Источник — Проза.РУ Страница Александра Гольбина, 2020

Александр Гольбин: Недавно исполнился год, как ушел от нас  замечательный артист, необыкновенно душевный и мудрый человек – Сергей Юрьевич Юрский. Ещё раз хочется напомнить об этом по воспоминаниям близко знавших его. Я счастлив, что прикоснулся к его вне театральной жизни и привожу небольшой радио репортаж из Чикаго, проведенный в те траурные дни.


Ведущая Наталья Ковтун: Дорогие чикагцы, восьмого февраля 2019 года, в Москве, ушёл из жизни Сергей Юрьевич Юрский — советский и российский актёр и режиссёр театра и кино.
Средства массовой информации наполнены статьями, фильмами и воспоминаниями об этом невероятно талантливом человеке. Нам, чикагцам, повезло — Сергей Юрский неоднократно приезжал в наш город на гастроли с концертами и спектаклями. Чикаго занимало особое место в сердце Сергея Юрьевича, он любил Чикагскую архитектуру, культуру и чикагских зрителей, которые, конечно же, отвечали ему полной взаимностью. Чикаго так же дорого было Юрскому, потому что в этом городе живет его близкий, старинный друг, ещё с ранних времен Ленинградского БДТ — доктор Александр Гольбин. И  мы попросили доктора Александра Гольбина поделиться с нами воспоминаниями о его друге.

Н.К.: Здравствуйте,  доктор Гольбин

А.Г.: Здравствуйте, Наташа и дорогие чикагцы.

Н.К.: Доктор Гольбин, мне не легко было вытащить Вас на этот разговор. Почему вам так нелегко говорить о вашей дружбе  с Юрским? Нам бы очень хотелось, чтобы Вы поделились своими воспоминаниями с нашими слушателями.

А.Г.: Вы правы, Наташа.  Мне  нелегко говорить о Сергее Юрьевиче Юрском по нескольким причинам. Во-первых,  сейчас полно статей о Юрском и без меня.  Как всегда, после смерти великого человека появилось слишком много  людей, называющих себя его друзьями.  В греческой мифологии герой — это погибший боец.   Сергей Юрский умер  и теперь он стал героем, и все осознали его величие как артиста и как одного из последних могикан старого поколения  мудрых интеллигентов. Естественно, что все, кто его окружал, стараются записаться в друзья, и мне бы не хотелось  стоять в этой очереди.

Во-вторых, мне  выпало счастье видеть и принять маленькое участие во внетеатральной жизни  артистов БДТ, — Сергея Юрьевича Юрского, Георгия Александровича Товстоногова, Светланы  Николаевны  Крючковой и  других, кто ещё не был в Чикаго.  Вы знаете, есть какая-то душевная интимность в этих наших встречах, присутствия при их спорах и их внутренней несладкой жизни, в которой мне была оказана честь  наблюдать и даже участвовать.  Мне доверяли как врачу и, иногда, как другу, а это многого стоит. В этих встречах с великими  есть для меня какая-то святость, которая не для чужих глаз и ушей.   

В-третьих, ещё не прошел момент  привыкания к тому, что  ушел  не просто великий народный артист, а лично я потерял  близкого друга молодости, да ещё такого калибра. Я был на связи с Сергеем Юрьевичем до последнего дня и, как мог, поддерживал его  жену Наталью Тенякову . Я, естественно, всё знал, но всё равно было как-то всё неожиданно. Как-то вдруг  стало пусто и больно. Кстати, я хочу сказать спасибо вам, Наташа, и  другим  чикагским друзьям  за соболезнования.
 
Н.К.: Что для Вас означала дружба с Юрским, какую роль он сыграл в Вашей жизни?

АГ. Сергей Юрский – это моя молодость. Это — лениградская атмосфера, период бурной социальной и профессинальной жизни полной надежд. С подачи моего ровесника, мирового класса  театроведа  Вити Боровского, двоюродного брата Юрского, которого я вылечил, меня признали в БДТ и, по выражению Юрского, я пользовал  многих артистов. А когда я помог «Папе» Товстоногову, я стал в театре своим человеком. Но больше всего я сблизился с Юрским, часто был у него дома. Это прикосновение к  тайнам его творчества, и, главное, с его личностью, формировало меня самого даже как врача-психиатра.

 У Юрского я учился быть, как он говорил, «Человековедом». Ведь артист, он говорил и писал, не только должен «играть» другого человека, быть не просто похожим, но перевоплощаться в него.

Ты знаешь, говорил он мне, почему читать стихи Пушкина надо иначе, чем Есенина? Читая Пушкина, ударения почти всегда надо делать на существительные. Потому что мир Пушкина материален, а взгяд его объективен и точен. А Есениным управляют мимолетные чувства, мгновенно схваченные качества какого-то человека или природы,  и, поэтому, в его стихах ударения должны делаться на прилагательных.   

Доверие таких необыкновенных людей, как Юрский, Товстоногов, давало мне силы и уверенность в себе и тогда, в том, еще советском, мире, и потом, когда мне было одиноко при переезде в  американский, чужой для меня мир, где я был одинок. Сергей Юрский был из тех, кто напутствовал меня словами  «не подведи, ты ТАМ представляешь НАС». Я это помнил всегда. Мнение Юрского обо мне стало, я бы сказал,  моей социальной совестью.

Н.К.: Вы упомянули что искусство перевоплощения Юрского интересно для вас как врача.  Вы можете привести какой нибудь пример?

 А.Г.: И не один пример. Однажды, еще в Ленинграде, он жаловался мне перед спектаклем, что у него сильно болят колени и ему трудно даже подняться на сцену. Я предложил принести таблетки, но был его выход и занавес открылся. Я был поражен, когда он выскочил на сцену и полчаса играл какого-то молодого героя, бегая по сцене и приседая без признаков боли. Когда, уже за кулисами, я спросил как он это сделал. Юрский ответил: « Это был не я , это был «ОН». Нам всем бы так научиться !!

Когда я иммигрировал в Чикаго и мне пришлось мыть больных и заниматься больничной уборкой, Юрский, во время наших телефонных разговоров, говорил мне, что  я должен воспринимать жизнь как театр и должен перевоплотиться из роли доктора, который  играет плохого санитара, в роль хорошего санитара, который мечтает стать доктором.  Как это мне помогло!. А потом, когда я сам стал зав. отделением в этом же госпитале, он говорил мне, что я должен не играть, а воплотиться в лидера, то есть, стать им. И, помня уроки Юрского, я стал лидером большого коллектива врачей.

Н.К.: Что бы вы могли рассказать о личности Юрского как человека?

А.Г.: Есть такое забытое понятие – благородство. Это внутренняя гордость,  старинное понимание чести профессии, верность семье и тем, кого он называет «другом». Это теплота и деликатность к людям. Это – Сергей Юрьевич Юрский, cам нуждающийся в деньгах, он и в трудную минуту любил дарить. Мне он подарил перед отъездом уникальное собрание 12 томов Авиценны на русском и арабском языках. Ещё многие помнят, как трудно было в то время в СССР доставать собрания сочинений, да ещё древних врачей! Когда он приезжал в Чикаго, он накупал лекарства и вещей каким-то знакомым или просителям. Однажды, он попросил достать ему какие-то особые костыли, которые не давят подмышки, для какой-то женщины. Через месяц он позвонил и передал, что эта женщина заплакала, сказав, что эти костыли вернули ей не только возможность ходить, но и веру в людей…. 

В его последний приезд был такой эпизод. Мы возвращались с его концерта в гостинницу. На заднем сидении был его импрессарио Леонид Роберман и они говорили о том, как хорошо его принимали чикагцы. Вдруг, Сергей спросил меня, почему я и мои чикагские друзья не берут его оставленные нам контрмарки, а сами покупают билеты?   Я ему отвечаю: «ты зачем сюда приехал, больной, с такой тяжелой многомесячной подготовкой? Заработать деньги для семьи, верно? И, если мы твои друзья, а не паразиты, то вполне должны этому посодействовать и вполне способны купить себе билеты на твой концерт». Он помолчал, а потом сказал: «Надо же! А в Москве все у меня не просят, а требуют оставлять им билеты, и не один билет, а на целую группу».

На последней нашей встрече у него дома в Москве он сам заговорил о том, что способность дружить – это редкое качество. Перед мои уходом он  и Наташа подарили мне какую-то коробку «на память о дружбе». Я сказал спасибо и постеснялся открыть коробку, поскольку мы уже стояли в дверях. Только вернувшись в Чикаго я обнаружил, что это его именные часы «Ника», поднесенные ему на кино фестивале «Ника». Наташа сказала, что эти часы были для него очень дороги.

 Кстати, о Наташе Теняковой, Наталье Максимовне Теняковой. Мало кто знает, что в 1975,  ей обещали первые роли в БДТ, если она оставит Юрского, и всяческие угрозы, если она не послушается и поедет с ним в Москву. Наташа в тот же день пошла в ЗАГС и поменяла свою фамилию на «Юрскую», оставив «Тенякову» как театральный псевдоним. Она – замечательная актриса сама по себе и даже «переигрывала» Сергея в некоторых спектаклях. Она посвятила свою жизнь быть тенью своего мужа. Оба они очень закрытые, скромные и действительно счастливы друг с другом.

Н.К.: Доктор Гольбин, помимо научных монографий по психиатрии и сну, у Вас уже опубликовано три книги рассказов из цикла «Записки врача психиатра». Планируете ли Вы включить в следующее издание рассказы о Юрском? 

А.Г.: Не знаю. Должно пройти немного времени, пока обычная посмертная шумиха  успокоится. Вот тогда и выяснится, кто помнит Сергея Юрьевича Юрского, а кто забыл… Вот тогда я постараюсь напомнить о великой человечности этого великого человека.

Н.К.: Спасибо за Ваше откровение и за то, что вы поделились с нами такими личными воспоминаниями. Мы с нетерпением ждём Вашей следующей книги рассказов. До новых встреч…. 

А.Г.: Спасибо вам за память о Сергее Юрском…


Из интервью Сергея Юрского «О пьесе Ионеско, Русской Америке и счастье» (1995)

– Какой же видится вам она, Русская Америка? 

– У меня на нее большая надежда. Попробую объяснить. От первой поездки к четвертой, нынешней, я все чаще встречаюсь с молодежью. И если поначалу мне казалось, что это люди,оторвавшиеся от России, ее культуры, то теперь ситуация видится иначе. Я вижу, что отрыва нет. Вот  ведь и сегодня в зале немало было людей в возрасте, однако была и молодежь. Значит, она тянется к  русской культуре. Это радует. 

Говоря о Русской Америке, не могу не упомянуть о том, что несколько моих друзей стали здесь, в этой стране, выдающимися людьми. Назову широко известных Иосифа Бродского, Михаила Барышникова.

Назову людей, не столь известных, но тем не менее добившихся замечательных успехов в своих областях: это работающий инженером в космическом центре в Хьюстоне Марк Зальцберг, доктор Александр Гольбин, у него своя клиника в Чикаго, он работает в  очень серьезном госпитале с детьми, издал книгу на английском языке.

Это живущий в Сан-Франциско фотохудожник Михаил Лемхин, чудесные у него работы; это фотохудожница Нина Аловерт в Нью-Йорке…

У меня здесь, в Америке, сотни друзей и новых в том числе, таких, к примеру, как работающий инженером в Детройте Михаил Вассерман, большой знаток нашей российской культуры, собиратель ее ценностей.

Перечень подобных людей мог бы быть очень велик. Но мне интересны не только те, кто здесь как-то себя прославил. хотя я за них очень рад. Я вижу, как налаживаются тут нормальные отношения человека с обществом, с природой. Все больше и больше встречаю людей, которые нашли здесь себя, построили свою жизнь в этой стране.  

Мы очень многое потеряли, утратив эту общину. Но я говорил о надежде… Эта надежда не на обратный исход, что совершенно нереально, а – на поддержание с нею постоянной дружеской связи.