Режиссёр-постановщик Наталия Серова. Операторы-постановщики Максим Тарасюгин, Александр Дегтярёв. Художник-постановщик Александр Боим. Независимая телекомпания «Персона».

2002 «Судьба Онегина»

Фильм-послесловие к сериалу — о том, как снимались обе версии «Онегина», о судьбе Сергея Юрского и его Пушкине.

Фотографии оператора Максима Тарасюгина со съёмочной площадки 

На этой странице:

  • Из интервью Сергея Юрского «Эпоха Пушкина уходит». Ирина Капринос для журнала «Стиль и дом», Киев, 1999
  • Диляра ХАСБУЛАТОВА НА ФОНЕ ПУШКИНА — Литературная газета №23, 7-13 июня 2000
  • Наталья Каминская. Лета шалунью рифму гонят… Газета «Культура» 1999
  • Ирина Петровская. Юрский читает «Онегина» —  Известия, 5 июня 1999

Из интервью Сергея Юрского «Эпоха Пушкина уходит». Ирина Капринос для журнала «Стиль и дом», Киев, 1999

… Я согласился, сперва чуть-чуть побаиваясь, а потом уже не боясь, повторить “Онегина”, целиком. Полгода канал “ТВ-Центр” держал павильон на “Мосфильме”, купив его. К каждой серии, к каждой главе делались другие декорации, костюмы. Мы сняли восемь серий “Онегина”, которого я исполняю в одиночку, но играю с реквизитом, костюмами и декорациями в кинопавильоне. Фильм демонстрировался несколько раз, но так получилось, что я практически его не видел.

Эта работа была очень важной для меня. Оправдал ли себя Александр Сергеевич? Абсолютно оправдал. Причем, в трагическом плане. При кажущейся легкости творчества у него есть в “Онегине” и фантастическое предсказание своей смерти с расчетом по дням и часам, и обсуждение собственной загробной жизни, вернее, ее отсутствия. При всем воздушном пушкинском стихе и при всей его простоте, при естественном христианстве Александра Сергеевича — это фантастические противоречия, которые очень возбуждают. Замечательно! Мне пришлось заново учить всего “Онегина”, так как оказалось, что роман забыт. Я уже исполнял его целиком в 1966-м году. Тогда на черно-белом еще телевидении показывали полностью восемь серий. В нынешнюю эпоху я делал все иначе. Постоянно спрашивал себя, от чьего же лица я теперь говорю. В 60-х читал вроде бы от актера, который играет Пушкина, представляет себя Пушкиным. Сейчас у меня другая внешность, другой возраст, другое ощущение. Для себя я шутливо сказал, что читаю от имени дяди, который самых честных правил. Но посмотрев две серии, я понял, что здесь есть некоторые новости. В произнесении долгих часов пушкинского текста человеком, который намного старше Пушкина, есть очень любопытные противоречия. Впрочем, на них только и интересно обращать внимание. “Онегин” состоит из чередования надежды на какой-то смысл жизни и ощущения бессмысленности существования.

… Пушкина я учил в течение полугода, в основном, на ходу. Я ногами мерял километры, прокручивая текст, чтобы он в голове укладывался. И я прошел сперва, естественно, по Москве много километров вокруг дома, а потом мы были в январе с премьерой по Бергману в Израиле, играли там семь спектаклей и жили на берегу Средиземного моря в Натании. Купание в крещенские дни — что может быть замечательнее! Вот это хождение по библейским местам с долблением пушкинского текста оказалось совершенно потрясающим.

И уже после Израиля я оказался в Японии, на окраине Токио. Жил в районе, совершенно лишенном признаков европейскости. Там было наше репетиционное помещение. И то же хождение вдоль железной дороги с Пушкиным давало какой-то особый привкус учения на таком фоне, потому что фон очень много значит.

— Тем более, что Пушкину за границу выехать так и не удалось…

— Никуда, никогда… Об этом страшно подумать…

Диляра ХАСБУЛАТОВА НА ФОНЕ ПУШКИНА — Литературная газета №23, 7-13 июня 2000

«Евгений Онегин» в исполнении Сергея Юрского — телевизионный цикл, показанный в дни пушкинского юбилея, — один из редкостных удавшихся проектов посреди той смехотворной вакханалии, что развернулась по всей стране.

Идея этой программы принадлежит двум отчаянным дамам: режиссеру Наталье Серовой и сценаристу Татьяне Смородинской, когда-то, во времена расцвета петербургского телевидения, вытянувших на своих плечах знаменитое «Пятое колесо». (…)

Наталья Серова: Поскольку до сих пор непонятно, что такое телевидение — средство коммуникации, информации или сравнительно новая разновидность репродуцирования, говорить о нем как об искусстве чрезвычайно трудно. На деле это доказать можно, у ТВ есть язык, выражающий реальные вещи, существующие в сознании человека. 

— И в чем, по сравнению с кинематографом, его преимущество?

— В самой электронной природе ТВ заложены особые возможности, позволяющие передать пластику материального мира. Когда начиналось «Пятое колесо», закладывая его эстетику, я исходила из простой вещи: скажем, когда идешь вдоль решетки Летнего сада, в мозгу возникает ряд сложных ассоциаций, астральных клише. И эти ассоциации множатся, ветвятся у каждого человека. Так вот, надо просто помочь вспомнить человеку, что пространство, в котором он живет, не есть просто материальное геометрическое пространство, но что оно также пространство духовное и культурное.

 Телевидение прежде всего заимствует приемы театра. Все, кто пришел на телевидение впервые, пришли именно из театра; первое, что появилось на ТВ, — литературный театр. Но у телевидения было мало средств, оно было бедным. И для того чтобы стать похожим на кино, с его наработками, нужно было прежде всего оснаститься. В тот момент, когда это стало возможным, оказалось, что в этом нет никакой необходимости. Что у телевидения — свой язык. Более того, подражание кино вредно для ТВ.

— А «Евгений Онегин» в исполнении Юрского — это тоже разновидность литературного театра?

— Во всяком случае, в лоне этой традиции. Хотя съемка велась документальным методом — подробнейшей фиксацией того, как человек читает вслух. Но это не «экранизация» романа и в то же время не прямая фиксация чтения. Здесь есть свои тонкости — монтажа, например. Скажем, на словах «длинный нож» (сон Татьяны, глава 5) — 11 склеек…

— ?!

— …но этого никто не замечает. Наверное, главная задача телевидения — выявить онтологическую сущность человека, сделать человека равным самому себе.

— И в случае с Юрским вы как бы сделали его равным самому себе через Пушкина? Сергей Юрский, вобравший в себя опыт Пушкина?

-Сотрудники Пушкинского Дома, посмотрев программу, сказали нам удивительную вещь — вы, говорят, доказали гениальность Пушкина. Звучит странно, но вдумайтесь, ведь в нашей интерпретации Пушкина читает человек многоопытный, поживший, умудренный. (А нам советовали взять молодого актера — роман-то был начат мальчиком двадцатитрехлетним.) Но Юрский к своему возрасту — а он уже 35 лет читает Пушкина — уже как бы понял Пушкина, созрел  для него совершенно, как бы воплотился в нем. Это же процесс долгий, всей жизни не хватит.

— А съемки долго длились?

-Полгода. Иногда один эпизод писали одиннадцатью дублями, добиваясь точной нюансировки. Юрский кому-то сказал: «Иду завтра на съемки, читать «Онегина». — «Да? А послезавтра что?»

—Смешно.

-Это тяжелый труд — такое чтение. Одну главу он читает пять дней. Между прочим, когда он приступал, неважно себя чувствовал. Но начав читать, поправился!

Наталья Каминская. Лета шалунью рифму гонят… Газета «Культура» 1999

Если бы Сергей Юрский не прочел на телевидении «Евгения Онегина» примерно тридцать лет назад, а сейчас, в свои собственные уже не тридцать сделал бы это впервые,  не стоило бы ломать голову над феноменом автора романа с точки зрения возраста. Но тридцатилетний Юрский читал роман тридцатилетнего Пушкина, и самое замечательное в этом было то, как совместились мироощущения ровесников, актера и поэта. Как улетучилась в миг извечная чтецкая дистанция, и Пушкин, язвительный и романтичный, Пушкин болтун и мудрец, хулиган и философ предстал перед нами не только в лирических отступлениях, но, что самое интересное, и в персонажах романа. Кто сквозь кого просвечивал (актер, поэт?), право, не хотелось гадать.

 В нынешнем «Онегине», показанном на канале ТВ Центр, Юрский рискнул сделать тот же ход. Он вновь совместил мироощущения – свое и поэта. Смущала ли его при этом разница в возрастах автора и его собственного? Думаю, нет. Более того, артист намеренно не стал ее скрывать. Прибавив в декорации (в прежнем «Онегине» обошлось стульями и свечами, здесь художник Александр Бойм создает театральную среду), обретя цвет и меняя костюмы, Юрский по-прежнему с цилиндром и тростью. К тому же нисколько не убавил грации. 

Снова меняет «маски»: только что была смущенная Таня, а вот уже основательная Няня. Снова сон Татьяны звучит в интонации полубреда, а когда Онегин клонит голову свою на Танино плечо, очень некстати входит Ленский, и эпизод этот опять смешон и снова разряжает атмосферу трагического предчувствия.  Снова в главе «Дуэль» ключевым, звучащим на крике становится слово «кони» (даже и они храпят и бьются при виде бессмысленной жестокости). Опять окрашены сарказмом и Петушков, и Пустяков, «остряк. Недавно из Тамбова». 

Но есть совпадения посущественнее, ибо личность актера вновь совмещается с alter ego автора. И первый сообщает артериям романа собственную кровь, снабженную кислородом ровно настолько, насколько позволяет прожитое, пережитое и наблюдаемое ныне. «Кто жил и мыслил, тот не может в душе не презирать людей» — не горькое прозрение, а спокойная констатация давно свершившегося факта. «Татьяна верила преданьям простонародной старины» и все связанное в романе с домом Лариных,  сознательно окрашено  у нынешнего  Юрского в руссоисткие тона. Антагонизм светской суеты с «натуральной» жизнью – одна из доминирующих тем этого «Онегина».  На этой территории можно даже мысленно вернуться к гипотетическому будущему не убитого в тридцать восемь лет поэта. К сорока годам прожив то, что по духовной насыщенности троекратно превышает допустимый объем, засел бы он мудрецом в уединении и глуши, полюбил бы домашний уют (как ловко  расставляет Юрский тарелки к обеду у Лариных!), изредка навещая свет, не смотрелся бы более Чайльд-Гарольдом. 

Сопротивляется ли текст романа такой активно авторской интонации исполнителя?  Ничуть! Открывается в новых объемах. И, похоже, может открываться, пласт за пластом, до бесконечности. И именно в личностном пристрастном прочтении. Отринув неуместные в нынешней его поре живость и темперамент, Юрский как хороший реставратор очищает от патины портрет Татьяны. На ней как на идеале не только женском, но общечеловеческом, скрещиваются у него все смысловые линии романа. Признание Татьяны Юрский читает и впрямь «начитаться не может», сообщая каждому слову нескрываемое сердечное расположение. Корреспонденцию же влюбленного Онегина пробегает сухо. Не оставить повзрослевшему Евгнению ни шанса на значительность вспыхнувших в нем чувств – это сурово! Но – факт. Ответ Татьяны произнесен актером так, будто целая жизнь не Лариной только, но и Пушкина, и самого Юрского подошла в нем к своему моменту истины. Кажется, одной Татьяне, которой слегка за двадцать, не вложить бы в эту отповедь столько достоинства, мужества и печали. 

За это телевидению можно простить многое.

«До дня рождения Александра Сергеевича осталось…» Несмотря на сладкий голос диктора, ведущего на ОРТ отсчет времени, оставшегося до пушкинского двухсотлетия, есть в этом ежесуточном хронометре нечто угрожающее. Так в день президентских выборов 1996 года то же ОРТ, хронометрируя часы и минуты, оставшиеся до конца голосования, пыталось подвигнуть вялый электорат выполнить свой гражданский долг, иначе… далее следовал длинный список преступлений коммунистов. А часики на зловещем черном фоне стучали: тик-тик-тик. Не пойдете на избирательный участок — вам же хуже будет.

В одном из сюжетов НТВ некий специалист по избирательным технологиям тоже связал Пушкина с выборами. Мол, если бы Пушкиц сегодня баллотировался в президенты, его бы избрали всенепременно. Во-первых, благодаря рекламе, которая никому из политиков и не снилась. Во-вторых, благодаря стопроцентному рейтингу популярности… Ой ли, господин технолог? Наш народ теперь на мякине, то бишь на рекламе, не проведешь. Уяснили, кажется, что чем навязчивее реклама, тем мерзее рекламируемый объект. Вон Жириновский что только ни делал? И пел, и с девушками в кабаре отплясывал, и водку своего имени выпустил, а прокатили его белгородцы на губернаторских выборах.

Так и юбилейный пафос народ интуитивно отрицает, снижая его анекдотами. Вот один из них: забирают в милицию бомжа. Там спрашивают: «Имя, фамилия?» Бомж: «Не помню». — «Откуда родом?» — «Не помню». — «Родные- близкие есть?» — «Не помню». — «Ну хоть что-нибудь вы помните?» — «Помню: до дня рождения Александра Сергеевича осталось семь дней».

А вот и случай из жизни. Намедни заходит соседка. Вдруг ни с того ни с сего: «До дня рождения Пушкина осталось четыре дня». — «Это ты к чему?» — удивляюсь. «Так нам на следующий день после его юбилея горячую воду включат. Я раньше по календарю счет вела, а сейчас по телевизору. Удобно».

Заглянула я в телепрограмму грядущей недели и поняла: несмотря на то, что весь этот год вроде бы пушкинский, уже на следующий день после юбилея ничто, кроме горячей воды, не напомнит моей соседке о Пушкине. Разве что канал «Культура» с музыкальной программой об «Онегине» да юмористический сериал «Балда» на шестом канале, к Пушкину имеющий только то касательство, что слово «балда» придумал и запустил в народ он, гений русской словесности.

Конечно, главные юбилейные мероприятия еще предстоит пережить — и пафосное собрание культурного бомонда в Большом театре, и гала-концерт звезд эстрады на Манежной площади, и многое- многое другое, вошедшее в меню пушкинского дня на ТВ. И хотя стало уже модным в так называемых культурных кругах брюзжать по поводу избыточности юбилейных торжеств, мероприятий и телешоу, в которых Пушкин соседствует с прокладками и средством от поноса, мне вдруг показалось, что брюзжать, в сущности, не о чем. Брюзжа и пытаясь защитить «нашего Пушкина» от глупости и пошлости масс культа, все мы невольно уподобляемся экскурсоводам- патриотам из довлатовского «Заповедника». Помните: «Вы любите Пушкина?.. — Люблю. (Так, думаю, и разлюбить недолго.) — А можно спросить — за что?.. — Любить публично — скотство! — заорал я… — Пушкин — наша гордость! — выговорила она. — Это не только великий русский поэт, но и великий гражданин… Ознакомьтесь с методичкой».

Нет, только не это. Только не любовь по методичке, только не каноническое поклонение «великому гражданину». Пусть все любят Пушкина, как хотят и как могут. Или не любят. Тоже для Пушкина беда небольшая («Поэт, не дорожи любовию народной»). Но не будь этого юбилея со всеми его издержками, кто и когда на телевидении решился бы, к примеру, на запись «Евгения Онегина» в блистательном исполнении Сергея Юрского? Жаль, канал «ТВ Центр» не умеет «продавать» свой лучший «продукт» так, как умеют делать это (и часто далеко не с лучшим продуктом) ОРТ и НТВ. «Онегин» на «ТВ Центре» прошел как рядовое блюдо — без всякой рекламы в прессе и выразительных анонсов в эфире. По субботам и воскресеньям Юрский читал «Онегина», главу за главой — в течение двенадцати вечеров, полностью опровергнув утверждение, что поэзию нельзя адаптировать к телевидению. 

Можно, если это настоящая поэзия, если это великий артист, слушая которого видишь не только его лицо и условный реквизит, едва намекающий на реалии ушедшей эпохи. Видишь и чувствуешь саму эпоху, живо представляешь персонажи и события романа, а главное — слушаешь божественные стихи. Юрский читает так живо, так вкусно, так смешно, так мудро, так неожиданно, что временами кажется: а уж того ли «Онегина», который знаком с юных лет, мы слышим? Вроде бы в том «Онегине» было как-то по-другому, не так. И вот уже хватаешь с полки, откровенно говоря, давно не открывавшийся заветный синий томик и, углубившись, понимаешь, что не знаешь «Онегина».

Авторы проекта — Наталья Серова и Татьяна Смородинская — рассказали мне, что, работая над записью «Онегина», они тоже сделали свои открытия (о них зрители узнают сегодня из программы «Пять тысяч гениальных строк». Предисловие к фильму «Евгений Онегин» ,«ТВ Центр», 23.10). Вот, допустим, классическое:

Надев широкий боливар,
Онегин едет на бульвар...

Несколькими строками ниже:

Уж темно: в санки он садится.
«Пади, пади!» — раздался крик;
Морозной пылью серебрится
Его бобровый воротник.

Режиссер Наталья Серова рассказывает: «Записываем первую главу. Доходим до этого места. «Боливар», как известно, модная в ту пору широкая шляпа из плетеной соломки. Значит, на дворе лето. А откуда летом бобровый воротник? Или возьмем третью главу: Татьяна ожидает приезда Онегина. «Смеркалось, на столе, блистая, шипел вечерний самовар… Татьяна пред окном стояла, на стекла хладные дышала…» Наконец, «Евгений! «Ах!»… И ждет: нейдет ли? Но не слышит. В саду служанки на грядах, сбирали ягоды в кустах». Какие ягоды можно «сбирать» в темноте?»

В общем, съемочная группа и удивлялась, и недоумевала, пока не поняла: Пушкин создавал никакую не энциклопедию русской жизни, а Образ этой жизни, для которого не столь важны такие мелкие детали, как ночной сбор ягод или соломенная шляпа зимой.

Фильм снимали полгода. Когда-то, тридцать лет назад, Юрский уже читал всего «Онегина» на Ленинградском ТВ. Сохранились в записи лишь две главы. Артист очень боялся приступать к новой работе. Заново учил. В начале съемок плохо себя чувствовал, даже волновался, успеет ли закончить работу. Отмечая окончание съемок, Серова спросила его: «Как самочувствие?» Юрский воскликнул: «Поразительно, но я здоров!» А ученые из Пушкинского Дома так отрецензировали фильм: «Вы доказали величие Пушкина — строчки, написанные молодым человеком, кажутся абсолютно органичными в устах человека немолодого». Эта рецензия подтвердила слова академика Сахарова из его дневников: «С Пушкиным каждый в России проживает вторую жизнь».

В воскресенье, в день рождения поэта, «ТВ Центр» повторит этот фильм в режиме «нон-стоп». Я очень рекомендую тем, кто действительно любит Пушкина и раздражен попсовым разгулом вокруг него, не пропустить «Онегина» в исполнении Юрского. Разумеется, камерность, интеллигентность, неторопливость фильма требуют от зрителя, привыкшего к клиповости и суетливости нашего телевидения, определенной душевной работы, соответствующего настроя. Этого «Онегина» нужно не глотать, обжигаясь и давясь, а пить как хорошее вино — смакуя. Попробуйте. Не сомневаюсь, что эта работа войдет в культурный фонд российского ТВ.

ОРТ тоже прочитало всего «Евгения Онегина», разбив его по строфам и разложив по голосам монтажников-высотников-пожарников-ремонтников (по принципу: одна голова — одна строчка). Пропал «Онегин» в коллективном бессознательном проговаривании — исчез не только смысл романа в стихах, но и ритм стиха. Словно туристы, приехавшие в пушкинские места по дешевым путевкам, пробежали народные массы по «Онегину» галопом по Европам. Телевизионщики, задумавшие этот по-своему грандиозный проект, как сказал бы Сергей Довлатов, «к поэзии в общем-то равнодушны… Им важно ощущение — я здесь был. Необходимо поставить галочку в сознании. Расписаться в книге духовности…»

А может быть, и это не так уж плохо? В книге духовности телевидение давно и расписываться-то стыдилось. Не было бы счастья, да юбилей помог.

P.S. О других пушкинских проектах, в том числе о «Живом Пушкине» Леонида Парфенова, поговорим на следующей неделе, когда со дня рождения Александра Сергеевича пройдет шесть дней.