Сергей Юрский: “Своими глазами… ” Беседовал Лев Сидоровский. — Аргументы и факты. Март 1995

Ему — шестьдесят. Как странно…

Отлично помню его в нашей университетской “Драме” (Оргон, Хлестаков, Труффальдино — пятнадцать главных ролей за три года!). И не в силах забыть его успех на сцене БДТ (Чацкий, Тузенбах, Генрих IV, старик Илико — Товстоногов считал, что Юрский “может сыграть все!”). А его режиссерские работы — и на ТВ, и в родном доме на Фонтанке: “Мольер”, “Фарятьев”… И чтецкие программы, на которые было не пробиться. И “звездные” киногерои — один Остап Бендер чего стоил!..

Потом он встал поперек горла обкомовскому Романову и был вынужден покинуть родной город…

Москва. Снова — сцена, экран, работа за границей, книги… И вот ему, народному артисту России, — уже шестьдесят...

Звоню в Москву.

—            Сергей Юрьевич, дорогой Сережа, какое настроение накануне “круглой даты”?

—            Прекрасное.

—            Нынешняя ситуация в стране из творческой колеи не выбивает?

—            Выбивает. Но я уже очень тренированный человек, могу боксировать ситуацию.

—            Закалка еще с Питера? С той “романовской” истории?  Между прочим, для нас Юрский, где бы он ни жил, всегда остается петербургским актером, чья эстетика навсегда определилась под этим небом…

—            Я тоже считаю себя актером петербургским. Впрочем, для меня слишком громко, лучше ленинградским. Потому что всегда во мне и наш Театральный институт на Моховой; и родной БДТ, труппу которого формировали сплошь ленинградцы, и она незабываема: товстоноговцы!.. Ну а стиль, который стараюсь нести, где бы ни работал в Москве или на дальних меридианах: стиль, про который меня спрашивают: “А что это у вас есть, как будто чем-то присыпано?” Я говорю: “Не знаю чем. Вы хотите сказать песком? Не возражаю. Пылью? Тоже не против. Солью и  перцем?” Это стиль — тоже ленинградский, более академический, чем где бы то ни было в мире. И в этой академичности я вижу силу профессии…

—            Чего же “чисто питерского” нынешнему москвичу Сергею Юрскому там, вдали от родных берегов, сегодня не хватает?

—            Боюсь впасть в банальность. Потому что изгиб Фонтанки он действительно вечно действующий. И выход к Неве. И закат на Мойке. И Дворцовая площадь… Но не об этом я хочу сейчас сказать. А о том, что есть нечто большее в духе этого города, и это я ношу с собой, в себе. Сейчас, когда “к юбилею” решили спять фильм, такой ретроспективный, нам понадобился Ленинград, Петербург, и мы едем туда, на один день, потому что хочется показать, передать будущим зрителям ощущение этого города. Вот это ощущение мне всегда дорого. Кроме того, у меня там могилы моих родителей…

—            Какой из заветов Товстоногова для тебя самый главный?

—            Какой из заветов?.. Наверное, вот этот: “Все ради будущего спектакля!” И не ради чего другого ни в отношениях с женщинами, ни в отношениях родственных, ни в выгодах материальных… Люди грешны. Люди могут оказаться грешными в разных ситуациях, по всему головой был для Товстоногова интерес будущего спектакля, того произведения, которое должно родиться вместе с реакцией зрителей…

—            Почему тогда, во время романовской травли, Мастер за своего еще недавно “любимого актера” все-таки не постоял?

—            Он не мог. Он ничего бы не смог перед этой стеной… Да, у нас с Георгием Александровичем были некие творческие расхождения, но это совершенно не касалось моего ухода…

—            Ну и какие творческие планы у юбиляра на вторую половину жизни?

—            О-о… Так далеко не планирую. ..

—            А ближайшие?

—            Сыграть в Театре имени Моссовета Фому Опискина.

—            Можно ли ожидать, что в одном спектакле встретятся Сергей Юрский, Наталья Тенякова и Даша Юрская?

—            Опять-таки, следуя заветам Товстоногова: такое произойдет, если будет пьеса, где эти три актера должны соединиться именно потому, что этого требует пьеса, а вовсе не родственные связи.

—            Не доводилось прибегать к гаданию, как это сейчас модно: гадать насчет своей судьбы?

—            Доводилось. Так вот, в гадании на этот год, чуть смешноватом, однако достаточно серьезном, святочном, мне выпали два слова: “Своими глазами”. Вот чего и желаю себе и другим: своими глазами…

18.03.2020  В Петербурге вспомнили Сергея Юрского в день его рождения — Российская газета

— Кто может похвастаться тем, что играл на одной сцене с Юрским в 1953 году? А я могу, — с улыбкой сказал известный ленинградский — петербургский журналист Лев Сидоровский.- Это было в нашей университетской «Драме», великолепном коллективе. (Театр-студия ЛГУ под руководством актрисы и педагога Евгении Карповой. — «РГ»). — Для меня было счастьем общаться с этим человеком — невероятно эрудированным, удивительно добрым, всегда с всклокоченными волосами, веселыми искорками в глазах. Уже тогда Сережа был премьером. Потом я видел все его роли в БДТ, не раз брал интервью…Щедрая душа: когда он уехал в Москву, не забывал старых приятелей, и несмотря на свою загруженность и существовавшие проблемы, помогал им.

Лев Сидоровский «ИНТЕЛЛИГЕНТНЕЙ ВСЕХ АРТИСТОВ! И ВСЕХ МУДРЕЕ – ТОЖЕ ТЫ!» — ФБ, 07/02/2022

Три года назад, 8 февраля 2019 года, навсегда замолкло сердце Сергея Юрского.

ОН всего лишь месяц не дожил до своего 84-летия. Что ж, возраст весьма почтенный. И всё же – как странно… Хотя отлично знаю, что мы – ровесники, но всё равно странно. Очевидно, потому, что помню, каким он был на заре жизни, в нашей университетской «Драме»: Оргон, Хлестаков, Труффальдино – пятнадцать главных ролей за три года! Могу, дорогой читатель, даже прихвастнуть: мол, однажды вместе с самим Юрским играл в «Ревизоре» (изображал какого-то купчика). Да, уже в ту пору Серёжа на сцене воистину блистал. А в жизни был «своим парнем», хохмачём – с веселыми глазами и всклокоченной прической.

В школе его знания были оценены золотой медалью, и в ЛГУ, на юрфаке, преуспевал тоже, но после третьего курса природа всё ж взяла своё: поступил в Театральный. Там профессор Макарьев мигом разглядел в питомце острохарактерного актёра. Причём успехи этого юноши были столь впечатляющи, что им заинтересовался сам Товстоногов. Июль 1957-го остался памятным для Сергея на всю жизнь: 8-го скоропостижно скончался его очень ещё молодой отец – в должности художественного руководителя «Ленконцерта», в звании заслуженного артиста республики (Юрий Сергеевич Юрский был человеком большой эрудиции, порядочности и культуры), а 17-го на показе худсовету БДТ сын оказался удостоенным самой высокой оценки. И вот уже только что закончивший второй курс студент – в труппе театра, который как раз тогда обретал грандиозную славу…

***

АХ, как он был великолепен – во всех амплуа, во всех жанрах: юный бунтарь Олег из злободневной розовской пьесы и абсолютно для того времени необычный, почти мальчик, Чацкий; эксцентричный, юный Адам и грузинский старик Илико; бездельник-сынок синьора Марио по имени Пино и фашист Дживола; неврастеничный правдолюбец морской лейтенант Часовников и барон Тузенбах; король Генрих IV и Эзоп в новой версии «Лисы и винограда»; американский полицейский Виктор Франк и профессор Полежаев… Ещё благодарю Бога за то, что во время генеральной репетиции посчастливилось мне увидеть его (опять – главная роль!) в зоринском «Дионе» (который у нас назывался «Римской комедией» и был тотчас запрещён обкомом партии).

Товстоногов справедливо считал: «Юрский может сыграть всё!»

Несмотря на молодость, он скоро стал вровень с главными тамошними артистами, причём оказывал сильнейшее влияние не только на зрителя, но и на самую атмосферу внутри знаменитого коллектива. Одновременно был хорош на киноэкране – в «Повести о молодожёнах», «Человеке ниоткуда», «Республике ШКИД» и других фильмах. Ну а в швейцеровском «Золотом телёнке» – из всех сыгранных до и после него Остапов Бендеров – безусловно, до сих пор остаётся самым лучшим… Параллельно всему этому росла и ширилась его концертная деятельность: когда Юрский читал Чехова и Зощенко, Гоголя и Бабеля, Пушкина и Пастернака, Мандельштама и Шукшина, – залы были переполнены. Не говоря уж про традиционные актёрские «капустники», в которых имел успех просто бешеный…

***

ПРИЗНАЮСЬ, дорогой читатель, людей, которые в жизни обходятся без газет, считаю ущербными. Да, книга (настоящая литература, а не всякие Донцовы и Робски) умному человеку необходима в первую очередь, но и газета (не «жёлтая» пошлятина, а серьёзное периодическое издание) ему тоже не помешает, ибо (говоря «высоким штилем») позволяет ощущать Время, так сказать – «держать руку на пульсе событий». Во всяком случае, для меня перелистать утром несколько газет – это как почистить зубы. Увы, даже среди коллег сие убеждение разделяет абсолютное меньшинство, чего уж требовать с остальных простых смертных… Вот и в артистическом мире многие годы наблюдаю подобное. Однако Юрский…

Однажды (тому уже лет сорок с лишним, но кассета диктофона наш диалог сохранила), когда я по старой дружбе заглянул в его гримёрку, чтобы задать несколько вопросов, Сергей вдруг предложил на сей раз поговорить не про театр, а про что-нибудь другое: «Ну, хотя бы, про журналистику, про газету»… Так я узнал, что для давнего моего знакомца чтение прессы обязательно:

– Не потому, что надеюсь найти что-нибудь совсем новое. Чаще там информация, уже известная по вчерашней ТВ-программе «Время». Просто люблю читать газеты, люблю вынимать их из ящика, разворачивать, смотреть, как расположили материал…

Я подивился: мол, большинство твоих коллег считает «настоящее искусство» выше «злобы дня». Он усмехнулся:

– Дело не в том, скажем, что в пьесе «Дачники» отразятся нынешние события где-нибудь в Португалии или Анголе, а в том, что актёр будет говорить слова роли с е г о д н я, для людей, с е г о д н я получивших определённую информацию, что он будет жить на уровне этого «фона»…

Его впечатления от личного общения с журналистами были чаще всего удручающими:

– Увы, доводилось встречать среди корреспондентов людей, которые просто ничего не умеют. Получает такой редакционное задание – взять интервью, и уже через пять минут у него готовы те самые вопросы, что может мне задать любой человек, оказавшийся рядом, допустим – в очереди за сигаретами: «А как вы начинали играть?.. Так… А чем нас в скором будущем порадуете?..» И всё. И больше спросить не о чем… Журналистская работа всё-таки требует точно и кратко излагать мысль, то есть – не быстро спрашивать, а быстро мыслить. Для этого требуются, как минимум, чрезвычайно широкие знания хотя бы в одной области жизни. Вспоминаю корреспондента одной периферийной «молодёжки», на чьи вопросы отвечать мне было нелегко и очень интересно. Человек заставил меня мыслить! Вот в этом и обязанность журналиста – создать атмосферу, в которой мысль собеседника заработает, будет присутствовать в о з д у х р а з г о в о р а…

Сокрушался по поводу материалов на так называемые «театральные темы»:

– Уровень рецензий обычно невысок. Даже просто излагать содержание спектакля – это ведь тоже искусство. Бывает: автор рецензии хочет, чтобы мы заинтересовались спектаклем, а нам уже от самих его слов тошно. Прочтёт такое человек и решит: какое же всё-таки занудство этот театр…

Поэтому сам «откликов прессы» особо не ждал:

– Я не очень тщеславен, так что не «всасываюсь» в статью, посвящённую своей особе: «Ой, про меня! Как интересно!» Я только иногда проверяю, нет ли какой неожиданности… Но бывают исключения, когда сама статья – произведение искусства, Например, когда прочёл в «Литературке» произведение Крымовой о своих концертных работах, тут уж было не до размышлений о себе, а просто хотелось поделиться с кем-то. Не тем, что про меня написали, а тем, что т а к написали…

Ну и уж, конечно, никакая газета не смогла бы ему помочь сыграть роль лучше:

– Я не помню факта и просто не могу себе представить, чтобы критик дал мне совет относительно той или иной сцены, а я бы завтра это выполнил. Товстоногов мог мне посоветовать: «Играйте эту сцену быстрее в три раза». Но вряд ли такую сугубо профессиональную вещь может сказать журналист…

***

ДА, Товстоногов был для него огромным авторитетом. Но артиста Юрского вдобавок всё больше тянуло в режиссуру, а Георгий Александрович конкурентов в своём хозяйстве не терпел. Поэтому не принял «Фиесту»: под таким названием Сергей роман своего любимого Хемингуэя «И восходит солнце…» сначала инсценировал, потом поставил. Тогда пришлось осуществить эту идею на телевидении. (Как великолепно играли там актёры БДТ и балетная «звезда» Мариинки Михаил Барышников! Но вскоре Барышников остался на Западе – и телеспектакль навсегда исчез)… И великолепно воплощённый им же на родной сцене булгаковский «Мольер» (в котором и сам постановщик блеснул в главной роли) восторга у «главного» тоже не вызвал, хотя шёл потом с неизменным успехом… И превосходный спектакль «Фантазии Фарятьева» по пьесе Аллы Соколовой (которую Юрский очень ценил «за поразительное сочетание натуральности и высокой поэтичности языка, жёсткой иронии и щемящей нежности») герой моего повествования смог «пробить» лишь с огромными усилиями… Однажды Товстоногов ему сказал: «Вокруг вас группируются люди. Вы хотите создать театр внутри нашего театра. Я не могу этого допустить».

Что ж, разлад между Товстоноговым и Юрским существовал, но – лишь, так сказать, «эстетический», который вполне мог быть преодолен, ибо без БДТ Сергей жизни не мыслил. Однако вот у КГБ к артисту оказались совсем иные претензии: не по-советски отозвался на наше вторжение в Чехословакию (так случилось, что это преступление артист застал там, в Праге); дружил с изгнанным из СССР профессором Эткиндом; да и вообще у любимца публики, если хорошо приглядеться, какой-то подозрительный профиль – вот и самому Григорию Васильевичу Романову этот его профиль тоже не нравится… И последовало распоряжение: «Отныне и навсегда «Ленфильм», «Ленконцерт», Ленинградское телевидение и Ленинградское радио для Юрского закрыты!»

***

И ПРИШЛОСЬ этому воистину ленинградцу-петербуржцу вместе с Наташей Теняковой (не только верной женой, но и шикарной актрисой), а также – с маленькой Дашей, перебираться под небо Первопрестольной. В Театре имени Моссовета поставил «Тему с вариациями», где играл вместе с Пляттом. Потом – спектакль по Островскому «Правда хорошо, а счастье лучше», где его партнёршей стала сама Раневская. Далее – «Орнифля» Ануйя… В ту же пору мы снова увидели его на экране. Особенно хорош был вместе с Наташей в фильме «Любовь и голуби» – помнишь, дорогой читатель, полных озорства и бесконечного обаяния дядю Митю и тётю Шуру? В трудные девяностые нас восхитили его – по Гоголю – на сцене МХАТа «Игроки-XXI», а в «Школе современной пьесы» – «Стулья» Ионеско, да и другие спектакли. Чаще всего рядом с ним на сцене были Наташа и Даша, чей талант (от папы! от мамы!) тоже для всех очевиден. Вот и в «Лысой певице» снялись втроём… На французском языке он полгода играл в парижском «Бабиньи», потом – в Национальном театре Брюсселя. Режиссировал в японском театре «Хаюдза». Его фильм «Чернов/Chernov» резко отличился от той чаще всего киногалиматьи, которая уже лет пятнадцать-двадцать является к нам в большом избытке… И на его чтецких концертах по всей стране (это в наш-то век попсы и вообще шоу-бизнеса) были по-прежнему – сплошные аншлаги!..

В нём навсегда сохранились университетская закваска и не показное достоинство. Никогда не был обласкан никакой властью, но всё же – «народный», к тому же – лауреат «Золотой маски», многих отечественных и международных конкурсов, даже кавалер некоторых орденов…

***

ПОМНЮ его – осунувшегося, с посеревшим лицом, – у гроба Георгия Александровича. Тогда мне подумалось: вот кто в родном БДТ должен продолжить дело Товстоногова!.. Поделился за кулисами сей мыслью, но услышал: «Что ты? Наши «старики» этого не позволят!»

Часто перечитываю его изящные и мудрые книги: «Кто держит паузу», «Безвременье», «Содержимое ящика», «Игра в жизнь»… Люблю его стихи, которые писал с отрочества. Обожаю его искрометные перлы, которые сам автор называл «домашними радостями». Ну, например: «Известный просветитель Ганди // Сидел однажды на веранде, // Читал мораль своей команде, // Весь отдаваясь пропаганде».

Его, дорогой читатель, невозможно было вообразить (в отличие, скажем, от тоже очень не заурядного Михаила Козакова) ни в какой телерекламе. Или – в модной «тусовке». Или – раздающим откровенные интервью про личную жизнь: «Душевный стриптиз мне кажется постыдным и бессмысленным»… Деревенька Михайловское, которая трепетно хранит пушкинские следы, ему была во сто раз дороже любых канар и куршавелей… И навеки в его душе сохранился изгиб Фонтанки, закат на Мойке, выход через Дворцовую к Неве… А насчёт того, что нас ныне повседневно окружает, изъяснился – на примере «телеящика» – так: «Слишком много карнавала. Танцуют все, кроме тех, кому не до танцев. Я – из второй категории…»

В последний раз я увидел его в спектакле «Полёты с ангелом», который Сергей Юрьевич сам поставил и где сам же пронзительно сыграл девять ролей, включая главную – великого Марка Шагала…

***

КОГДА моему другу «стукнуло» семьдесят пять, поздравил его такими стишатами:

Байкал оставив за горами,

Я на Неве обрёл причал –

И в университетской «Драме»

Тебя, на счастье, повстречал!

Была сурова та година,

Но ярче всяких маяков

Светили мне твой Труффальдино,

И твой Оргон, и Хлестаков!

А дальше в нашей жизни адской

Взлетел ты очень высоко:

Как людям нужен был твой Чацкий,

И Тузенбах, и Илико!..

Ты никогда не пёр нахрапом,

Не затевал пустячных ссор,

Зато нас радовал Остапом,

И был хорош твой ВикНикСор!

Ты полон был огромных планов,

Был всё мощнее твой разбег,

Но вынудил подлец Романов

Тебя покинуть невский брег…

Но твой талант настолько веский,

Что всех – от Плятта и Раневской

До Сахалина и Курил

Ты моментально покорил!

Для всех, включая даже курда,

В искусстве ты – конечно, Бог!

К тому ж создал Театр абсурда –

И лучше выдумать не мог!

Мы, твои зрители, – фартовы!

Милы нам все твои штрихи!

Читать без устали готовы

Твои рассказы и стихи!

Ты в творчестве всегда неистов!

К тому ж «не прячешься в кусты»!

Интеллигентней всех артистов!

И всех мудрее – тоже ты!

Вовек душа не станет узкой!

Оставишь ты великий след!

Мой дорогой Серёжа Юрский,

Живи без хворей тыщу лет!

Увы, это моё пожелание не сбылось…