заслужить соратников!.. Словом, Юрский не командный игрок и очень цельная личность. 

…как бы это сказать помягче, оба моих родителя крайне не заморочены на быте. И при этом склонны к беспорядку. Они из когорты тех актеров, про незацикленность коих на уюте ходят легенды. У их подруги Ольги Волковой, согласно театральным байкам, дома всегда имелась стремянка, которую она вытаскивала из кладовки перед приходом гостей, раскладывала в центре комнаты, вокруг накидывала газет и встречала всех фразой: «У нас ремонт…» Мои так над ближними не издевались, но и все призывы к порядку легко пропускали мимо ушей. Вероятно, от противного я выросла редкой аккуратисткой и убираться дома начала в юном возрасте и по собственной инициативе. Я поздний ребенок, росла без бабушек-дедушек: когда появилась на свет, в живых был только мамин папа, но и он вскоре нас покинул. 

Поэтому частенько оставалась дома одна (как и все дети в то время), в основном посвящая свой досуг борьбе с бардаком. И вот насколько родители парили в облаках по части бытовых вопросов, настолько во мне и развилось гипертрофированное чувство ответственности. Чего только стоил бабушкин рояль, оставить который на произвол судьбы в Питере у них, конечно, душевных сил не хватило. А потащить его с собой в Москву — вполне! И то, что прекрасно стояло на своем месте в большой питерской квартире, было втиснуто в 16-метровую гостиную в Москве. Понятно, что кроме рояля в комнате больше ничего не помещалось. Поэтому практически на нем мы и зажили в столице. Как и ожидалось, я продолжала оставаться единственной в семье, кого это хоть как-то волновало. 

«Безусловно… Конечно, конечно… Надо что-то думать», — признавали родители с озабоченным выражением лица и улетали на свои съемки, гастроли. Пришлось брать ситуацию в свои руки! Язык у меня даже в двенадцать лет был подвешен неплохо, и я начала искать варианты обмена. И, представьте, подобрала квартиру, в которой они и живут по сей день! Что, конечно, неудивительно. Зато мама научила меня образцово гладить мужские концертные рубашки. Еще она прекрасно готовит, и иногда я думаю, что если нас сложить, получится одна роскошная хозяйка.

Меня в принципе растили соратником, другом, равным. Что впоследствии при весьма неприятных обстоятельствах хорошенько мне аукнулось… Папа не разделяет людей на взрослых и не очень.

Это не поддавки, не сюсюканье: «Ой, моя девочка как будто большая» — а редкое изначальное уважение. Он принципиально всегда называл меня только Дарьей, безо всяких уменьшений. Когда я спрашиваю родителей в целях обмена опытом, какие проблемы со мной возникали на разных возрастных этапах, мама как на духу отвечает: «Да не было с тобой никаких проблем. Подарочная девочка. Разве что не ела ни хрена…» Только недавно я пришла к выводу, что человек должен пройти все стадии взросления постепенно и в определенном порядке. Из-за того, что мне пришлось быть взрослой в детстве, подросткового кризиса я вовсе не избежала, просто настиг он меня позже. Недохлебанное все равно пришлось расхлебывать. И, наверное, лучше перебеситься в тринадцать, чем в тридцать. Потому что на взрослую женщину папа уже не сможет, грозно посмотрев, жахнуть кулаком по столу: «Нет — и все!» 

Хотя жахнуть-то, конечно, может, только кто ж его послушает… К сожалению. Но это уже история из более поздней жизни…

Читать полностью

---

2015 Дарья Юрская: «Мой папа получается со всех сторон проблематичный»

— Даша, извините, но история русского театра не так много знает примеров, когда дети становятся на уровень своих родителей. Мне вспоминаются Константин Райкин, Михаил Ефремов, ну и, может быть, Василий Борисович Ливанов…

— Поймите, это некорректное сравнение. Мы живем не просто в разные времена с папой, а как будто бы между нами сто лет. Эпоха сменилась ровно тогда, когда я пошла в это дело.

— Начало 90-х?

— Да, я пришла в мир, в котором сначала вообще не существовало никакого театра и кино. А потом стало создаваться что-то совсем другое, новое. Папа с мамой жили во время театрального бума, огромного уважения, интереса к театру, расцвета театрального. То же самое можно сказать и о нашем тогдашнем кино.

А я живу совершенно в другую эпоху. Да, и театр существует, и я в нем существую довольно активно. Что касается кино, то оно в прежнем понимании вообще перестало существовать. А знаменитость вся папина зиждется только на кино, потому что театр — это другой срез, уровень популярности.

— Ну да, вся слава Юрского вышла из советского кино, которого больше нет.

— А другое на смену пока не пришло. 

Читать дальше

---

2016 Дарья Юрская: У мамы крылатая фраза: «Зачем мне это нужно?

---

2019 Дарья Юрская: Папа ушел мгновенно. Видно, устал от болезни…

13 февраля 2019, Саид Шах Мариана, Славинский Борис

Дочь Сергея Юрского Дарья вышла к журналистам, которые собрались возле подъезда того самого дома, где прошли последние минуты жизни актера, в одном из переулков близ Арбата в день, когда стало известно о смерти артиста.

– Дарья, примите слова сочувствия. Узнав, что Сергей Юрьевич нездоров, честно признаться, эти дни просто боялась звонить вам. Но самым страшным было узнать, что от нас ушел Юрский…

– Да, – сказала Дарья сквозь слезы, – я понимаю зрителей. Спасибо всем за добрые слова. Папа болел, но всё произошло так неожиданно! Я пока в некоторой растерянности. Надо поддерживать маму, это в первую очередь. Держу в руках какие-то бумаги, еду оформлять все, что нужно для похорон. Спасибо Театру Моссовета, он взял на себя хлопоты по панихиде, но семье надо тоже решать организационные вопросы. 

– Ваша мама потеряла человека, с которым была рядом пятьдесят лет. Я так понимаю, что она и по телефону не может разговаривать, раз вы берете ее мобильный? Как чувствует себя Наталья Максимовна?

– Как она может себя чувствовать?! Папа ушел мгновенно. Мама мне позвонила, я тут же собралась, поехала к ним, но папу уже не застала. Он несколько дней назад еще выходил из дома, но, видимо, устал от своей болезни. Спасибо, что есть близкие люди, которые сразу же приехали поддержать нас. Мама не в одиночестве, пока я бегаю по делам. 

– Светлая память вашему отцу. Царствие небесное…

– Да. Светлая память моему папе.

---

Дарья Юрская: Как умереть, папа репетировал всю жизнь — «Собеседник» 12/09/2019

Дочь Сергея Юрского Дарья поделилась воспоминаниями об отце – великом актере, ушедшем из жизни около полугода назад

Прошло чуть больше полугода, как ушел из жизни актер, режиссер, писатель Сергей Юрский. Его супруга – актриса Наталья Тенякова – признается, что и сейчас не может говорить о супруге в прошедшем времени. 

С «Собеседником» согласилась вспомнить Сергея Юрьевича его дочь – Дарья Юрская. 

Играл с фигой в кармане

– Дарья, как-то о себе Сергей Юрьевич сказал: «Я не соответствую своему времени и всегда обложен». Как вы думаете, почему?

– Мне кажется, что в начале актерской карьеры, в 1960-е годы, Юрский более чем соответствовал своему времени. Думаю, это время в актерском смысле он же и формировал. И это было совершенно счастливое время. В 1968 году папа вместе с труппой БДТ (Большой драматический театр. – Ред.) оказался на гастролях в Праге. В тот период, когда туда вошли советские танки. Тогда у него произошел чудовищный слом, депрессия, которая длилась, наверное, всю оставшуюся жизнь. Видимо, тогда началось его некоторое инакомыслие, а впоследствии и травля от КГБ. Потом были долгие, нудные застойные годы, когда мало чего происходило.

Меня не удивило, когда в одном интервью папа сказал, что в профессиональном плане он считает для себя самым счастливым периодом 1990-е годы. Потому что тогда действительно было ощущение полнейшей свободы, что-то качественно изменилось внутри общества. В тот период было идеальное сочетание – свобода плюс возможности. Когда начались 2000-е, всё стало по-другому…

Если говорить о несоответствии времени… Папа слишком много чего умел и всё делал на десять баллов из десяти. Спасибо Диме Быкову, который сказал про папу, что это был не артист, который писал чего-то, а писатель. Хотя сам Сергей Юрский говорил, что в первую очередь он актер. Но актеру всегда тесновато в профессии, потому что она зависимая. Поэтому папа и спектаклей много ставил, и кино снимал.

– Вы упомянули КГБ. Он был диссидентом?

– Папа был бескомпромиссным человеком. Он не был диссидентом, который выходит с протестом на площадь. Но в творческом смысле – да. Например, папа общался с Солженицыным, читал его произведения. До сих пор никто не знает, что стало началом его запрета в Ленинграде. Есть версия, что гонения начались из-за одной истории. Он играл в БДТ в спектакле «Беспокойная старость» профессора Полежаева. К нему пришли с просьбой выступить на концерте для партийных чиновников: «Сергей Юрьевич, прочтите, пожалуйста, монолог Полежаева из вашего нового спектакля». На что папа ответил, что монолога у этого персонажа в пьесе нет. Чинуши ведь не знают пьес, обиделись: мол, не хочет артист Юрский нас порадовать. 

– Вспоминается история, когда в БДТ Юрский играл писателя Даниэля Дефо. В тот период шел судебный процесс над диссидентами Даниэлем и Синявским. Тогда в одной из сцен артист сказал: «Я – Даниэль…» – и после паузы произнес дальше: «Дефо». Зрители всё поняли. Этакая фига в кармане… 

– Так и в «Горе от ума» он играл с этой фигой в кармане. Театр был крайне политизирован в то время, и папа был включен в это. Он был свободным, и поэтому его невзлюбили. Помню, как папа получал какой-то орден из рук министра культуры Мединского. Обратился с речью, дескать, ему приятно, что уважает Мединского, но «давайте сделаем так, чтобы я и дальше мог вас уважать, помогите в судебных разбирательствах с режиссером Серебренниковым». Все в этот момент буквально вжались в кресла. 

– Сергей Юрьевич и письма в защиту Михаила Ходорковского подписывал, и про войну с Украиной высказывался негативно… У него были из-за этого проблемы?

– Так буквально, наверное, нет. Он уже достиг уровня, когда ему  доставить проблемы было сложно. Но, например, была ситуация, когда папа выступал в прямом эфире программы «Агора» на канале «Культура». Выпуск был посвящен Кириллу Серебренникову. Сергей Юрский сказал: «Я три года учился на юридическом факультете. Давайте разберемся в этом деле юридически, с точки зрения законности…» Так вот, на Дальний Восток в прямом эфире эта его речь прошла, а на европейскую часть страны оказалась вырезанной. Я тогда сказала: «Папа, смотри, ты вернулся в юность – опять тебя вырезают». Когда сейчас были летние оппозиционные митинги и акции в Москве, мы с мамой следили за этим по интернету. И она сказала: «Хорошо, что отец этого не видит, он бы обязательно туда поперся!» Мы абсолютно в этом уверены. Его бы там скрутили!

«Я – мусорный человек»

– Какие ваши первые детские воспоминания об отце?

– Самые ранние – это… французский язык. Папа в свое время хорошо выучил этот язык сам и мечтал, чтобы я свободно разговаривала на нем. Поэтому со мной он сразу стал говорить на двух языках – русском и французском. Когда мы переехали в Москву, мне было шесть лет, он начал возить меня в частную учебную группу. Помню, когда мы в метро сходили с эскалатора, папа всегда мне говорил: Attention! – то есть «Внимание!» Поначалу я даже языки путала, французский и русский у меня сплелись, превратились в единый. Папа мучил меня разве что математикой, которую я с трудом понимала. Он же окончил школу с золотой медалью, и это тяжелый случай для всей семьи. Папа хотел, чтобы и я всё делала на отлично, перфекционизм в действии! Когда в средних классах у меня пошли трояки по математике, что было для меня еще и неплохо, он страшно возмущался. Пытался мне что-то объяснять, нервничал, не мог понять, почему я не понимаю очевидных вещей.

– Дарья, Сергея Юрского сложно представить в быту…

– А его там почти и не было. Вбить гвоздь в стену у него не получалось, и он от этого страшно злился. Зато папа был озабочен проблемой мусора – ему нравилось выносить мусор на помойку. Он про себя говорил: «Я – мусорный человек». Еще он любил котов, их в нашем доме всегда было много, папа за ними ухаживал. Редко, но что-то мог и на кухне приготовить. Мама рассказывала, что в свое время он ее покорил тем, что сделал ей бутерброд: хлеб, кусочек сыра, посыпанный молотым кофе. Юная Наталья Тенякова тогда подумала: «Умеет готовить!» Но потом оказалось, что это был верх кулинарных способностей Юрского.

Не хотел быть стариком на сцене

– Мы с вами беседуем в МХТ имени Чехова, где вы и ваша мама играете. А почему у вашего отца не получился настоящий роман с этим театром?

– Когда в 1978 году родители вынуждены были уехать из Ленинграда, руководитель МХАТа Олег Николаевич Ефремов сказал: «Да, конечно, мы вас с Наташей берем!» И, я так понимаю, его в этот же день вызвали наверх и пригрозили: «Вы вообще знаете, кого приглашаете?!» Ефремов тогда извинился: «Серега, я не могу!» А Театр имени Моссовета принял артистов Юрского и Тенякову, потому как МХАТ – государственного подчинения, а Театр Моссовета – московского. Наверное, там было меньше давления. Папа никогда не забывал этого, был до конца жизни благодарен Театру имени Моссовета, что бы там ни происходило. Последний спектакль Reception, который он там поставил незадолго до ухода, шел у него тяжело. Он метался между МХТ имени Чехова и Театром имени Моссовета – где поставить эту пьесу. Потом как-то сказал мне: «Даш, впрочем, о чем уже разговор! Откуда меня будут хоронить?!» Он как бы с юмором это произнес. 

– То есть уже задумывался о своем уходе?

– Дня за два до смерти папа с грустью вдруг сказал: «Я ведь никогда уже не выйду на сцену». Он не хотел выглядеть старичком перед зрителями. Ведь мы даже не задумывались, сколько ему лет, папа всегда настолько был активен… В одну секунду оторвался тромб… Удивительно, но, мне кажется, он и свой уход давно репетировал. В двух спектаклях, «Предбанник» и «Железный класс», в которых играл папа, его герои умирают одинаково – сидя на стуле. Так вот, отец и дома так же поступил: сел на стул – и всё! До сих пор мне кажется, что он просто сыграл очередной спектакль. 

* * *

Материал вышел в издании «Собеседник» №34-2019 под заголовком «Дарья Юрская: Как умереть, папа репетировал всю жизнь».

---

2019 Дарья Юрская в программе «Он и Она»

---

2021 Дарья Юрская — «Мхатовские пятницы»